Город дает диким животным последний шанс

Бабочка-стеклянница (Sesiidae) сумела выжить в техногенной пустыне

Многие виды животных уходят в город, чтобы спастись от хищников и пестицидов. Не все из них могут приспособиться к городской жизни, но те, кому это удается, получают большие преимущества, поскольку оказываются в экосистеме, где нет жесткой конкуренции. Бабочки-стеклянницы, занесенные в Красную книгу, освоили техногенную пустыню, созданную заводом.


От чего зависит, сможет ли тот или иной вид животного приспособиться к городской жизни? Об этом рассказывает старший научный сотрудник лаборатории экологии и охраны природы биологического факультета МГУ Владимир Фридман.


– Каким образом у диких животных сохраняются навыки жизни в городе? Разве они могут передавать их по наследству?


– Я не знаю, как это передается, тут врать не буду. То есть каким образом эти уклонения появляются - непонятно. Они появляются быстрее, чем это возможно при естевественном отборе. Случайные мутации появляются Существенно медленнее. Потому что урбанизация, если говорить конкретно о птицах идет за 10-30 лет. При этом существенно меняется физиология. Скажем, черные дрозды становятся не мигрирующими, размножающимися круглый год, и у них сбивается фотопериод. В норме сезонное размножение зависит от продолжительности дня. Дрозды приобретают возможность размножаться сначала за пределами обычного цикла размножения, а затем круглый год. Меняется морфология. А значит меняется строение.


– Но пока непонятно, являются ли эти изменения наследственными, связанными с изменениями в геноме или это, так называемая адоптивная модификация – ненаследуемые изменения, просто зависящие от того, как птицы питались и в каких условиях они жили.


– Тут очень интересно. С одной стороны эти изменения устойчивые, потому что городская популяция снова в лес не возвращается. Городские черные дрозды, скворцы или стрижи отделяются от лесных и в дальнейшем расселяются по другим городам. То есть это другие птицы с другим образом жизни, с другой физиологией. А с другой стороны генетических различий исследований очень мало. Но есть исследования из Германии по черному дрозду, где уже 150 лет как существует отдельная городская популяция, и различия максимальны между городскими и негородскими птицами, а вот генетических измнений нет, по тем, естественно, маркерам, по которым они смотрели.


– Видимо, 150 лет это очень мало для того, чтобы по генетическим маркерам что-то можно было увидеть. А вот у млекопитающих или у насекомых похожие изменения происходят, когда они приспосабливаются к городской жизни?


– У млекопитающих ситуация очень похожая на ситуацию у птиц. Например, Игорь Жигарев исследовал реакцию грызунов, не мышей и крыс, а диких видов полевок на дорожно-тропиночную сеть, которая возникает в городских лесах и парках. Вот виды с лабильной стратегией не боятся пересекать дорожки, а пересекать дорожку - это опасно для грызуна, здесь охотятся кошки и совы. Если сеть дорожек слишком частая, консервативные виды покидают это место. И вот эти виды с лабильной стратегией, они вовсю пользуются теми выгодами, которые дает частичное разрушение растительности. При умеренном вытаптывании возрастает продуктивность растительности, зеленой массы становится больше на единицу площади и семенного корма больше для грызунов. Виды, которые не испытывают стресса при пересечении дорожек и легко идут в такие частично нарушенные места обитания, они этими выгодами пользуются. Это рыжая полевка, лесная мышь. А вот виды консервативные, например, полевка-экономка, они отступают в последние нетронутые места, а нарушенных участков избегают. И соответственно первым достаются выгоды от освоения города, а не только неприятности, а виды консервативные испытывают только минусы. Мне кажется, разница между видами с лабильной стратегией и консервативной очень напоминает разницу у людей между городской и сельской культурой. Одна – закрытая патриархальная консервативная, а другая открытая, чувствительная к новшествам, умеет поддерживать социальные связи, несмотря на то, что они постоянно преобразуют жизнь горожан.


– То есть среди животных можно найти потенциального горожанина и потенциального сельского жителя.


