Столетие Рейгана объединило, пусть ненадолго, две Америки – красную и синюю, республиканскую и демократическую, ту, которая им клянется, и ту, которая не признает его наследства (прежде всего – "рейганомики"). В день юбилея, однако, все признают одно: в Белом доме Рейган был популярным президентом, после него – великим. Что говорить, еще при жизни его именем назвали столичный аэропорт.
В молодости Рейган подрабатывал спасателем. За семь сезонов он спас 77 человек и всю жизнь этим гордился. Став президентом, Рейган мало изменился. Он по-прежнему считал себя спасателем (но не спасителем, как младший Буш). Возможно, это и позволило ему внести свой вклад в нашу судьбу - конец Холодной войны.
Считается, что Рейган разорил коммунизм, втянув его в гонку вооружений, непосильную для советской экономики.
- Звездные войны, - сказали ему в Пентагоне, - чрезвычайно дорогая программа.
- Чем дороже, тем лучше, - ответил президент, - нам она по карману, им – нет.
Но еще важнее оказалась риторическая бомба, взорвавшая привычную к другому обращению политику. Главной ораторской находкой Рейгана стала формула "империя зла", которую он, не доверяя спичрайтерам, сам вставил в свою знаменитую речь.
Тогда, в 1983, мне эта метафора казалась слишком простой – будто в сказке. Но я-то знал быль, и мой опыт жизни в СССР нельзя было пересказать в двух словах. Рейгана, однако, не интересовали хитросплетение гражданских чувств, нюансы партийной политики и диалектика державной этики. Он рубил с плеча и по больному.
Жители двуполярного мира, мы были одурманены ложной симметрией. Бесконечное, как мы думали, противостояние двух сверхдержав заставляло искать в них сходство. Правда казалась слишком сложной, чтобы не разделить ее на два. Рейган, однако, искал ковбойской простоты и недвусмысленной ясности. Поэтому та самая речь, где впервые появилась пресловутая и судьбоносная формулировка, посвящена разоблачению популярной тогда "зеркальной теории": отражаясь друг в друге, соперники становятся почти неотличимы.
Следуя поэтике вестерна (его любимого голливудского жанра), Рейган разделил добро и зло, и сказал, что свобода стремительно и неизбежно приведет к победе первого над вторым. В то время, когда Красная армия была в Афганистане, а Андропов - в Кремле, в это, по-моему, верили два человека (второй - Солженицын). Но за три прошедших десятилетия мир действительно изменился. В более чем ста странах произошли народные восстания; обрушились 85 авторитарных режимов; 62 страны стали демократическими. Конечно, не все перемены привели к лучшему. Понятно, что не все они оказались бесповоротными, и все-таки в нашем веке, как обещал Рейган, больше свободы, чем раньше.
- Чего бы это нам ни стоило, - думаю я, глядя на то, что творится в Каире.
В молодости Рейган подрабатывал спасателем. За семь сезонов он спас 77 человек и всю жизнь этим гордился. Став президентом, Рейган мало изменился. Он по-прежнему считал себя спасателем (но не спасителем, как младший Буш). Возможно, это и позволило ему внести свой вклад в нашу судьбу - конец Холодной войны.
Считается, что Рейган разорил коммунизм, втянув его в гонку вооружений, непосильную для советской экономики.
- Звездные войны, - сказали ему в Пентагоне, - чрезвычайно дорогая программа.
- Чем дороже, тем лучше, - ответил президент, - нам она по карману, им – нет.
Но еще важнее оказалась риторическая бомба, взорвавшая привычную к другому обращению политику. Главной ораторской находкой Рейгана стала формула "империя зла", которую он, не доверяя спичрайтерам, сам вставил в свою знаменитую речь.
Тогда, в 1983, мне эта метафора казалась слишком простой – будто в сказке. Но я-то знал быль, и мой опыт жизни в СССР нельзя было пересказать в двух словах. Рейгана, однако, не интересовали хитросплетение гражданских чувств, нюансы партийной политики и диалектика державной этики. Он рубил с плеча и по больному.
Жители двуполярного мира, мы были одурманены ложной симметрией. Бесконечное, как мы думали, противостояние двух сверхдержав заставляло искать в них сходство. Правда казалась слишком сложной, чтобы не разделить ее на два. Рейган, однако, искал ковбойской простоты и недвусмысленной ясности. Поэтому та самая речь, где впервые появилась пресловутая и судьбоносная формулировка, посвящена разоблачению популярной тогда "зеркальной теории": отражаясь друг в друге, соперники становятся почти неотличимы.
Следуя поэтике вестерна (его любимого голливудского жанра), Рейган разделил добро и зло, и сказал, что свобода стремительно и неизбежно приведет к победе первого над вторым. В то время, когда Красная армия была в Афганистане, а Андропов - в Кремле, в это, по-моему, верили два человека (второй - Солженицын). Но за три прошедших десятилетия мир действительно изменился. В более чем ста странах произошли народные восстания; обрушились 85 авторитарных режимов; 62 страны стали демократическими. Конечно, не все перемены привели к лучшему. Понятно, что не все они оказались бесповоротными, и все-таки в нашем веке, как обещал Рейган, больше свободы, чем раньше.
- Чего бы это нам ни стоило, - думаю я, глядя на то, что творится в Каире.