Яков Кротов: Этот выпуск программы посвящен молитве, а также не молитве. Можно ли молиться, и в каких ситуациях молиться не следует, если таковые есть? Ближайший повод для программы – встреча Папы Римского и Патриарха Московского. Перед этой встречей секретариат Патриарха официально объявил, что патриарх не будет молиться с Папой Римским.

У нас в гостях трое православных людей – отец Иоанн Свиридов; православный и композитор Владимир Ковальджи и по телефону – отец Михаил Ардов.

Отец Михаил – священник Русской Православной автономной церкви, настоятель Храма святых царственных мучеников на Головинском кладбище. Остальные участники – канонические (тысячи извинений - это в лучшем смысле слова).

Первый вопрос: а почему вдруг делается заявление, что Патриарх не будет молиться с Папой Римским, зачем было это подчеркивать? Светская публика не обратила внимания, но я думаю, что у многих верующих людей, не очень хорошо разбирающихся в тонкостях церковной жизни, возникает вопрос: а почему бы не помолиться?

Иоанн Свиридов: Я работал вместе с нынешним Патриархом, с его предшественником, и с его предшественником. Он молился не только с католиками. Он член Центрального комитета Всемирного совета церквей. Может быть, для вас это неожиданность, но для многих это неожиданность вдвойне. Он неоднократно молился и с протестантами, поскольку Католическая церковь во Всемирном совете церквей является не членом, а корпоративным участником, притом участником только одной из программ – "Вера и церковное устройство", в других католики не участвуют, поскольку у них своя концепция видения мира.

А сегодняшняя ситуация мне непонятна, поскольку это нелогично. И в то же время, логично, поскольку теперь от Патриарха Московского и всея Руси Владимира Гундяева ждут совершенно другого подхода к экуменическим проблемам. Экуменизм здесь разваливается. Я учился в экуменической школе, так что - я дипломированный экуменист. (смеется)

Михаил Ардов: Мы являемся истинно православными, а православные каноны категорически запрещают молиться с еретиками, каковыми, с нашей точки зрения, являются католики. И в Патриархии есть довольно много священников, которые это исповедуют. Так что это некоторая уступка консерваторам в патриархии.

Иоанн Свиридов: А какие каноны вы имеете в виду? Таких канонов не существует!

Михаил Ардов: Канон исключает молитву человека из Церкви с еретиком. Сейчас не хочется брать книгу правил, но я могу процитировать.

Яков Кротов: Каноны, которые запрещают молиться с еретиками, запрещают даже бытовое общение с ними, все-таки существуют. Отсюда старообрядческая традиция – разбить посуду, из которой ел человек вроде нас с вами.

Иоанн Свиридов: Но не существует канона по поводу того, что католики являются еретиками. Мы исповедуем символ веры, в котором отсутствует понятие еретика. Кроме того, Католическая церковь не является еретической.

Яков Кротов: А вот это вопрос отцу Михаилу. Почему католики – еретики?

Михаил Ардов: Это надо обратиться к истории Церкви, к великому расколу. Они приняли какое-то количество совершенно недопустимых догматов.

Иоанн Свиридов: Этот вопрос выяснялся в течение 50 лет, с 1964 года, может быть, даже дольше.

Яков Кротов: Вообще-то, о нем писал еще Владимир Соловьев.

Иоанн Свиридов: Владимир Соловьев писал совсем о другом – о взаимоотношениях Римской церкви и Православной церкви. Но вопрос о значимости филиокве обсуждался в течение последних 50 лет очень серьезными богословами, которые пришли к выводу, что филиокве – это частное богословское мнение, которое возникло в Испании, это местная традиция. Все, догматический вопрос снят!

Яков Кротов: Догматический-то снят, а в реальной жизни он есть.

Иоанн Свиридов: В реальной жизни устройство Церкви – это совсем другое.

Яков Кротов: Тогда я заслонюсь теми же канонами. 45-е апостольское правило: "Епископ, пресвитер или дьякон, с еретиками молившийся токмо, да будет отлучен".

Иоанн Свиридов: Но католики не являются еретиками!

Яков Кротов: "Епископ или пресвитер, принявший крещение, или жертва еретиков, извергати повелеваем, кои бо согласие Христове с велиалом". То есть - какая может быть гармония у Христа с сатаною?

Иоанн Свиридов: Если вы историк, то понимаете, что послание, которое вы цитировали, не является документом, относящимся к подлинным.

Яков Кротов: Как сказать… Я прочел эти правила из учебника Московской духовной академии, автор – протоиерей Владислав Цыпин.

Иоанн Свиридов: Протоиерей Владислав Цыпин – известная одиозная личность. Мы в Академии критически относились к этому документу.

Яков Кротов: Но важно, что десятки, а может быть, сотни тысяч православных в России (и не только в России) считают это правило подлинным, оно цитируется в постановлениях различных поместных православных церквей. Оно входит в православную традицию. И пока мы будем спорить, подлинное оно или нет, люди не молятся с католиками. Поэтому я все-таки прошу Владимира Владимировича сказать, в чем, с его точки зрения, логика запрета молиться с еретиком?

Владимир Ковальджи: Прежде всего у людей возникает вопрос: что значит – «не молиться»? Я зашел один раз в единовеческий храм в Москве. Поясню, что единоверцы – это своеобразная уния внутри Московской патриархии, они служат по старому обряду, но они в составе РПЦ, Московского патриархата. Я зашел в этот храм, просто стою, и вид у меня, старообрядцев не раздражающий, но, поскольку там три с половиной человека (это маленькая община), то на меня все косятся, особенно дюжие охранники. Наконец, они не выдерживают, подходят ко мне и начинают спрашивать, кто я такой. Я рассказываю, что православный, РПЦ, а он говорит: "Хорошо, стойте, только не молитесь".

Это совершенно замечательная фраза! Она кажется абсурдом и вызывает смех у любого, кому я это рассказываю. Но надо понимать, что он имел в виду. Есть слова, которые имеют близкие, но разные смыслы.

Ярким примером является слово "пост". Например, в субботу, согласно канонам, поститься запрещено, это просто как ересь. И когда человек несведущий читает такой канон, он думает: не понимаю, мне священники говорит – причащаться в воскресенье и обязательно хотя бы накануне поститься, значит, я пощусь по субботам - все, я еретик. Но в знаменитой книжке Александра Шмемана "Великий пост" он популярно объясняет, что есть пост аскетический, длительный, и пост совершенный, евхаристический. Суббота - это священный день, поэтому даже в Великий пост суббота и воскресенье – литургические дни, и совершенный пост запрещен. Всю субботу нельзя ничего не есть от зари до зари. А просто аскетический пост – не вкушать мяса и читать каноны, готовиться к причастию – пожалуйста.

И то же самое происходит с молитвой. Когда мы говорим о личной молитве, как о разговоре с Богом, это одно, а когда мы говорим о молитве общественной, богослужебной – тут совсем другое дело. Она является еще и исповеданием, и некой совместной декларацией, поэтому в Церкви существует некий канонический формализм. Он ярко проявляется в вопросе о священстве, например. Если мы будем разбираться, кто достоин совершать литургию, то думаю, что абсолютно все недостойны. Если мы будем выбирать только самых достойных, начнем драться друг с другом, то я буду считать, что Вася достоин, а он будет считать, что достоин Петя. Поэтому Церковь придерживается такого канонического формализма: он правильно рукоположен, значит, можно считать, что он священник, его таинства действительны. Сам он при этом может быть алкоголиком, кем угодно.

Вот то же самое с молитвой. Когда имеется в виду совместная богослужебная молитва, она идет не просто как молитва в личном смысле, а как общее исповедание и общее свидетельство о том, что мы вместе как Церковь. И в этом смысле Церковь запрещает самочинно соединяться в единую Церковь с теми, с кем мы формально не являемся единой Церковью. И здесь не важно, еретики католики или нет, они – другая Церковь. Раскол ведь есть, это факт.

Иоанн Свиридов: Раскол хуже, чем ересь.

Владимир Ковальджи: Вот пока формальный раскол есть, демонстрации полного церковного единства не происходит, потому что это просто противоречит логике. То есть это не духовный, не мистический, а формальный вопрос.

Иоанн Свиридов: Самый серьезный вопрос – разрешение молитвы за неверующего, когда разрешается частная, не церковная молитва, вне подачи церковных записок, которые тоже являются рудиментом некоторого особого типа православия. Неверующий - не еретик, не раскольник, это больше, неверующий – это отсутствие церковного единства. Но разрешается молитва за него частным образом.

Яков Кротов: Это означает, что когда в Храме Христа Спасителя, скажем, молились о погибших при терактах, при взрывах в Париже или взрывах в самолете, или о погибших в землетрясении армянах, то это нарушение нормы?

Владимир Ковальджи: В общем, да.

Яков Кротов: А насколько критично тогда молиться с католиком? Вот придет к вам кардинал - вы с ним "Отче наш" можете прочесть, или тоже не стоит?

Михаил Ардов: Не буду с ним читать "Отче наш". В храме я за неверующих, за еретиков, конечно, никогда не молюсь, но в частной молитве дома у меня есть такой список, где эти некрещеные. Католиков, конечно, там нет. Можно молиться за любого человека. Вот он некрещеный, самоубийца, как за него молиться? И я говорю: лично можешь молиться, а когда подаешь в церковь записку, напиши его крещеных родственников и всех сводников, и таким образом ты косвенно как бы молишься за него. Из любого положения есть выход.

Яков Кротов: Отец Михаил, а вы не тайный иезуит? Способ иезуитский... А вот прошение, молитва великой епитимьи, но мирной епитимьи о плавающих, путешествующих, недугающих, страждущих, пленных (я лично добавляю – заключенных)… Вы молитесь только о тех, кто плавает и верует, а о неверующих?

Михаил Ардов: Я молюсь в данном случае за всех, а Господь знает, он может помиловать любого, призвать и так далее. Я молюсь, не делая различий.

Яков Кротов: Допустим, к вам в храм придет Папа Римский, встанет и начнет молиться. Вы пошлете охранника сказать ему, чтобы прекратил?

Михаил Ардов: Нет. Но, если он едет на этот коммунистический остров Куба, то в мой храм он не придет. Они выбрали очень смешное место. Я, конечно, понимаю, почему. Если бы они встретились где-то в Европе или даже в Америке на территории какого-то храма, то получилось бы, что кто-то из них к кому-то пришел на поклон. А так они выбрали такое экзотическое место, про которое я говорил, что они предпочитают трехмерное пространство двухмерному – встречаются не на квадрате, а на кубе. (смеются) Было бы более экзотично, если бы они встретились в Пхеньяне, у Ким Чен Ына, это вообще была бы просто комическая встреча.

Яков Кротов: И все-таки, в Евангелии сказано: "Где твое или трое соберутся во имя мое, там и я среди них, и молитесь…" Имеется ли разница, соберутся они в костеле, в Храме Христа Спасителя или в аэропорту?

Иоанн Свиридов: Вы не понимаете одной вещи – опасений, как бы чего ни вышло. Сейчас идет подготовка в Всеправославному совещанию, которое ведет к Всеправославному собору. Исключены все насущные вопросы, которые могли бы разделить верующих, включая переход на новый стиль и на русский язык.

Яков Кротов: А действительно, двое или трое – это уже Церковь?

Владимир Ковальджи: Вот именно поэтому и существуют эти каноны, потому что "где двое соберутся во имя мое, - говорит Христос, - там я посреди них". Если я, скажем, собрался вдвоем с уважаемым мусульманином и хочу помолиться…

Иоанн Свиридов: Если мы откроем журналы Московской патриархии после 1964 года, то там такое количество молитв с еретиками, которые проводили все члены Синода… И это зафиксировано в фотографиях.