– Точно так же как и в процессе урбанизации региона. Я здесь понимаю урбанизацию как географический термин: урбанизация территории, урбанизация населения. Все большая часть сельских жителей втягивается в сферу городской культуры, даже если продолжает жить в городе. Нечто похожее происходит и с фауной, только, к сожалению, медленнее, чем нам хотелось бы, многие виды вымирают и вытесняются раньше, чем успеют урбанизироваться из-за того, что наш город плохо к ним приспособлен. Городская политика и интересы-то людей учитывает не слишком хорошо, а интересы диких видов, которые могли бы условия обитания людей улучшить, уж тем более. И конечно, вторая параллель, которую можно провести между человеком и высшими позвоночными: городской воздух делается свободным. Главная выгода освоения городов для диких животных - это то, что они освобождаются от биоценотических ограничений – городские биоценозы не такие насыщенные и высококонкурентные, можно сказать разреженные.


Очень многие виды птиц уходят в город, спасаясь от подъема численности хищников в регионе. Скажем, урбанизация пустельги - это мелкий соколок, ушастой совы и вяхиря во многом объясняется увеличением численности тетеревятника, который их просто съедает за пределами городов. Но, войдя в город, они могут выжить. Тетеревятник их преследует их в городе, но здесь их не съедает. Сейчас в Москве живут и пустельги, и тетеревятники, и ушастая сова, а в Европе вяхирь живет.


– Можно ли сказать, что только виды с лабильной психологией имеют шанс выжить при дальнейшем росте городов, а консервативные – обречены, они могут остаться только заповедниках, а среди людей жить никогда не смогут?


– Думаю, да. Но надежду дает то, что через 10, 20, 30, 60 лет пребывания в напряженном состоянии под давлением растущего городского ядра консервативные виды начинаются лабиализироваться и снова осваивать островной ландшафт города. Важно их сохранить до этого момента, и зная стратегию вида прогнозировать эти сроки. Как раз заказники и заповедники на периферии региона, малоосвоенные в силу экономического вакуума между границей областей они нужны как раз для того, чтобы там вид продержался до того момента, когда он сможет если не урбанизироваться, то хотя бы освоить другие измененные человеком места обитания. Человек никогда не уничтожает дикую природу безвозвратно. Скажем, в той же Англии при строительстве лондонской агломерации было осушено 30 тысяч гектаров болот, но 32 тысяч гектаров техногенных болот появилось. То есть человек, строя городское урбанизировано ядро, всегда создает техногенные аналоги. Появляются водохранилища, отдыхающие вытаптывают поймы рек, исчезают водно-болотные места, а взамен появляется сеть рыбхозов. И многие наши околоводные виды утки, чайки, кулики уже пересели из естественных водно-болотных мест обитания в такие рыбхозы, которые оказываются главными заказниками. Вот если человек вовремя подготовит техногенные аналоги природных местообитаний к принятию диких видов, то город может выполнять непривычную для него и кажущуюся неестественной роль заказника. Скажем, для многих насекомых это важно еще и потому, что в отличие от сельхозугодий, где все обротано пестицидами, в городе пестицидами практически ничего не обрабатывают. Поэтому городские газоны, если их не стричь, а сохранять в виде цветущего разнотравия, могут быть местообитанием диких видов пчел и бабочек. Это 50-60 видов бабочек и перепончатокрылых, которые опыляют эти растения. То есть сплошная выгода.


– Может так случиться, что в городе станут обитать те виды, которые в естественной природе уже исчезли бы, город для них – последний шанс?


– Думаю, да. Во всяком случае, есть один такой пример. Два года назад на конференции по экологии города в Екатеринбурге и один такой пример был приведен. В городе, причем в зоне техногенной пустыни, где завод отравляют все живое вокруг, сохраняется одна из видов бабочек-стеклянниц, которая была внесена в Красную книгу Финляндии и считалась вымершей. Ее обнаружили. Оказалось, что она находит себе пропитание на границе между зоной нарушенной растительности и техногенной пустыней. Это, конечно, казус, но в принципе такие вещи возможны.