Ссылки для упрощенного доступа

Ваши письма. 9 июня, 2017


«Я чувствую, Анатолий Иванович, - пишет Наталья Сапрыкина, - что это высказывание не по делу. Я взяла его из диспута в сети. Один человек напал на «серое большинство, на быдло», как он выразился, у которого такие вкусы, что оно охотно смотрит самые низкопробные вещи по телевизору, в театрах и кинотеатрах. Вот как ему отвечает другой: «Это серое большинство пошло умирать за вас в сорок первом и последующих годах. Оно роет канавы, строит дома и дороги, водит самолёты и поезда, лечит, преподаёт, вытаскивает из горящего дома, выживает, как может, и - да! - именно оно покупает билеты в театр. Да здравствует серое большинство!». Это высказывание, Анатолий Иванович, многим понравилось, и эти многие – сплошь крымнашисты, вот что характерно. А я в раздрызге. Мне даже кажется, что такая защита простого человека должна быть обидна для него в первую очередь. Тут есть какая-то неправда, какая-то натяжка, а объяснить ее я не могу». Перед нами, Наталья, отзвук того, что когда-то было названо народопоклонством. Были времена, когда просвещенные баре открывали для себя народ. Это были крепостные крестьяне. Веками их не считали за людей, а тут сразу перегнули палку: стали не просто уважать их, а поклоняться им, все им прощать, затемнять их пороки и превозносить достоинства. Это все дело давнее, а следок остается. Некоторым приятно любить народ. И все было бы ладно, мило, только народа-то уже нет. Сплошняка «трудовых масс» нет. Есть сколько-то рабочих, сколько-то сельских жителей, есть госслужащие, включая учителей и врачей (они, бедные, все еще на положении чиновников), есть военные и менты, очень много всяких сторожей, есть немало самозанятого люда. Много пенсионеров. Больше, чем нам кажется, людей, которые сами не знают, чем заняты. До недавнего времени далеко не все могли получать сносное образование. Тем, кто не пошел учиться после школы, присваивалось высокое звание: «простой народ». Сегодня почти любое образование человек может получить, не выходя из дома, если, конечно, захочет. И что, перед тем, кто еще не захотел, я должен преклоняться и защищать его от сильных мира сего? Он сам себя может защитить, если опять же захочет. «Надо думать, а не улыбаться, / надо книжки трудные читать», - сказал когда-то поэт. Так что стоит ли смотреть на человека снизу вверх только потому, что он предпочитает ничего не читать и даже не улыбается, а лыбится?

Слушайте следующее высказывание: «В бессильной злобе от невозможности решить дело силовым путём Украина идет на мелкие пакости типа блокады, запретов "чуждой" культуры, языка и проч. Впрочем, должен признать, все эти действия объяснимы и с точки зрения военной стратегии вроде "все для фронта, все для победы!", "героям слава!". В ущерб собственному имиджу миролюбивой европейской страны». О себе автор этого высказывания сообщает, что он москвич, «философ, психотерапевт, литератор». Старается вникать в отношения России и Украины. Если встать на его позицию, то с Украиной все обстоит намного хуже, чем он себе представляет. Разумеется, «запретов "чуждой" культуры, языка и проч.» в Украине нет, но очередная попытка украинизации есть. Попытка, надо признать, довольно слабая, на «мелкую пакость», пожалуй, не тянет, но она, эта попытка, никак не связана с военной слабостью страны. Она, эта попытка, связана со слабостью украинства, с тем, что у него остается все меньше шансов устоять под напором русскости. Здесь срабатывает – может быть, последний раз – почти заглохший инстинкт украинского самосохранения. Что это значит? Это значит, что если бы Украина смогла «решить дело силовым путем», то есть, освободить Крым и оккупированные районы Донбасса, то украинизация или дерусификация, что одно и то же, из «мелкой пакости» в глазах московского «философа, психотерапевта, литератора» превратилась бы в крупную, поистине – в пакостищу. Почему? Потому что у людей прибавилось бы веры в себя, в свое племя, в его будущее, в его, как обычно в таких случаях, миссию.

