Ссылки для упрощенного доступа

То пандемия, то война. Беды матрешек из Полховского Майдана


Кадр из фильма "Матрешка на Майдане"
Кадр из фильма "Матрешка на Майдане"

Фильм документального проекта "Признаки жизни"

Село Полховский Майдан в Нижегородской области, по местной легенде, основано среди глухих лесов в 400 километрах от Москвы ссыльными казаками с Дона после разгрома восстания Степана Разина, и жителей его якобы считали "всполошными", неспокойными.

С XVIII века в селе занимались токарным промыслом: точили из дерева посуду, игрушки, разную утварь. В начале XX века начали делать матрешки, обучать этому местных приезжал мастер из Сергиева Посада. Игрушка была тогда очень дорогой: ее показали на выставке в Париже в 1900 году, и она приобрела популярность за границей. На матрешке можно было хорошо заработать, и вскоре в Полх-Майдане во всех дворах точили матрешку, семьями: муж точит, жена красит, дети помогают. Село богатело, продавало матрешки внутри страны и за границей, строилось солидными каменными домами даже после революции, при НЭПе. В 1930-е годы зажиточных мастеров стали раскулачивать. Промысел централизовали, появилась артель. Но домашнее производство матрешек не исчезало, и жители Полх-Майдана отправлялись торговать ими в другие города СССР. Выжил промысел и после крушения Советского Союза. Матрешки по-прежнему были популярны у иностранцев.

Удар по промыслу нанесла пандемия коронавируса, остановившая туризм. А как только отступила пандемия, началась война. Многие майданцы уехали в поисках работы в город, и неизвестно, вернутся ли к своему промыслу. Но остались и те, кто продолжает точить, красить, лачить и верить, что матрешка, уже пережившая тяжелые времена, переживет их и теперь.

Мастера Полх-Майдана в фильме документального проекта "Признаки жизни".

Монологи полх-майданцев

Сначала ковид начался, потом уже война. Думали, что ковид кончится, стали прививки делать, вроде его стало меньше, а тут война, а сейчас ковид опять. Не знаю, до чего доживем. Пока живем. Еще надеемся, только на что надеяться? Пенсию получим – живем. Хорошо, пенсию дают, прибавляют понемножку.

Два года уже матрешки не идут, так, единицы. Люди на заработки выезжают в Москву, в Нижний, в Саров, даже за границу. Сейчас люди все в разъездах, очень много домов пустует. Много [продукции] шло на Запад, на Украину много шло, в Беларусь. В Украину – у нас люди, кооператоры так называемые, собирали и возили, у них заказчики оттуда. Сейчас все мы вне закона, причина не в нас, да и не во власти, наверное, просто так мировое сообщество на нас карикатуры рисует, матрешки с клыками, агрессивная красавица-матрешка.

Наши комитетчики бедноты начали войну со своим народом

Майдан – это площадь, очищенная от леса. А речка у нас Полховка, уже в ручей превратилась. Императорская комиссия 1883 года говорила, что село Полховский-Майдан создано с людьми из разинских, пугачевских шаек. Специальная комиссия специально приезжала и выясняла. С другой стороны, по легенде мы вроде с Дона, казаки. Мне эта легенда нравится.

До 1961 года у нас не было в Полховском Майдане электричества промышленного, один человек точил матрешки, а другой человек вертел колесо, вертаки так называемые. Мы, если побаловаться, на этом колесе, на крюку катались, ребятишки малые, пробовали крутить, но оно было очень тяжелое, это колесо, где-то ростом было два метра, даже с лишочком. Тяжелый труд. Потом грунтовка, потом разрисовывать, потом покрывать лаком, а потом на ярмарки и прочее для реализации, этим жили. Этим занимались много десятилетий. Приезжал мастер из Подмосковья, где-то человек 10–12 обучал. Это было до революции. Революция нас сначала не коснулась вроде, но в 1918 году советскую власть провозгласили, Комитет бедноты. Наши комитетчики бедноты начали войну вести со своим промыслом, со своим народом. Начали конфисковывать, посчитали, что спекуляция какая-то.

Я, дочь, сноха красим матрешки, сын точит

Четыре поколения точно [занимались промыслом]. Я знаю, что дед, прадед и прапрадед. Не знаю, что будет дальше, может, чего-то наладится, может нет. Совсем не прекратится, я думаю. Я лично никак не могу бросить уже, я так и буду точить. Иностранцы обойдутся, пускай обходятся без наших матрешек. И так топить им нечем, хоть бы матрешек набрали, топили бы.

Я думаю, все восстановится, Майдан много переживал всего. На моей жизни было много всего, все пережили и все равно восстанавливались. Я думаю, что восстановится, не может быть, чтобы Майдан исчез. Наши деды и прадеды все работали [в промысле], у меня и бабушка, и мать, – мать у меня пока жива, слава богу, 81 год, но она уже, конечно, не красит ничего, еще в огороде работает. Я, дочь, сноха красим матрешки, сын точит. С 10 лет красить начала. Мать приучала: "Не пойдешь на улицу, садись красить". Вся деревня у нас занимается этим. Если не отвлекаться, штук десять [за день] я могу полностью сделать. Надо же все бросать, ни в огород, никуда не выходить, только сидеть, красить, если заработать или что-то. А если в огород, еще внучата придут – это уже долго.

Стояла, стояла я и ничего не продала

Кто сам точил, красил и сам ездил [торговать]. Я ездила, когда мне наточат, я тогда сама накрашу, налачу и поеду. В Сочи ездила много лет, в Ялте была тоже, в Ярославль ездила, в Туле была, в Нижнем была.

Я поехала в Сургут, из Сургута поехали в Воркуту. Приехали, там ни души, только одни ухабины снежные. Что делать? Матрешек никому не надо. Идет одна чукча, на руках держит маленького. Я ей матрешку показала, она махнула рукой, пошла дальше. Стояла, стояла я и ничего не продала. Воркута хороший город, денежный, я поехала за большими деньгами. Ничего не продала.

Такой мешок наложишь, несешь, тебя не видно. Стоишь, дрожишь, когда еще продашь. Конечно, было обычно перед 8 марта, когда мы ездили. Семь человек надо было воспитать, семь человек у меня было, все были обуты, одеты. Мы сами по себе, у каждого был свой подряд, у каждого был свой дом, все рисовали. Вот такие корзины были. Сейчас никуда, и ни с мешками, и ни с чем.

XS
SM
MD
LG