Яков Кротов: Ну, значит, они исправились!

Иоанн Свиридов: Нет, они не исправились.

Яков Кротов: Они принесли покаяние.

Иоанн Свиридов: Нет, никакого публичного покаяния не было.

Яков Кротов: Ну, зачем публичное? Частное. Я хорошо помню последний взрыв экуменизма – 1997 год, конференция в австрийском городе Грац, после которой было объявлено, что Московская патриархия тоже занимает позицию наблюдателя, дистанцируется от Всемирного совета церквей, и, по-моему, уже там митрополит Кирилл, будущий нынешний Патриарх, не молился.

Но я еще раз спрашиваю: а вот, допустим, армянин, член Армянской церкви, основной, то есть той, которая считается еретической… Отец Михаил Ардов, вы будете молиться с армянином?

Михаил Ардов: Не буду. А что касается 60-х годов, то есть же документы – когда сняли Николая Крутицкого и поставили Никодима возглавлять иностранный отдел, было задание от Совета по делам религий – усилить атаку. Их отправили на чудовищный Второй Ватиканский собор, который принял чудовищные решения, привел к старообрядческому расколу, когда кардинал Лефевр и его сторонники отошли от Папы, - соответственно, все это было сделано по указке из ЦК и КГБ. О чем тут говорить?

Яков Кротов: Но армянин скажет: "Давай помолимся во имя Иисуса Христа, Господа нашего".

Михаил Ардов: Ты помолись в этом углу, а я помолюсь в этом!

Яков Кротов: Почему? Ведь имя-то одно.

Михаил Ардов: Потому что они - монофизиты, еретики, я с ними молиться не буду. Существование таких старостийных юрисдикций, как наша и греческая… Мы никогда не будем с ними молиться, потому что это запрещено канонами! Пускай они молятся, я их не сужу…

Яков Кротов: А как это совместить со словами Спасителя, которые я цитировал, - "двое или трое во имя мое"? Не во имя догматов…

Михаил Ардов: Читайте, что сказано у Спасителя в Евангелии, и что сказано у апостола Павла, как надо относиться к еретикам. «Если он Церкви не слушает, будете как язычники.» Это понятие есть еще в Новом Завете.

Иоанн Свиридов: Отец Михаил, при самом глубоком уважении к вам я вынужден сказать, что на протяжении последних 150 лет вопрос о монофизитстве раскрывался доподлиннейшим образом. И этот вопрос становится краеугольным камнем того, что мы не понимаем друг друга. Дело в том, что тексты, которые пришли в Армению и к коптам, пришли с опозданием, они не могли присутствовать на Халкидонском соборе. И переводы были настолько чудовищные! Севир Антиохийский, который является святым Армянской церкви и святым Православной церкви одновременно, подтверждает эту тенденцию, и эта тенденция никоим образом не мешает взаимоотношениям двух церквей. Так что это дохалкидонские церкви, древние православные церкви, за которые ратуют сегодня два православных человека, один из них – Римский Папа, а другой – Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

Михаил Ардов: Да пускай эти еретики – и Кирилл, и Патриарх, – молятся за кого угодно! Мы их не признаем. Даже хотя бы из-за нового стиля, который был проклят на Константинопольском соборе, когда он еще только появился. С новостильниками я тоже никогда молиться не буду. Вот и все.

Яков Кротов: Отец Михаил, вот, например, ваша пожилая прихожанка, лет 80-ти, может быть, не очень грамотная, не разбирающаяся в догматах, в календарных стилях, она ходит к вам, потому что ей хорошо там молиться, и я думаю, что это правильный критерий. И, допустим, мы ее поставим, как на экзамене, и будем спрашивать, что она думает о взаимоотношениях ипостасей во Христе, что она думает о календаре, и вдруг выяснится, что она, в общем, не против нового календаря, что она, может быть, отвергает письмо папы Льва Великого 449-го года. И вы тогда, что же, ее, как язычника и мытаря, выставите из храма?

Михаил Ардов: Таких, 80-летних, у меня не очень много, но мы довольно часто говорим обо всех наших разногласиях с мировым православием, с этим будущим их еретическим собором и так далее. В мире есть какое-то количество таких, как мы, и мы никогда не признаем новый стиль. А у патриархии почти все зарубежные приходы – новостильники, и они это одобряют.

Владимир Ковальджи: Я не буду оспаривать слова отца Михаила, у него своя правда, у меня - своя. Здесь имеет место здоровый или нездоровый, но все равно вполне объяснимый канонический формализм. Неважно, что, предположим, мы уже поняли: армяне вовсе не монофизиты, по исповеданию у нас с ними нет…

Яков Кротов: Но какие-то еретики, наверное, существуют! Вот приходит еретик…

Владимир Ковальджи: Здоровый формализм заключается в том, что совместная молитва является декларацией полного единства, а полного единства на самом деле нет, потому что церкви все равно в разных юрисдикциях, друг друга не признают, и все.

Яков Кротов: А молитва, что, от этого перестает быть молитвой?

Владимир Ковальджи: Мы говорим о разных видах молитвы. Это как пост – две разных молитвы. Молитва в ключевом понимании – это личный разговор с Богом, богообщение, а молитва совместная, богослужебная, находится в очень формальных рамках, и это совсем другое.

Яков Кротов: "Отче наш", который я читаю в квартире, и "Отче наш" в церкви – это разные молитвы?

Владимир Ковальджи: Мне кажется, что уважаемый отец Михаил только что немножко спутал эти понятия. Он говорил, «разойдемся по разным углам». Если дома, если не в литургической обстановке, то эти формальности, конечно, несущественны, и можно с любым христианином читать молитву "Отче наш". В канонах имеется в виду только богослужебная, формальная сторона, которая подчеркивает единство, именно административное, каноническое единство, а не мистическая, духовная и прочие размытые категории.

Яков Кротов: Хорошо, но вот существует традиционная практика Всемирного совета церквей, и не только его, у католиков каждый год в феврале – неделя молитв о христианском единстве, и туда регулярно ходят высокие лица из Московской патриархии. Так все-таки на этих встречах они, значит, не молятся, а только присутствуют при чужой молитве?

Владимир Ковальджи: И молятся тоже. Литургическое сослужение представителей двух административно разных, не признающих друг друга юрисдикций – это как бы нонсенс, и это не практикуется. А встать вместе и прочитать молитву "Отче наш" – да, конечно, может Патриарх с Папой, и в этом нет ничего канонически страшного.

Яков Кротов: Отец Михаил, как насчет "Отче наш" не в рамках литургии?

Михаил Ардов: Я бы сделал так. Пускай бы он читал, а я бы стоял рядом. Но вместе публично молиться я бы не стал ни с кем. А зачем? Вы поймите, это совершенно не актуальная тема! Сейчас христиан в мире очень мало, и у нас есть общие интересы. Мы должны заниматься вместе благотворительностью, помощью гонимым христианам и так далее.

Я вам расскажу такую историю. В 2000-х годах я служил на приходе в английском городе Гилфорде. Дочка одного из моих прихожан замужем за католиком, более того, лефевристом, у них много детей. И однажды меня повезли на самый восточный берег Англии, где стоял небольшой лефеврийский монастырь. Меня привезли на латинскую мессу, которую запретили еще на Втором Ватиканском соборе. И я там присутствовал.

Там было немного людей, и это было так трогательно, и храм – это такой маленький домик. А там стояли строительные вагончики, и маленький вагончик был разделен на две части – это были кельи 3-5 монахов. Служил священник лет сорока, и после службы мы с ним побеседовали. Я ему сказал: "Я представляю такую часть православия, которая подобна вам, лефевристам, в Католической церкви. Мы не признаем модернизма и все такое". Мы поговорили, и он сказал: "Ну, а что нам делать?" На это я ответил: "Каждому - придерживаться своей традиции, а судить нас будет сам Господь Бог".

А еще у меня была знакомая американка, профессор-славист. Она родилась в католической семье. И она работала в штате Огайо, в университетском городке. Она пошла в местный католический храм, но молиться там не могла, потому что там нечесаные молодые люди с гитарами во время мессы что-то такое пели. В результате она пошла в англиканский храм, где все еще было прилично. Таким образом, она как бы перешла к англиканам. Вот что происходит в мире! Какие там Папа с Патриархом, Боже мой!

Яков Кротов: То есть православная жена с католиком-мужем "Отче наш" читать за едой не должна?

Михаил Ардов: Вопрос о совместной молитве должен решать их приходской священник. Думаю, в принципе, могут. Это же такая молитва… Один пускай прочтет, а другой как бы…

Иоанн Свиридов: Молитва нужна всем верующим людям, которые не относятся к типу подражания чужой вере, но относятся к вере как к богословскому термину, как к символу веры. Символ веры предполагает наличие молитвы между христианами, которые в силу обстоятельств, жизненной судьбы развалились между собой. Я имею в виду, конечно, самых близких между собой – католиков и православных. Нет более близкой Церкви в мире, потому что та и другая Церковь относятся к уникальной позиции, основной смысл которой – традиция вероисповедания. Я воспринимаю Католическую церковь как родную себе и критикую ее больше, чем кто-либо другой.

Яков Кротов: Еще раз, вот обед, жена – православная, муж – католик, и зачем им читать совместно "Отче наш"? И вообще, зачем тогда молиться?

Иоанн Свиридов: Можно избрать любой способ молитвы. «Мы благодарим тебя за то, что ты подал нам эту еду на сегодняшний день.»

Яков Кротов: А зачем вообще тогда читать "Отче наш"? Если "Отче наш" - такая молитва, что ее можно читать стадионом, тогда ее можно читать и в одиночку. А если я ее не могу прочесть с женой, которая… ну, вдруг она перейдет в католичество? Тогда зачем я ее и в одиночку буду читать?

Владимир Ковальджи: Я не могу ответить на этот вопрос, потому что не считаю, что существуют два христианина, которые не могут вместе прочитать "Отче наш" .

Яков Кротов: Отец Михаил тоже так считает, только, с его точки зрения, католики – не христиане! А христиане могут читать друг с другом молитву "Отче наш".

Владимир Ковальджи: У меня был один товарищ, чтец в храме, где я был регентом, а потом он перешел в одну из альтернативных православных юрисдикций. После этого мы как-то встретились на улице, и он говорит: "Надо к вам как-нибудь зайти, мне нравится, как ты поешь. Я на всенощную как-нибудь зайду, на литургию мне заходить нельзя…" То есть их учили, что на литургию в еретическую Московскую патриархию нельзя ходить, даже присутствие на ней уже есть соучастие в богослужении. Если отец Михаил Ардов присутствовал во время лефеврийского католического богослужения, то он уже сам себе противоречит. Он не имел права там присутствовать!

Яков Кротов: Я тоже читал Новый Завет. Там сказано: "молитесь непрестанно". Как можно, непрестанно молясь, при этом с кем-то не молиться? Если вы непрестанно молитесь, а рядом идет католик или протестант и тоже непрестанно молится, вы будете молиться вместе?

Владимир Ковальджи: Речь идет только о демонстративной совместной богослужебной молитве. И, прежде всего, имеются в виду священнослужители, а не миряне. Есть известное словосочетание – "каноническое общение". Это не чай пить и рассказывать анекдоты, а это именно сослужить. Только эта узкая область!

Иоанн Свиридов: Я в свое время не только участвовал, но и был автором молитвы за христианское единство, где участвовали представители и Армянской церкви, и Римской Католической церкви… И я не сожалею об этом.

Михаил Ардов: С благословения нашего начальства от лица православия мы провозглашаем анафемы всем еретикам и молился за то, чтобы Господь их просветил и привел к Церкви. Вот и все.

Яков Кротов: Где-то (не уверен, что в Библии) было слово "милосердие". В переводе на светский язык это звучит как "презумпция невиновности". Ведь можно с лупой смотреть, точно ли человек выразился – "Дух Святой исходит от сына" или "через сына". А можно отложить лупу куда-нибудь в дальний ящик и принять человека, не вдаваясь в детали.

Михаил Ардов: Но поскольку это принято на Первом Вселенском соборе, нет такой власти, которая могла бы вставить это. Это действительно ересь!

Иоанн Свиридов: Это был Второй вселенский собор.

Яков Кротов: Соборы приняли многие каноны. Один канон, например, запрещает лечиться у врача-еврея. Но соборы ведь не отменяли милосердия как основного направления христианской жизни. Может быть, закопать эти богословские разногласия и не вникать в них? 99 армян из 100 наверняка не знают, в чем своеобразие армянской теологии, ну так и пусть не знают. Как вам такой пасторский подход?

Михаил Ардов: Безусловно, не знают, но поскольку это имеет национальный характер, то они от этого не отойдут.

Яков Кротов: А вот умирает армянин – прийти и причастить? Или вы, не приведи Господи, будете умирать где-нибудь в Армении, и кругом ни одного православного. Придет к вам помолиться хотя бы армянский католикос - вы что, ему скажете: "Ты молись…"

Михаил Ардов: Не буду ни в коем случае! Он не находится в Православной церкви, а я - православный.

Яков Кротов: Зато он находится в вашей больничной палате. Разве это не более существенно?

Михаил Ардов: Нет, это не более существенно в данном случае. Я думаю, что Господь простит и поймет. Ну, не было там православного священника…

Яков Кротов: А если католикос умирает и позовет вас, вы тоже откажетесь?

Михаил Ардов: Я пойду, поговорю с ним, но причащать его не буду, конечно!

Яков Кротов: Пап и патриархов мало, а простые-то люди в беде, в несчастье, в больнице, и объединить молитву… Все-таки Отче - не «мой», а «наш».

Владимир Ковальджи: Совсем недавно в ГУЛАГе так и было: и протестанты, и православные, и католики в лагере, в тюрьме молились вместе.

Яков Кротов: Отец Михаил, "Отче наш" по нужде в концлагере?..

Михаил Ардов: В отчаянной ситуации Господь сам разберется с этой молитвой! Но имеется в виду церковная молитва, имеется в виду нормальное существование, и тогда надо, с моей точки зрения, уклоняться от еретиков. Вот и все. А в таких условиях, как концлагерь - о чем там говорить? Более того, я не могу осудить своего друга Михаила Борисовича Мейлаха: он православный, но он сидел в лагере вместе с каким-то католическим священником, который добывал там немножко вина и хлеба и совершал католическую мессу, и Михаил Борисович причащался с ним. Но это экстремальные условия. А в нормальной жизни надо, как в Священном Писании…

Яков Кротов: Напомню слова Владимира Буковского, когда его выслали из России в обмен на Луиса Корвалана. Он выходит из самолета, и западные журналисты его спрашивают: "Сколько заключенных в СССР?". Буковский отвечает: «340 миллионов человек». Прошло 40 лет – изменилась ли ситуация?

Владимир Ковальджи: Количество заключенных изменилось.

Яков Кротов: А актуальны ли слова пророка Ветхого Завета о том, что Спаситель приходит к заключенным, сидящим в тюремном мраке? Это экстремальная или нормальная ситуация? Молиться ли с тем, с кем вроде бы нельзя молиться, но в крайнем случае можно? Вот определить край - я думаю, это нравственный, духовный долг любого верующего христианина.