В свое время, когда стало ясно, что дело идет к распаду СССР, в разговорах об этом обозначилось беспокойство, как бы нерусские народы не загнали себя в национальные гетто. Сейчас об этом говорят, имея в виду одну Украину, хотя никуда не делись и другие бывшие советские республики. Опасаются, что Украина, отстраняясь от России, изолирует себя от культуры как таковой, будто она, Украина, тянется не к Западу, а куда-то во внекультурное пространство. Работает давняя русская уверенность, что лозунг: «Прочь от Москвы!» на деле означает не что иное, как «Прочь от мировой культуры!». Казалось бы: ну, посмотрите, не мудрствуя, например, на Польшу. Она долго была частью Российской империи. Москва запрещала польский язык, подавляла польскую культуру, вешала, ссылала в Сибирь наиболее упрямых и воинственных противников растворения Польши в России. Полякам повезло больше, чем украинцам. Сегодня они погружены в свою национальность так глубоко, как украинцы вряд ли когда-нибудь погрузятся в свою. И что же? Кто-нибудь говорит о культурной самоизоляции Польши? В свое время довольно далеко продвинулась русификация Прибалтики. Уже четверть века Литва, Латвия, Эстония держат себя на весьма почтительном расстоянии от Москвы. И что же? Кто скажет, что для них перестала существовать мировая культура? Конечно, образованные представители России не считают, что русская культура и мировая – одно и то же. Просто они продолжают пребывать в эпохе, когда нерусские народы Российской империи и СССР могли приобщаться к мировой культуре только через такого посредника, как русская.

«Запрет российских социальных сетей в Украине, - пишет господин Скрыпник, - это прощание с советским анахронизмом: «международное равняется российскому». Долго так и было, потому что люди не знали языков и не имели Шенгена, - то есть, не могли ездить по миру. – А как выучили языки, то оказалось, что международное – это английское, испанское, арабское (и для души - итальянское). А русское – это только русское. Плакать о нем – то же, что плакать о позапрошлогодних сапогах», - пишет Скрыпник. Тут возникает вопрос, от которого нельзя уклониться. Обидно ли читать и слышать такие вещи русскому человеку? По-моему, не должно быть обидно. Во всяком случае, если он, прежде чем обижаться, хорошенько подумает. Ведь от старинной уверенности, что русская культура и мировая – это одно и то же, претерпевает, прежде всего, русская, страдает русское, так сказать, дело. Ведь что нередко происходит с человеком, считающим, что раз он живет в русской культуре, то значит и в мировой? Он делает вывод простодушного и самодовольного лентяя: зачем мне мировая культура, когда у меня есть русская!

Что сегодня больше всего беспокоит русских государственников-крымнашистов – тех из них, кто не хочет заниматься самообманом? Как им и положено (на то они и государственники), больше всего их беспокоит состояние государства. Считают, что оно перестает должным образом сопротивляться внутренним и внешним врагам. Ему, мол, не хватает не столько силы, сколько воли. С некоторых пор перестало хватать… Причем, по их мнению, самым серьезным внутренним врагом государства бездумно становится сам народ. Так истолковывают нарастающий пофигизм и недовольство верхами. Нагляднее всего, по их оценкам, ослабление государства проявляется в том, что происходит вокруг первого лица. Самые важные и богатые люди перестают его бояться, несмотря на то, что кого-то из них он уже бросает за решетку. Все более открыто занимаются шкурними делами – своими и групповыми. Население, судя по всему, бросится скорее по магазинам, чем ему на помощь, если она вдруг понадобится. Чем объясняют это все? Поражением. Поражением России на украинском фронте. Сама ли Украина не далась, или не сдал ее Запад – уже подробности. Аннексия Крыма и оккупация части Донбасса только подчеркивают провал исторического масштаба. А такие провалы порождают повсеместное уныние, брожение, смуты и то, что называется пиром во время чумы. Смирные диссиденты-государственники с тоской ожидают, что Путина свергнут свои, заявив стране, что таким образом укрепляют государство. На деле оно станет еще слабее, и может явиться какая-нибудь диктатура, от которой будет плохо всем.

«Да, - пишет Владимир Яськов, - есть такое явление, как паника: люди топчут друг друга, потому что кто-то крикнул «пожар» или массово бегут с фронта по ничтожному поводу. Но не значит ли это, что они были готовы к бегству? Закономерность - страшная сила, но познать её не дано. Только задним числом мы можем сказать с умным видом, что Наполеон был обречён с самого начала. Долгосрочный прогноз невозможен. С этим нужно смириться. Фокус в том, чтобы не стать при этом фаталистом. Рассуждения «по аналогии» бесплодны. Как можно сравнивать девятьсот семнадцатый с две тысячи семнадцатым? А ведь сравнивают, это уже мода. Человек, ищущий сходство между двумя событиями только потому, что расстояние между ними - число круглое, невежда. Сто лет - арифметическая условность. В двоичной системе сто – это миллион сто тысяч сто, в восьмеричной – сто сорок четыре. Однако, я верю, - пишет Яськов, - что характер - это судьба. Чем сегодняшние русские отличаются от русских времён самозванцев? По-моему, ничем, разве что прошли по своему пути дальше. Лжедмитрий Первый (легитимный царь, как вы знаете) хотел дать россиянам «безвиз» и университет, преследовал за славословия в свой адрес - его разорвали на части. Алексей Михайлович истребил половину белорусов - и был прозван Тишайшим. Слышу сегодня со всех сторон, что массы перестают доверять государству и что это чревато большими бедами, В самом деле?! Да разрыв между народом и властью неизменен со времён варягов! Что до «доверия», то русский народ одновременно и по-детски доверчив, и ни во что и никому не способен поверить в принципе», - пишет Яськов.

«За что я вас безоговорочно одобряю, Анатолий Иванович, - пишет госпожа Зайцева из Звенигорода, учительница, - так это за то, что почти не употребляете иностранных слов. Подозреваю, что вы делаете это сознательно. Видимо, вы сначала пишете как пишется, а потом чистите написанное с тем, чтобы звучало как можно более по-русски». Спасибо за высокую оценку, госпожа Зайцева, вы наверняка очень справедливый человек, раз меня хвалите. Отчасти дело обстоит так, как вы думаете, а отчасти – давняя привычка. Когда-то мне очень понравилось сетование одного русского генерала из сочинения Ивана Александровича Гончарова, того, что написал «Обломова». А сочииение, о котором говорю, - это «Литературный разговор». Так оно называется. Любители иностранных слов сегодня сказали бы: беллетризированное эссе. Я сейчас, благодаря вам, перечитал его и нашел это место. Дело было в одна тысяча восемьсот семьдесят седьмом году. Да, сто тридцать лет назад. И вот что говорит там старый генерал, противник всяческих новшеств, в том числе в языке: «Возьмешь книгу или газету – и не знаешь, русскую или иностранную грамоту читаешь. Объективный, субъективный, эксплуатация, инспирация, конкуренция, интеллигенция – так и погоняют одно другое. Вместо швейцара пишут тебе портьє, вместо хозяйка или покровительница –патронесса! Еще выдумали слово «игнорировать». «Два зла, Анатолий Иванович, в борьбе с которыми я изнемогаю, - пишет и госпожа Зайцева. – Первое – это ругательные слова в языке моих учеников, второе – иностранные слова. Просто катастрофа». Тут я невольно улыбнулся, Зоя Сергеевна. Вы не заметили, как употребили иностранное слово. Бедствие вполне подошло бы вместо катастрофы. Вот так и ваши ученики и ученицы не замечают, как с языка срывается матерок. Не знаю, можно ли с этим что-то поделать.

Вот, кстати, кое-что еще о словах – с другой стороны.«Во втором классе платной московской спецшколы, - пишет госпожа Иновели, - где учатся дети состоятельных родителей, учительница однажды предложила определить лишь одним словом нынешнюю жизнь. И услышала: прекрасная, холодная, смешная, здоровая, крутая и т.д. И вдруг одна девочка (восьми лет, между прочим) сказала: инфернальная. Все застыли в ошеломлённом молчании. Моей подруге об этом рассказала учительница-соседка, добавив, что у её ученицы сразу прибавилось мальчиков-поклонников».

