Не так давно опубликована статистика, свидетельствующая о росте числа протестных выступлений в России. Как отмечают социологи, за второй квартал 2017 года количество протестов в стране выросло на треть по сравнению с началом года, а во втором квартале зафиксировано 378 выступлений оппозиции и гражданских активистов (в первом – 284 протестные акции). При этом, по данным Центра экономических и политических реформ, активизировались как политические, так и социальные протесты. Как в прошлом, так и в нынешнем году большая часть выступлений касалась конкретных проблем – невыплаты зарплаты, требований обманутых вкладчиков и дольщиков, роста коммунальных тарифов, застройки территорий и т. д., однако нерешенность этих проблем, по мнению социологов, привела к определенной политизации протеста.

Вопреки ожиданиям многих, прежде всего западных экспертов, ни один из этих протестов не только не перерос в революцию, но даже не побудил власти пойти на какие-либо серьезные уступки гражданам. Более того, при достаточной четкости конкретных требований участников митингов, протестные настроения в разных слоях российского общества довольно сильно разобщены. Так, часть критически настроенных к политике властей граждан все еще не приемлет компромиссов по части Крыма и Донбасса. Однако, поскольку именно эта группа является основным объектом начавшихся пару лет назад репрессий (пока "точечных", но уже весьма ощутимых), в ней явственнее, чем в других, чувствуется страх перед активным проявлением своей позиции и участием в каких-либо акциях.

Кроме того, у этих людей нет лидера, поскольку все более-менее заметные фигуры, активно выступавшие против "крымско-донбасской" политики Кремля, вынуждены были эмигрировать из России. По сути, система "выдавила" в эмиграцию всех, кто хоть как-то угрожал ее основам, оставив возможность существовать "живыми и на свободе" лишь тем, кто готов к компромиссу. Среди этих людей тоже нет единства. Кто-то стремится попасть во власть и попробовать "влиять на ситуацию изнутри", кто-то ставит целью лишь наказание отдельных коррупционеров, кто-то надеется сместить Владимира Путина и открыто настаивает на последующей люстрации и суде, а кто-то, наоборот, готов "перехватить" власть на условиях максимального компромисса, без всяких последствий для президента и его окружения.

Еще большая разобщенность наблюдается в методах действий. Так, если "легальная" оппозиция все еще настаивает на необходимости участия в выборах, то другая ее часть, напротив, уверена в полной бесполезности и даже вредности такого подхода. Возникает серьезный вопрос, может ли Алексей Навальный, ставший неформальным лидером оппозиционного движения в России, примирить эти подходы?

С одной стороны, важно понимать, что перед Навальным и его сторонниками стоит невероятно сложная задача. Поскольку он является фактическим лидером протестного движения, то именно его, а не кого-то другого в случае неудачи обвинят в "сливе протеста". С другой стороны, Навальный вынужден отчасти играть по правилам системы; как минимум для того, чтобы остаться на свободе, а как максимум, чтобы не оттолкнуть от себя часть потенциальных избирателей. При этом представители его движения надеются заручиться поддержкой Запада и не оттолкнуть от себя диссидентски настроенную часть диаспор за рубежом – но так, чтобы это не было использовано против них на родине. Кроме этого Навальный пытается добиться поддержки у традиционно не "оппозиционной", но недовольной существующим положением дел части российского общества. Попытки выполнить эту невыполнимую задачу приводят к тому, что Навальный и его сторонники оказываются, как справедливо заметила Галина Сидорова, "в незавидном положении чужого и среди чужих, и среди своих".

Недавние попытки Навального в очередной раз прояснить свою позицию по крымскому вопросу решению этой задачи не слишком помогли. С одной стороны, отрадно, что он ставит возможный выход из ситуации в зависимость от мнения хотя бы самих крымчан, а не большинства российского общества, как это делают некоторые видные деятели сторонники. Однако уверенность в "нерешаемости" этого вопроса в течение долгих десятилетий представляется мне чересчур категоричной.

Как верно заметил Сергей Пархоменко, "отделить" Крым от Донбасса в глазах международного сообщества не получится, как бы сильно сам Навальный ни старался разделить эти вопросы. Если даже вопрос о самоопределении крымчан будет поставлен, то осуществляться оно в таком случае будет, скорее всего, под эгидой международных сил, как это имело место в случае с Косовом. Кстати, именно решения международных органов и международных судов помогли бы снять ответственность за решение крымского вопроса с Навального и его команды.

Нельзя сбрасывать со счетов силу российской государственной пропаганды, которая, хочется надеяться, исчезнет при президенте Навальном. Учитывая этот фактор, трудно согласиться, что проблема возвращения Крыма растянется на десятилетия. Не стоит забывать, что перед аннексией Крыма Путин поставил свой электорат перед абсолютно ложной дилеммой: в случае если полуостров не станет российским, там будут стоять "батальоны НАТО" и начнется геноцид русскоязычных. Если вместо этой ложной картины объяснить россиянам и крымчанам реальное положение дел (включая последствия аннексии для каждого из них), картина может существенно измениться.

Если мы признаем, что нынешнее состояние российского общества создано искусственно, путем лжи и манипуляций, значит, новая власть – при условии ее, этой власти, адекватности – не просто сможет, но должна будет развенчать эту ложь. Сама по себе ликвидация последствий пропаганды не является пропагандой, если в ней отсутствуют подтасовки фактов, вымысел, нагнетание агрессии и прочие недопустимые приемы.

Если представить себе, что демократические силы придут к власти в России, то они и могут, и должны объяснить народу: смерти военнослужащих, разрыв со всем миром, включая братские народы, кризисное состояние страны – прямые последствия равно как войны в Донбассе, так и аннексии Крыма. К тому же ничего не мешает гипотетическим новым властям, к примеру, прямо объявить по российскому ТВ, что "крымнаш" – это грандиозный обман и что в результате действий Путина Крым на самом деле не стал "нашим".

И если эти меры действительно будут приняты, совершенно не факт, что даже результаты нового референдума, за который ратует сам Навальный, окажутся в пользу России. Если Навальный действительно не желает стать авторитарным лидером, он должен быть готов и к такому результату. Процесс приведения существующей ситуации в соответствие с нормами международного права может занять годы, но совсем не обязательно десятилетия, поскольку зависит он по большей части от подлинного желания российских властей решать эту проблему по существу.

То же самое можно сказать и по поводу обещанных Навальным "гарантий безопасности" Путину и его семье. Кстати, в том самом интервью, обещая эти гарантии, Навальный назвал прокурора Юрия Чайку и некоторых других чиновников уголовными преступниками, которые должны предстать перед судом. С одной стороны, заверения о гарантиях безопасности можно объяснить как желанием сделать великодушный политический жест, так и необходимостью выживать в созданной Путиным системе. Однако обещания, даже сделанные в силу инстинкта "политического самосохранения", все равно придется выполнять. Возникает вопрос, как Навальный собирается их выполнять? Как, в таком случае, можно говорить о верховенстве закона и справедливого правосудия для всех, если Навальный планирует начинать свое президентство с избирательной юрисдикции?

Конечно, важно понимать, что на минном поле современной российской политики оппозиционеры не могут открыть перед обществом все свои карты. В истории немало прецедентов, когда люди, приходящие к власти, решались лишь на малые реформы, которые в результате приводили к слому всей уже успевшей прогнить системы (как это было в случае с Михаилом Горбачевым). С другой стороны, любые попытки в чем-то вписаться в существующие схемы с целью "заигрываний" с системой лишь продлевают ей жизнь.

Ксения Кириллова – журналист, бывший корреспондент "Новой газеты" (Екатеринбург), живет в США

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции