Продолжение серии. Начало читайте здесь.
Американским радиоастрономам из научно-фантастического романа Карла Сагана "Контакт" удается уловить послание инопланетного разума. И вот сигнал раскодирован и превращен в телевизионное изображение. Однако полученная картинка повергает руководителя проекта Элли Эрроуэй в шок.
Перед Элли оказалось зернистое черно-белое изображение массивной трибуны, украшенной колоссальным орлом. В твердых когтях орла...
– Обман! Подделка! – в голосах слышались изумление, недоверие, насмешка и легкая истерия...
Теперь она видела четко... В когтях орла была зажата свастика. Камера взмыла вверх: над орлом появилось улыбающееся лицо Адольфа Гитлера, он махал скандирующей толпе. Простой и скромный мундир без знаков отличия.
Густой баритон диктора наполнил комнату звуками немецкой речи. Дер Хиир подошел к ней.
– Вы знаете немецкий? – шепнула она. – Что он говорит?
– Фюрер, – медленно перевел тот, – приветствует весь мир, собравшийся в германском отечестве на открытие Олимпийских игр 1936 года.
Фрагмент фильма 1997 года "Контакт" режиссера Роберта Земекиса по одноименному роману Карла Сагана. Элли Эрроуэй – Джоди Фостер.
Репортаж с открытия берлинской Олимпиады был первой в истории человечества публичной телевизионной трансляцией. Вот гуманоиды его и поймали на просторах Вселенной.
Телевизионные передатчик и приемник были созданы на основе оптомеханической системы немецкого изобретателя Пауля Нипкова. Для показа берлинских Игр народу в городах Германии было оборудовано 28 "телевизионных комнат", вход в которые был свободным.
Но телевидение было тогда еще редкостным аттракционом. Главным орудием пропаганды Третьего рейха стало радио.
Германия начала радиовещание для иностранной аудитории на коротких волнах в 1926 году, в период Веймарской республики. В этих передачах было много немецкой музыки, а выпуски новостей и разговорные программы предназначались для немецкоязычных слушателей. Передатчик был достаточно мощным – есть свидетельства об устойчивом приеме программ на Среднем Западе США.
Гитлер и Геббельс считали радио важнейшим инструментом пропаганды как внутри страны, так и за рубежом. В дневнике Геббельса есть ликующая запись от декабря 1925 года, когда у него появился радиоприемник:
Радио! Радио! Радио в доме! Немец забудет для радио профессию и отчизну. Радио! Новый способ обуржуазивания! Все есть дома! Идеал обывателей.
При этом его дико бесят джазовые программы:
Слушал омерзительное радио (негритянство, искусство недочеловеков).
Задолго до своего прихода к власти Гитлер и Геббельс планирует создание могучего министерства, которое будет контролировать образование, кинопроизводство, радиовещание, исполнительские и изобразительные искусства. Геббельс называет этот план "великим проектом", а свою будущую должность – "революционной". Запись от октября 1932 года: "Мы уже готовы составить список новых сотрудников радио, если мы за ночь придем к власти". 30 января 1933-го Гитлер становится канцлером, и хотя его партия в Рейхстаге не имеет большинства, следующие парламентские выборы проходят в условиях полного контроля нацистов над прессой. Геббельс записывает:
Я подробно обсудил с фюрером начинающуюся предвыборную кампанию. Теперь легко вести борьбу, поскольку все средства государства в нашем распоряжении. Радио и пресса подчиняются нам… Радио меня немного тревожит. На всех решающих постах по-прежнему сидят бонзы старой системы. Надо их как можно скорее выкурить, во всяком случае, до 5 марта, чтобы они не мешали концу нашей предвыборной борьбы.
Спустя еще пять месяцев:
Радио – гнездо коррупции. Вычистить навоз!
Руководителем радиовещания Геббельс назначил Ойгена Хадамовски, возглавлявшего отдел пропаганды НСДАП и считавшегося специалистом пиара. Он успешно провел чистку, о чем не без гордости объявил подчиненным в августе 1933 года специальным извещением:
Мы, национал-социалисты, обязаны проявить достаточно динамизма и энтузиазма, чтобы молниеносно завоевать Германию и остальной мир. Партайгеноссе д-р Геббельс поручил мне 13 июля 1933 очистить германское радиовещание от влияния противников нашего дела. Теперь я могу сообщить, что эта работа проведена полностью.
До прихода нацистов к власти доля радиовещания в информационном потоке была невелика. Геббельс увеличил ее многократно. Однако для большинства немецких семей радиоприемник оставался предметом роскоши. Квалифицированный рабочий зарабатывал в месяц 120–150 рейхсмарок, а за радиоприемник нужно было заплатить 200–400. Поэтому уже в 1933 году Имперское министерство пропаганды совместно с Объединением производителей радиовещательного оборудования разработало программу массового выпуска дешевого "народного приемника" (его полное название – VolksEmpfänger der Nationalsozialistischen Revolution – "народный приемник национал-социалистической революции").
Условием участия производителей в программе было согласие на государственное регулирование цен. Дешевизна аппарата компенсировалась небывалыми объемами производства. Вместе с приемником покупатель получал комплект ламп на замену перегоревшим, тоже по заниженной цене. Дабы не допустить спекуляции лампами на черном рынке, на каждую из них наносилось предупреждение о запрете такой торговли.
Советский журнал "Радиофронт" писал о народном радиоприемнике:
Основное достоинство этой конструкции – простота устройства, прочность, изящное оформление. Весь приемный комплект VE 301, включая лампы, индукторный громкоговоритель и выпрямительное устройство, как предполагают, будет стоить 76 германских марок... Все приемники с питанием от сети переменного тока монтируются в металлическом ящике-футляре, а приемники второго и третьего вариантов (с питанием от сети постоянного тока или батарей. – В. А.) – в деревянных ящиках, изготовляемых из особой породы дуба, который, "по желанию самого Гитлера", привозится из Тюрингии и Эрцгебирге.
Аббревиатура VE означала VolksEmpfänger – "народный приемник", а цифры 301 – дату 30 января. В этот день Гитлер был назначен рейхсканцлером Германии.
Далее "Радиофронт" сообщал следующее:
Чтобы выполнить требование Геббельса, заключавшееся в том, чтобы народный приемник, обладая всеми положительными качествами современного радиоаппарата, в розничной продаже стоил не дороже 76 марок, германские радиопромышленники вынуждены были пойти на "невероятные жертвы": отказались от получения какой бы то ни было прибыли на этих приемниках. При всем этом стоимость приемника VE 301 получалась выше этого предела, и поэтому пришлось исключить дополнительный контур отстройки, который по первоначальному проекту входил в комплект приемника VE 301.
... Исключение из комплекта контура отстройки сделано для того, чтобы затруднить народным массам прием заграничных станций. Во всяком случае, такие дополнительные контура изготовляются теми же фирмами, которые выпускают и сам приемник VE 301, но продаются отдельно. Принимая во внимание материальное положение немецкого безработного, понятно, что далеко не всякий сможет приобрести такой дополнительный контур. Официально же исключение из приемного комплекта дополнительного контура мотивируется желанием якобы избежать повышения установленной Геббельсом стоимости всего приемного комплекта – 76 марок.
Осуществляя программу производства "народного радиоприемника", Третий Рейх, помимо выполнения политической задачи, создавал и рабочие места, в том числе в лесной и деревообрабатывающей промышленности. Приобретение "народного радиоприемника" было объявлено долгом каждого немца. Именно берлинский завод Siemens Гитлер выбрал для своего последнего перед выборами выступления 10 ноября 1933 года. Речь транслировалась на всю Германию. В учреждениях и на предприятиях персонал в обязательном порядке собирался для ее прослушивания у радиоприемников в своего рода "красных уголках".
Но обработки одних только немцев было мало. У Гитлера были большие международные планы. Следовало развернуть масштабную радиопропаганду, адресованную иностранной аудитории.
Директором иновещания в Третьем рейхе стал Курт фон Бекман. Это был странный выбор для нацистов. Бекман получил образование в области истории, философии и юриспруденции, свободно говорил на трех иностранных языках и объездил весь мир. В 20-е годы он занимал пост директора мюнхенского отделения Научно-исследовательского института культурной морфологии. Можно считать эту дисциплину в какой-то мере научной основой доктрины национал-социализма. Но тогда к предшественникам нацизма надо причислить и основоположника культурной морфологии Освальда Шпенглера.
В веймарский период Курт фон Бекман увлекся радиовещанием, стал директором Баварского радио и начал вещание за рубеж. Уже в марте 1933 года он получил предложение от Геббельса и принял его. Он не был убежденным нацистом, хотя и вступил в партию. Бекман также представлял Германию в Международном союзе электросвязи. С началом Второй мировой войны он вышел в отставку по болезни.
Именно при Бекмане немецкое иновещание стало действительно международным. К началу войны Берлинское радио вещало на 12 языках. Его программы были адресованы слушателям всего мира, включая Африку и Южную Америку.
Вот одна из самых первых передач для Северной Америки. Сначала звучат позывные. Затем голос диктора произносит: "Говорит Германия! Сердечные приветствия всем друзьям DJC в Северной Америке. Мы хотим доставить вам удовольствие немецкой народной песней". Песня в исполнении детского хора, правда, не народная – это "Липа" из вокального цикла Франца Шуберта "Зимний путь". Снова говорит диктор: "Спасибо всем за множество чудесных писем. Надеемся, вы запомните, что каждый день, настроившись на эту волну, вы сможете наслаждаться программой из Германии. Мы завершаем это послание дружбы нашей музыкальной заставкой".
Настоящим триумфом нацистской пропаганды стали летние Олимпийские игры в Берлине в 1936 году, и радиовещание сыграло в этом успехе одну из главных ролей. Каждый день Берлинское международное радио открывало свои программы звуками фанфар, мелодию для которых написал композитор Пауль Винтер, во время войны – генерал-лейтенант вермахта.
Олимпийский гимн был заказан выдающемуся немецкому композитору Рихарду Штраусу. В письме к своему другу и либреттисту Стефану Цвейгу он жаловался, что ему ужасно скучно сочинять музыку для плебса, потому что сам он терпеть не может спорт.
"Олимпийский гимн" Рихарда Штрауса. Текст Роберта Лубана. Оркестр Берлинской государственной оперы. Хор Берлинского радио. Дирижер Рихард Штраус. Запись 1936 года.
Нацистская пропаганда становилась все более агрессивной. Одновременно Геббельс пытался максимально сократить объем негативной информации о Германии. Иностранные радиожурналисты в то время пользовались передатчиками немецкого радио. Их тексты перед эфиром проходили строгую цензуру. Но как быть с передачами иностранного радио на немецком языке? Их пробовали глушить, но генераторы шума мешали слушать немецкое радио. Для дешевых моделей требовалась, как уже сказано выше, специальная приставка – "контур". Но стоил он не так уж дорого – всего 27 марок. А более солидным моделям контур не требовался.
С началом войны проблема "вражеских" нацистам "голосов" становится неотложной. Прослушивание иностранных радиопередач объявляется преступлением против Рейха.
Уильям Ширер, возглавлявший бюро CBS в Берлине, пишет в своем "Берлинском дневнике":
Много немцев приговорены к длительным тюремным срокам за то, что слушают иностранные радиостанции, но все равно многие продолжают слушать. Их, действительно, так много, что сегодня вышло официальное предупреждение. В нем говорится: "Никакого снисхождения не будет к безрассудным нарушителям закона, которые слушают вражьи выдумки".
Геббельс, запись в личном дневнике от 14 декабря 1939 года:
У нас очень многие слушают иностранное радио. Я велел вынести и опубликовать несколько драконовских приговоров. Может быть, это поможет.
И снова Ширер, февраль 1940 года:
На днях мать одного немецкого летчика получила от люфтваффе извещение, что ее сын пропал без вести и его следует считать погибшим. Пару дней спустя Би-би-си, ежедневно передающая из Лондона списки немецких военнопленных, сообщила, что ее сын в плену. На следующий день она получила восемь писем от друзей и знакомых, которые слышали, что ее сын жив и находится в плену. После этого история приобретает дурной поворот. Мать заявила на всех восьмерых в полицию, сообщив, что они слушают английское радио, и их арестовали.
Делиться услышанным от иностранного радио стало смертельно опасно.
В феврале 1942 года гестапо арестовало 17-летнего Хельмута Хюбенера. Он и его друзья слушали передачи BBC, составляли из услышанного листовки и распространяли их: наклеивали на доски объявлений, бросали в почтовые ящики, незаметно засовывали прохожим в карманы. Народный суд Гамбурга приговорил Хельмута к смертной казни. 27 октября 1942 года ему отрубили голову гильотиной в берлинской тюрьме Плетцензее. Его сообщники Рудольф Воббе и Карл Хайнц Шниббе получили более мягкие приговоры.
Молодой католик Вальтер Клингенбек и его товарищи слушали не только BBC, но и "Радио Ватикана", тоже распространяли листовки, а еще пытались смастерить радиопередатчик, чтобы опровергать ложь Геббельса. Его арестовали в Мюнхене в январе 1942-го и казнили в августе 1943 года. Ему было 19 лет. Его друзей Ганса Хаберля и Даниэля фон Реклингхаузена приговорили к восьми годам каторги каждого.
Для вещания на иностранных языках нацисты привлекали носителей этих языков. Для британцев потрясением стало участие в этих передачах любимца читающей публики, создателя цикла о Вустере и Дживсе Пэлема Грэнвила Вудхауза.
Вторая мировая война застала Вудхауза на севере Франции, в курортном городе Ле-Туке на побережье Ла-Манша. Как и другие жившие там англичане, он никак не ожидал, что французская армия капитулирует так быстро. Оккупационные власти конфисковали дом и автомобиль Вудхауза, а самого его интернировали и трижды переводили из лагеря в лагерь. В июне 1941 года его освободили, а вскоре радиослушатели Америки, а потом и Англии услышали его голос в эфире Берлинского международного радио.
Сначала нас посадили в тюрьму, потом в казарму, потом в средневековый замок. И только после этого в один прекрасный день на плацу ко мне и остальным нашим ребятам присмотрелись получше и наконец-то приняли правильное решение. Нас отправили в город Тост, что в Верхней Силезии, и поместили в местный сумасшедший дом, где я и провел последние сорок две недели...
Юноши, начинающие строить жизнь, нередко спрашивают меня, как бы им попасть в концентрационный лагерь? Для этого, говорю я, существуют разные приемы. Я лично воспользовался таким: покупаешь виллу в Ле-Туке на побережье Франции – и жди, пока придут немцы. По-моему, этот способ самый верный и самый необременительный. Ты покупаешь виллу, а все остальное делают они.
Вудхауз: По тому, в какой спешке все это происходило, можно было предположить, что наш поезд отходит где-то не позже половины двенадцатого. Но ничего подобного. Наш комендант был человек предусмотрительный. Я думаю, он когда-то опоздал на ответственный поезд, и этот случай не выходил у него из головы. Факт таков, что он обеспечил доставку на вокзал нашей группы интернированных иностранцев к одиннадцати часам сорока минутам утра, а тронулись мы с места в восемь часов вечера. Так и представляешь себе его разговор с отвозившим нас сержантом по возвращении последнего: "Ну, что, поспели эти ребята на поезд?"... "Да, сэр, были на месте за восемь часов двадцать минут до отправления"... "Ух ты, едва не опоздали. В следующий раз смотрите не откладывайте выезд до последней минуты".
Он говорил о своих мытарствах в свойственной ему ироничной манере, только ирония была горькой.
Вудхауз: В целом, подводя итог своему арестантскому опыту, я бы сказал, что заглянуть в тюрьму для ознакомления небезынтересно, но жить там я бы не хотел, хоть вы мне ее подарите. С моей стороны никаких слез при расставании не было. Я был рад, что покидаю тюрьму. Последним, кого я видел, отъезжая, был стражник, который захлопнул дверь арестантской кареты и отступил на шаг, показывая, что путь свободен. Он сказал мне: Au revoir, – что, по-моему, было не совсем тактично.
Диктор: Вы прослушали вторую из серии еженедельных радиопередач мистера Вудхауза, которые мы транслируем по нашей станции.
Эти программы произвели бурю возмущения на Британских островах. Сам министр иностранных дел Энтони Иден назвал Вудхауза предателем. Его заклеймили позором автор "Винни-Пуха" Милн, драматург Шон О'Кейси, назвавший Вудхауза "дрессированной блохой". Позднее Вудхауз именно так озаглавил свои мемуары.
Наталья Трауберг, которая перевела тексты радиовыступлений Вудхауза, написала также и его апологию.
Сам Вудхауз ответить на обвинения не мог, более того, он ничего о них не знал, в Берлине английских газет не было. Когда же узнал от приехавшей к нему жены, то страшно растерялся. Все последующие годы, горько ругая себя за глупость, он повторял одно и то же: ему писали многие американцы, и он хотел поблагодарить, а главное, подбодрить всех сразу – смотрите, мы как-то тут все-таки живем. Если не понять таких объяснений, нам в его деле не разобраться. Однако понять их трудно, очень уж мы в этом отношении отличаемся от Англии.
Там – есть, а у нас – бывает редко очень удобный для окружающих императив поведения, который они называют stiff upper lip ('держать себя в руках, не распускаться'). Он удобен, но небезопасен: легко запрезирать тех, кто его не соблюдает или просто сорвался; ведь это позволяет собой гордиться, а других – стыдить. Собственно, как и всякий императив, применять его надо только к себе. Вудхауз к себе и применял. Он считал неделикатным обременять людей своими горестями, и мало того – хотел ободрить и утешить их.
И далее – о конкретных обвинениях. В частности, о том, что сотрудничество с радио было условием его освобождения из лагеря и что Вудхауз получал высокие гонорары за свои выступления:
Никакого сговора не было. Выпустили Вудхауза из лагеря по двум причинам. В том году, осенью, ему исполнилось 60 лет, а Германия, как ни странно, Женевскую конвенцию соблюдала... Когда он приехал в Берлин, гостиницы были переполнены. В отель его пристроил старый приятель по Голливуду. Тогда особой роскоши там не было, а если для иных гостей и была, Вудхаузы в их число не входили. Жили они скромно, брали на ужин хлеб из ресторана, маленький мясной рацион отдавали собачке... Денег они от немцев не получали.
Джордж Оруэлл, выступивший в защиту Вудхауза, утверждает: автор был наивен, пусть даже глуп, но злых намерений не имел и не оправдал надежд нацистов – они отказались от его услуг после пяти передач. Свою статью, написанную в 1945 году, Оруэлл заключает так:
В то жестокое время простительно было негодовать на поступок Вудхауза, но обвинять его три-четыре года спустя – утверждая к тому же, что он сознательно изменил родине, – непростительно. Мало что в этой войне было отвратительнее нынешней охоты за изменниками и предателями. В лучшем случае одни виновные наказывают других виновных. Во Франции ловят всякого рода мелких крыс: полицейских, продажных журналистов, женщин, спавших с немецкими солдатами, – не замечая, что крупные крысы остаются безнаказанными. В Англии яростнее всего против предателей выступают консерваторы, призывавшие к миру в 1938 году, и коммунисты, призывавшие к нему же в 1940-м. Я пытался показать здесь, как несчастный Вудхауз – потому лишь, что успех и жизнь вдали от родины позволили ему так и остаться мыслями в эдвардианской эпохе, – стал пешкой в пропагандистском эксперименте, и полагаю, что пора уже, наконец, считать это дело закрытым. Если американцы поймают и расстреляют Эзру Паунда, это утвердит его репутацию как поэта на многие века, – так и мы, если изгоним Вудхауза, лишим его британского гражданства и заставим поселиться в Соединенных Штатах, то в конце концов сами же этого устыдимся. Если мы и вправду хотим наказать людей, ослаблявших в критическую минуту боевой дух нашего народа, то есть и другие, кто и поближе к нам, и больше заслуживает наказания.
(Перевод Андрея Азова)
Так все и вышло. После войны супруги Вудхаузы поселились в США. В Англию Вудхауз так и не вернулся.
15 июля 1961 года, в день, когда Вудхаузу исполнилось 80 лет, к нему в эфире BBC обратился из-за океана с поздравлением и покаянием другой великий трагикомический писатель Англии – Ивлин Во. Он настаивал на том, что Вудхауз не только не совершил никакого предательства, но и на свой лад помогал Англии в войне:
Выступая по немецкому радио, он ни словом не обмолвился ни о политике, ни о Гитлере, ни о нацистской системе вообще. Самое лестное, что он сказал о наших врагах, – это что они такие же люди, как и мы: не какие-то особые, выдающиеся, приятные – а просто люди. Со своим неповторимым юмором он откровенно рассказывал обо всех своих приключениях, начиная с того, как победившая армия вошла в Ле-Туке, и кончая заключением в лагерь для интернированных, где его выбрали директором лагерной библиотеки и он смог продолжать работу над своими романами. Если не считать этой должности, на которую его выбрали сами же заключенные, никаких других льгот ему предоставлено не было. Скитаясь по Европе под надзором тупых и исполнительных бюрократов, он с восхитительной стойкостью и юмором переносил лишения, которые сломили бы человека вдвое моложе его. Когда весь мир взирал на немецкую армию как на неодолимую машину, он описывал неразбериху в ее тылах.
Мистер Вудхауз, если вдруг вы слышите меня по ту сторону океана, я хочу сказать, что вы всегда были для меня образцом великодушия. Вы говорили, что познакомились с человеком, который двадцать лет назад нанес вам столь тяжкое оскорбление, и даже подружились с ним. Пожалуйста, простите заодно и всех остальных, кто дурно о вас говорил и думал.
(Перевод Андрея Азова)
В канун 1975 года, после того как с него были окончательно сняты все обвинения, королева возвела его в рыцарское достоинство (вместе с Чарли Чаплином), но и ради этой церемонии 93-летний писатель на родину не поехал. Спустя полтора месяца он скончался.
Вудхауз в своем доме на Лонг-Айленде. Съемка BBC разных лет
Продолжение серии читайте здесь.
