Одним из главных событий кинематографического года в России стал фильм Кирилла Серебренникова "Ученик". Когда осенью этот фильм выходил в прокат, на обсуждении зрители говорили о том, что пьеса немецкого автора Мариуса фон Майенбурга, ставшая его сценарной основой, не совсем гладко ложится на российские реалии.
Можно сказать и другое: сами эти реалии представлены в фильме с некоторым заметным смещением. Является ли актуальной в нынешних условиях сама фигура религиозного фанатика, потенциального основателя тоталитарной секты? Не в этом специфика религиозной проблемы в России. Главное здесь – повсеместное идеологическое наступление церкви, стремящейся к захвату культурного поля в России, отнюдь не фанатизм отдельных религиозных отщепенцев. Но фильм построен так, что поневоле начинаешь сочувствовать представителю церкви, пытающемуся усмирить фанатика, ввести его в социализированный религиозный круг.
Еще один интересный момент на этом обсуждении. Его подчеркнул сам режиссер Серебренников, высказавший некоторое удивление по поводу того, что говорившие о фильме обошли вниманием едва ли не главную его сюжетную линию: мальчика-инвалида Гришу, который стал "учеником" фанатичного проповедника Вениамина. Фильм ведь и называется "Ученик", так что этот Гриша и есть, если угодно, протагонист картины. Гриша сделан человеком гомосексуальной ориентации. И неоднократно говорится в фильме об Иоанне, любимом ученике Христа, который возлежал на персях Учителя.
Действительно, это тема, далеко выходящая за рамки нынешних российских церковных и культурных проблем. Это тема если не метафизики, то метапсихологии христианства, как она была поставлена еще сто лет назад Василием Розановым в его книгах "Люди лунного света" и "В темных религиозных лучах". Розанов истолковал тип первохристианина как сублимированного гомосексуала, "содомита" в номенклатуре Розанова. Отсюда "нечувствие пола" в христианстве, считал Розанов, на этот случай забывавший, что существуют просто-напросто альтернативные сексуальные ориентации, что ни о каком преодолении пола говорить нельзя, пол непреодолим, это бытийная реалия.
Конечно, историческое христианство, став господствующей религией, преодолело, вернее, растворило в себе сам этот первоначальный тип христианина. Но догадка Розанова была, конечно, замечательным усмотрением. И то, что эта тема возникает там и тут, а вот сейчас обнаружилась в фильме Серебренникова, всячески заслуживает внимания, на отсутствие которого у критиков с сожалением указал сам режиссер.
Однако тут вина не только критиков: эта тема плохо, а вернее, никак вообще не связана с сюжетным стержнем фильма, с линией фанатика Вениамина. То есть сюжет фильма двоится: с одной стороны, метафизика христианства, с другой – феномен религиозного фанатизма. Это разные темы, и увязать их в один сюжет не удалось.
Вот такой же недостаток присущ другой недавней заметной, даже нашумевшей картине – "Левиафану" Звягинцева. Там такое же расхождение тем: с одной стороны, неправедная власть, социальное измерение, с другой – иррациональность самого бытия – в линии жены героя, изменившей мужу с его лучшим другом и защитником. У Звягинцева оказалось два Левиафана, два кита: один из Гоббса, второй из Библии, где мученик Иов предстает жертвой не злых и неправедных властей, а самого Бога. А у Серебренникова в "Ученике" смешаны темы метафизики христианства и церковной практики, шире – религиозной жизни вообще. Одна тема гасит другую.
Но фильм "Ученик" не теряет от этого интереса и своих имманентных достоинств. Автор "Юрьева дня" остается значительным художником, от которого мы вправе ожидать многого.
