В России – на немногочисленных более-менее свободных от кремлевского контроля медиаплощадках – оживилась экспертная дискуссия о законах функционирования и эволюции режима Владимира Путина. Яркий текст "Путь, которого нет" на страницах "Новой газеты" в понедельник опубликовал политик и экономист Григорий Явлинский: он считает, что Россию ждет тяжелый и очень опасный кризис. В первом номере нового журнала "Контрапункт" петербургский политолог Владимир Гельман в исследовании "Политика страха" размышляет о том, как российская система власти противостоит своим противникам и за счет чего усмиряет их. Гельман подмечает усиление репрессивной сущности путинского режима – это, по мнению эксперта, естественная стадия развития – и предполагает, в каком направлении будет мутировать Россия Владимира Путина в ближайшие годы.
Если невозможно опираться на использование пряника, то есть стимулы к тому, чтобы более активно браться за кнут
– Репрессивный поворот в России произошел после событий 2011–12 годов, которые, как мне кажется, всерьез напугали российские власти, – говорит Владимир Гельман в интервью Радио Свобода. – В какой-то мере это была реакция на массовые общественные выступления в Москве, в Петербурге, в других городах России. Власти поняли, что надо закручивать гайки, ни в коем случае не допуская распространения протестных проявлений. Но, помимо непосредственной реакции на протестные выступления, есть еще одна очень важная сторона, связанная с тем, что власти в 2000-е годы, благодаря росту доходов, повышению жизненного уровня граждан, получали реальную и вполне зримую массовую поддержку со стороны тех россиян, которые считали, что раз они стали жить лучше, то это заслуга, попросту говоря, Путина, Медведева, их правительств. В 2010-е годы этот механизм перестал срабатывать. Доходы сначала перестали расти, а сейчас мы наблюдаем их снижение. Вкладывать средства в покупку лояльности граждан оказалось невозможным. Об этом свидетельствует, например, история с так называемыми майскими указами Путина 2012 года, которые фактически не выполняются. Если невозможно опираться на использование пряника, то есть стимулы к тому, чтобы более активно браться за кнут.
– Означает ли это, что ресурс кремлевского режима мало-помалу исчерпывается?
– Нет, не означает, просто акцент ставится на другие механизмы. В своей статье я цитирую высказывание американского политолога Адама Пршеворского о том, что тоталитарное равновесие держится на лжи, страхе и экономическом процветании. Если один из элементов этого треугольника перестает работать эффективно, то упор делается на две другие составляющие. Ложь и страх сегодня являются главными инструментами в политике российских властей.
– Судя по тому, что вы пишете, режим, выстроенный под руководством Владимира Путина, – типичный современный авторитарный режим ("электоральный", то есть основанный на формально легитимном приходе правителя к власти). Один из инструментов, который такие режимы используют, – селективная система репрессий, которая применяется против противников режима. Как она действует в России?
Российские руководители стихийно или сознательно пытаются копировать опыт противодействия протестным настроениям, который был выработан в СССР в десятилетия застоя
– Времена массовых репрессий, подобных тем, которые СССР пережил в сталинские времена, уходят в прошлое. Селективные репрессии довольно активно применялись в СССР в последние десятилетия его существования, во времена застоя, когда главные инструменты режима использовались не для того, чтобы подавлять недовольство, а для того, чтобы пресечь его распространение. Цель заключалась в том, чтобы не допустить распространения протестной активности за пределы довольно узкого круга профессиональных диссидентов. И, в общем, советскому руководству удавалось на протяжении довольно долгого времени это недовольство сдерживать, оно потом прорвалось уже в перестроечные времена. Я думаю, что российские руководители стихийно или сознательно пытаются копировать опыт противодействия протестным настроениям, который был выработан в СССР в десятилетия застоя. С одной стороны, противники режима прямо или косвенно подвергаются дискредитации, запугиванию, принуждению к эмиграции. С другой стороны, упор делается на профилактическую работу, на то, чтобы те, кто потенциально может присоединиться к протестному движению, побоялись бы это сделать, опасаясь неприятных последствий для себя и своих семей.
– Это эффективная тактика?
Есть кнут, и есть пряник, задача в том, чтобы правильно их сочетать
– В поздний советский период такая тактика показала свою эффективность, движение протеста было малочисленным. Понятно, что в долгосрочной перспективе протестные настроения удержать невозможно, рано или поздно они все равно проявятся. Как успешно российскому режиму удастся сдерживать протестные настроения, пока судить рано. В своей статье я ссылаюсь на опыт Белоруссии: Александру Лукашенко удается полностью вывести из игры оппозицию и практически исключить для себя серьезные внутриполитические вызовы на протяжении уже достаточно длительного времени. В какой мере Россия может стать большой Белоруссией? Ответ на этот вопрос не очевиден, поскольку не все зависит только от усилий режима.
– У марксизма, вспомню, было три источника и три составных части. У путинской системы их только две – использование репрессивного опыта советской системы и опыта соседней Белоруссии? Или есть еще и третья?
Персоналистские, как их называют политологи, авторитарные режимы крайне редко переживают их создателей
– Набор инструментов для поддержания авторитарного статус-кво, в общем, везде более или менее ограничен. Есть кнут, и есть пряник, задача в том, чтобы правильно их сочетать. Если уж говорить о негативном опыте, то в этом смысле показательным для Путина оказался опыт его партнера Виктора Януковича в Украине. Украинский режим не был репрессивным на протяжении всего постсоветского периода. И когда репрессии были применены против участников Майдана, в конечном итоге это сыграло роль против самого Януковича. Президент Украины потерял власть. Российские власти извлекают из его опыта уроки и идут по пути превентивного сдерживания потенциальной протестной активности.
– Репрессивный поворот в России совершен, режим эволюционирует в соответствии с теми законами, которые вы описали. Что дальше?
– Есть точка зрения, которая подтверждена многочисленными исследованиями: если один раз применение репрессий дало успехи, то власти склонны применять репрессии даже тогда, когда им особенно ничего не угрожает. Проблема в том, что очень часто угрозы возникают совершенно неожиданно и для властей, иногда и для самой оппозиции, как будто из ниоткуда. У страха глаза велики, но можно пропустить удар совершенно с неожиданной стороны.
– Верно я понимаю, что сталинизм Россию не ждет, и срок жизни нынешнего политического режима, скорее всего, может исчисляться сроком биологического существования Владимира Путина на посту президента?
– Режим, возможно, будет мутировать и при жизни Путина. Вы правы в том, что такие персоналистские, как их называют политологи, авторитарные режимы крайне редко переживают их создателей. Мы знаем, что российский режим за время правления Путина менялся довольно сильно. Но что определенно стало следствием репрессивного поворота – и это очень важный момент! – резкое снижение шансов на то, что Путин покинет свой пост мирно, – считает петербургский политический эксперт Владимир Гельман.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