Не очень простая жизнь предстоит этой девочке, если, конечно, число ее поклонников будет расти так же, как сумма накапливаемых ею знаний и чужестранных слов. Инфернальный по-русски адский. В русском языке есть ад и пекло, в украинском - только пэкло, оно, как видим, показывает не только то, куда отправляют грешников, но и условия, в которых они там пребывают. Пекут их, бедных, жгут, но не сжигают. О жгучей боли украинцы говорят: пэкельна биль, не адская, а пэкэльна. И скажу теперь совершенно серьезно. Для меня очевидно, что все слова, которыми эти школьники, каждый – своим, определили московскую жизнь, - все они, эти слова, соответствуют действительности. Она, эта действительность, такая и есть: прекрасная и холодная, смешная и здоровая, крутая и адская. Такая и есть, с чем, однако, не согласен автор следующего письма. Читаю: «Равнодушие - вот главное настроение населения. Написал бы, что все тут ходят с "колорадками", бурно обсуждают украинские события, носят на затылках картонный танк и пишут на иномарках "3а немками!", да либо нет совсем, либо очень редко. Часто говорить о политике считается дурным тоном, признаком наивности и простодушия. Социально озабоченная прослойка мизерна. Демшизоиды стоят ватников и атеисты - верующих. Общаться с ними не хочется. Основное ощущение - скука. Страшная, безысходная скука. Мелко, тупо, вульгарно. Не имеет значения, кто там у них власть сегодня или будет завтра, патриотичный подполковник или гражданский демагог».

Письмо этого слушателя, по сути, продолжает другой. Читаю: «Оказывается, наше министерство иностранных дел, прославленный МИД – это что-то вроде секты, родственной гэбухе. Они там все верят в существование врагов, в заговор против России, в борьбу за мировое господство, которую Россия не должна проиграть, а для этого не жалеть ничего, ни живого, ни мертвого инвентаря. Я это окончательно понял, когда сообщили про мидовца-убийцу, про садиста, который много лет увлекался убийством крупных животных в Африке и где только мог, и фотографировался со своими жертвами, а закончил тем, что у себя на квартире застрелил сначала свою гостью с ребенком, потом и себя. Успел ли перед этим сфотографировать и их, не сообщалось. Ответственный сослуживец министра Лаврова и его всемирно известной хабалки. Конечно, с ума может сойти всякий. Дело, однако, в том, что его обнародованные писания, как две капли воды, похожи на официальные и неофициальные заявления этих людей. Мне, признаюсь, стало страшно. Это секта безумцев. У всех высшее образование, знание языков, поездки по всему миру, ученые степени – и такие дремучие, как совковые старички-доминошники где-нибудь в районном городке во глубине Святой Руси, вы их, кажется, любите», - пишет господин Никонов. Могу добавить: у этой секты есть своя, отдельная, литературная жизнь. По их словам, в МИДе чуть ли не каждый второй пишет стихи, они издаются книгами, первый поэт там у них сам министр. Более того, существует настоящий союз мидовских поэтов под названием – под каким, вы думаете, названием? - «Отдушина». Отдушина от повседневных занятий внешней политикой. Они так и объясняют это название. Я читал произведения их «Отдушины». Один (он служит послом) пишет так: «Стихи сомнительного качества / ко мне приходят не спросясь». Он же сообщил, что и служебные бумаги это братство пишет, как литературные сочинения – по-писательски. В это не сразу веришь, потому что их министр, а за ним и его люди, известны своей грубостью. Между собой говорят по-разному, а на публику – как из подворотни, вплоть до мата. Так дают отповедь недругам и поднимают дух друзей. До последнего времени могло казаться, что они просто бездумно подражают Путину. Теперь мы знаем, что это поведение выбрано сознательно. Дано и объяснение. Подражают-то подражают, но не бездумно. Такая существует установка. О ней рассказала в одном собрании известная своей грубостью представительница МИДа. Российский дипломат, мол, обязан быть грубияном в любой точке мира, чтобы понравиться на родине - понравиться простому русскому человеку. Простой русский человек должен видеть в нем своего в доску. В Кремле и в МИДе думают, что подстраиваются под ту часть населения, которая без грязного слова не может ничего выразить. Такого еще не было ни в русской, ни в советской истории. Чиновничество изъяснялось по-чиновничьи, а не по-блатному.

В прошлом месяце один из богатейших людей России Алишер Усманов запечатлел на видео свои обращения к Алексею Навальному. Тот напоминает России об уголовном прошлом этого российского олигарха, вообще, обвиняет его во всем, в чем можно обвинить человека, ставшего миллиардером при путинизме. Речь Усманова вызвала большой интерес у политизированных людей. Не все из них ожидали, что перед ними окажется человек с такими ухватками. А что суд примет его сторону, само собою разумелось для всех. Господин Кащеев пишет: «До сих пор хозяева России делали вид, что такого соискателя президентского поста, как Алексей Навальный, в природе не существует. Хотел бы напомнить, что и на Ленина до октября тысяча девятьсот семнадцатого года хозяева России не обращали внимания, а потом было уже поздно. То, что такой человек, как Усманов, обратил внимание на Алексея Навального, считаю историческим событием. Не знаю, правда, можно ли считать, что Навальному повезло больше, чем Ильичу. Он удостоился внимания не после того, а до того, как все капиталисты России, а не только крупнейшие из них вроде Усманова, лишились своих капиталов, а многие и жизни. Значит, они еще могут представлять серьезную опасность для Навального, и не только для него, а для всех его будущих избирателей», - пишет Кащеев. Его опасение понятно. Вот мы говорили, что российские дипломаты, и не только они, дают понять родному народу, что они не должностные лица, а братва. Но что они делают, выставляя свою грубость? Начало этому, повторю, положил не кто иной, как Путин, от него это пошло и стало чем-то большим, чем норма. Путинисты не задумываются, на что напрашиваются. На мой вкус, чиновничий язык не лучше блатного, но это на мой вкус, а на месте министра иностранных дел России я бы предпочел, чтобы будущие следователи по моему делу, прокуроры, судьи говорили со мной все-таки по-чиновничьи, а не по-блатному.

Теперь послушаем вот что. Это завершение школьной темы в сегодняшней передаче. «Когда я учился в школе, - пишет из Москвы Станислав Савицкий, - многие ученики ходили в школьный сортир и редко кто за собой спускал воду. У меня это вызывало сильное отвращение! Поэтому я думаю, что учителя должны говорить об этом ученикам на классном часе, их родителям - на родительском собрании! А кто систематически не спускает за собой воду, следует написать замечание в дневник, а если и дальше будет так продолжаться, то вызывать родителей в школу!»

Не такое это простое письмо, как может показаться. Вызов родителей в школу – крайняя мера воздействия на ребенка. Еще та придумка! В наши дни уже вызывают повестками наподобие судебных, печатают их на особых бланках. Когда изжили себя телесные наказания в классах, тогда-то какой-то ушлый мерзавец и сообразил, что школьную порку может заменить домашняя. Что, по его расчету, сделают обычные родители, отбыв такой позор, как вызов в школу? Они накажут ребенка - вплоть до посадки в темный чулан.Розги свистели над планетой столетиями. Секли рабов и крепостных, секли солдат, секли зеков. Секли почти всех и всюду. Если взрослый человек является чьей-то собственностью, то ребенок – тем более. Для начала он собственность его родителей. Как его не сечь, если вчера был высечен отец, а завтра будет высечена мать? Я когда-то закончил педагогическое училище. Учитель, говорили нам, который не умеет держать дисциплину в классе – не учитель, дети сядут ему на шею. Теперь цивилизация склоняется в другую крайность. Слово «дисциплина» выходит из употребления, и не везде от этого наступает конец света. Я, кстати, за то, чтобы посещение школы перестало быть обязательным с первого класса. Школа пусть будет только для тех, кто хочет учиться, и для тех, кто умеет учить. Самый страшный член общества – училка, которая не умеет заниматься с детьми и не любит их.

По сути то же самое, только о государстве, говорится в последнем на сегодня письме: «Я отец и знаю, чему должна научить школа. Я знаю это безо всяких учёных, но моих детей через школу забрало государство. Учителя и теперь отравляют души детей сказками о хорошей жизни в Союзе. Вместо радости узнавания - обязаловка».

На волнах Радио Свобода закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио Свобода, улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. Записи и тексты выпусков этой программы можно найтив разделе "Радио" на сайтеsvoboda.org

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG