Экология городов и пригородов меняется так быстро, что за несколько десятков лет животные не только вынуждены покидать города, но и возвращаться в них вновь. Ученые обсуждают возможности привлечения животных и птиц в город. Это может помочь городу стать полноценной экосистемой.
Почему это происходит, рассказывает старший научный сотрудник лаборатории экологии и охраны природы биологического факультета МГУ Владимир Фридман.
– Какие дикие виды, можно было предоставить теоретически условия жизни в Москве, но которые пока здесь не живут?
– Я бы никого не хотел завозить специально. Я хотел бы помогать тем, кто пытается город освоить. Скажем, в Западной Европе кроме сизых голубей есть большие голуби вяхири, они живут в городах вместе с сизыми. У нас они пока не урбанизировались. Этот голубь жил раньше в крупных лесах Москвы, но с ростом города он из леса ушел. А вот на Западе, где процесс его урбанизации начался немного раньше, он уже город освоил. То есть очень многие виды, оттесненные на периферию области, через 30-60 лет начинают обратный процесс. Они снова завоевывают город. Так Москву освоил ворон, который в 1978 году считался редким видом и встречался только на окраине. В каждом крупном городском парке есть пара ястребов-тетеревятников, а кое-где и две-три.
Был проект по вселению в Москву сокола-сапсана, который еще недавно жил на высотных зданиях. Но это пока менее получается успешно. Насколько я знаю, за последние несколько лет есть только один случай размножения сапсанов. А вот самопроизвольное вселение тетеревятника процесс куда более успешный, чем рукотворное переселение сапсана и если этому процессу не мешать, не уничтожать места, то это пойдет вполне успешно.
– Получается, что далеко не каждый вид птиц предпринимает попытки освоить городскую среду?
– Скажем так: не все это делают сразу. Моя научная работа как раз заключается в попытке, просмотрев птиц Подмосковья, определить, какие виды будут урбанизироваться сразу, какие через 10 лет, какие через 30 в зависимости от лабильности или консерватизма жизненной стратегии вида.
Если взять, например, пестрых дятлов или синиц, то есть один-два выскочки, как называл их наш известный орнитолог Владимир Васильевич Леонович, они урбанизируются почти сразу легко и быстро. Но есть виды с более консервативной стратегией, они чрез 10-20 лет пребывания в оттеснении, как вороны или ястреб-тетеревятник, лабиализируются и начинают урбанизировать.
– Вы говорите, что есть консервативная или лабильная стратегия. А можно определить, что какой вид сможет легко изменить свои привычки?
– Это можно определить по двум вещам. Во-первых, по реакции на колебание кормовых запасов. Лабильный вид легко переселяется на другое место, где корма много, а вид консервативный старается удержать прежние территории, прежние поселения, перейдя на другой вид питания и соответственно он более уязвим. То есть в условиях нестабильной среды виды лабильные виды переселяются с одного хорошего места в другое, а консервативные виды все время стараются жить в одном месте, где уже сложилась сеть поселений. Второй признак, по которому можно отличить лабильные виды от консервативных, я говорю о близких видах одного рода, где это различие достаточно четкое - это реакция на фрагментацию или уничтожение места обитания. Скажем, есть два близких вида уток, которые у нас в Москве гнездились, хохлатая чернеть и красноголовый нырок с очень близкой экологией. В условиях Москвы практически они экологически идентичны. Но когда уничтожили люблинские поля, хохлатая чернеть начала гнездиться в других местах, лишь бы из города не уходить. А вот красноголовый нырок сразу уходит. Лабильные виды способны к нетипичным изменениям.
– Могли бы вы назвать какие нетипичные изменения в поведении птиц в городе?
– Когда синицы вместо того, чтобы гнездиться в дуплах, как положено, гнездятся в нишах в стенах, в отверстиях труб, например, в отверстиях сваренного турника - это нетипичный способ гнездования. Или когда те же синицы, например, в Западной Европе научились открывать бутылки с молоком, которые молочник оставляет на пороге дома, – это использование нетипичных способов корма. Или когда птица строит гнездо, используя антропогенные предметы, скажем, проволоку.
– Когда синицы научились открывать молочные бутылки было замечено, что это умение очень быстро распространилось в популяции.
– Вообще синицы умеют копировать кормовые методы друг друга. Это – социальное обучение. Когда в природе есть многовидовые стаи синиц и когда гаечки, один из видов синиц, находят часть кроны, где успешно можно кормиться, подлетает большая синица, сгоняет ее и начинает кормиться сама тем же способом. И учитывая, что у ястребов-тетеревятников, освоивших город, нетипичные способы охоты в сумерках – по-соколиному – эти признаки проявились уже в первом-втором поколении птиц, которые поселились городах. Это либо прямое обучение, либо дестабилизация той изменчивости, которая есть под покровом нормы. Потому что в качестве редких аномалий все эти нетипичные случаи они есть и в природных популяциях. То есть в городе в общем не возникает ничего нового. Но существенно повышается частота аномалий. Аномалия по отношению к человеку, высокая толерантность вместо пугливости может появиться у одной особи сразу, а в природе обычно такое сочетание не встречается.
– По наблюдения западных орнитологов, в городе птицы чаще поют ночью, поскольку днем шумно, и чтобы слышать друг друга, они переходят на ночное пение. В Москве есть какие-то наблюдения по этому поводу?
– В Москве, к сожалению, нет. Пение ночью было показано для зорянки в Англии. Это понятно, поскольку зарянка сумрачный вид, ей сдвинуть активность на ночное время легче, чем, например, синице. Бельгийцы анализировали пение больших синиц в сорока городах Европы, сравнивая пение в городе с пением в сельской местности. И они показали, что идет сдвиг в более высокочастотную область, чтобы в условиях зашумленности птицы могли адекватно свою песню распознавать. Но должен сказать, что это не уникально. Те же зашумления происходят и в природных местах обитаниях. И у птиц в краевых зонах автодорог изменения те же самые: птицы тоже начинают петь в более высоких тонах и петь громче.
– Китайские ученые обнаружили то же явление у лягушек, которые живут около бурных горных ручьев, где непрекращающийся шум воды, оказалось, что лягушки научились квакать в ультразвуковом диапазоне, чтобы слышать друг друга.
– Я пытался, анализируя пение зябликов, посмотреть, чем техногенный шум отличается от природного, что например, в высокогорье, когда наши распространенные виды поют в условиях шума речек, они поют редко, но координация между соседними самцами при этом не уменьшается, а вот техногенный шум скоординированность пения соседей разрушает. Я сейчас пытаюсь сопоставить данные по пению зябликов в окрестностях автодорог в Подмосковье и понять, что разрушает нормальные связи в группировке.
– Как вы оцениваете скоординированность группы птиц?
– Мы сравниваем число песен, спетых, скажем, за минуту. Подсчитывается динамика числа песен спетых за минуту у соседних зябликов, за которыми наблюдатель следит, а дальше применяются методы анализа временных рядов, то есть если мы видим, что в условиях отсутствия шума есть периоды координированного пения, а в условиях наличия шума периоды координированного пения исчезают, либо один поет интенсивно, остальные замолкают, либо случайным образом друг на друга накладываются песни разных птиц, то можно сделать заключение, что именно шум их разбалансирует. Особенно если наблюдать в разных точках, различающихся именно уровнем интенсивности трафика.
– Почему для птиц важно петь скоординировано, и как этому мешает город?
– Самцы певчих воробьиных, – это важно не для всех птиц, а только для певчих воробьиных, – самцы певчих воробьиных, прилетев, занимают территорию и охраняют ее. Территория привлекательна для самок. И соответственно, чем интенсивнее они поют и чем устойчивее они поют, чем ритм пения устойчивее ко всяким природным несообразностям – похолоданию или падению доступности корма, тем больше вероятность, что он привлечет не одну самку, а две, и привлечет раньше, чем другие. Но они враждуют с соседними самцами. И вражда бывает как непосредственная в пограничных конфликтах, так и в песенных дуэлях. Они встречаются на границе и начинают петь, при этом стараются копировать песню соседа. Песня имеет разные варианты и особо агрессивная ситуация связана с тем, что самцы копируют песню друг друга пока кто-то не уступит и не начнет петь только в промежутках между пением более успешного соседа. Поэтому через некоторое время возникает организованный хор, когда доминантные самцы поют, так, как они хотят, как им внутреннее желание подскажет, а более подчиненные вступают в паузах между пением доминантов. Но возвращаясь к теме города, понятно, что всякий шум эту слаженность разрушает. К природным шумам была возможность как-то приспособиться из-за стабильности шумов, сезонности, а к городским, наверное, нет, слишком быстро город эволюционирует.
