Разные "голоса", часть 20. Продолжение серии, начало читайте здесь.
В августе 1937 года американский журналист Уильям Ширер, работавший в Берлине, получил неожиданную телеграмму из Лондона: "Не пообедаете ли со мной в "Адлоне" в пятницу вечером?" Подпись "Эд Марроу" вызвала у Ширера какие-то смутные ассоциации, но не более того. Ширер жил в Европе уже 12 лет, был шефом венского бюро Chicago Tribune, потом берлинским корреспондентом телеграфного агентства International News Service. Но Великая депрессия обанкротила агентство и оставила его без работы. Ширер пришел на обед в шикарный отель "Адлон" на Унтер ден Линден и встретил там молодого импозантного красавца.
Эдвард Марроу оказался директором европейского вещания американской радиокорпорации Columbia Broadcasting Systems. Он только что обосновался в Лондоне и искал сотрудников на континенте. Понятия "радиожурналист" тогда просто не существовало. На радио были дикторы и гости. Задачей Марроу было обеспечить присутствие в эфире CBS значимых фигур – политиков, артистов, общественных деятелей, которые и будут рассказывать американской публике о том, что происходит в Европе. Марроу предложил Ширеру открыть бюро CBS в Вене и заняться подбором гостей.
Если бы CBS тогда уже было телевидением, первой же встречи с Ширером хватило бы, чтобы отказаться от мысли нанять его: в отличие от Марроу Ширер имел неказистую внешность, к тому же был одноглазым (потерял глаз во время катания на лыжах в Альпах). Голос у него тоже был какой-то тусклый, но от него и не требовалось много говорить.
Ширер стал первым членом команды, получившей впоследствии коллективное прозвище "парни Марроу".
Атмосфера в Европе сгущалась. Марроу и Ширер считали абсурдом формат, при котором им не давали выходить в эфир с собственными репортажами. Все изменилось в марте 1938-го, в дни гитлеровского аншлюса Австрии. Ширер оказался в тот момент единственным сотрудником американского радио в Вене. Но передать сообщение из Дома радио через государственный передатчик, как он делал прежде, нацисты ему не дали. Марроу по телефону из Варшавы велел ему лететь ближайшим рейсом в Лондон, чтобы рассказать о событиях в Вене оттуда. Сам Марроу отправился в Вену.
На следующий день, 13 марта, нью-йоркская студия CBS решила организовать прямое включение своих европейских бюро в одной передаче. Задача по тем временам была технически сложной, особенно с учетом того, что это было в воскресенье и что вещание в трех из пяти задействованных столиц находилось под контролем нацистов и их союзников.
Ширер пишет в своем "Берлинском дневнике" (запись от 14 марта):
Вчера около пяти вечера у меня зазвонил телефон. Из Нью-Йорка звонил Пол У. Уайт, директор "Коламбии" по связям с общественностью. Он сказал: "Мы хотим европейское обозрение сегодня вечером. В час ночи по вашему времени. Из Лондона мы хотим вас и какого-нибудь члена парламента, разумеется, Эда Марроу из Вены и корреспондентов американских газет из Берлина, Парижа и Рима. Получасовое шоу. Примерно через час я телефонирую вам точное время выхода каждой столицы в эфир. Вы с Марроу сможете сделать это?".
Я ответил "да", и мы повесили трубки. Правда, у меня не было ни малейшего представления, как это сделать, во всяком случае за восемь часов... В каждой столице нам был нужен мощный коротковолновый передатчик, который разборчиво передаст голос в Нью-Йорк. В Риме такой был, но доступ к нему оставался под сомнением. В Париже не было. В этом случае мы должны заказывать телефонную линию к ближайшей коротковолновой передающей станции. Вскоре три моих телефонных аппарата трезвонили и говорили на четырех языках.
В конце концов все устроилось. Ширер сумел найти и уговорить выступить члена парламента – Эллен Уилкинсон от лейбористской партии. Не удалось организовать лишь передачу из Рима – корреспондент продиктовал оттуда по телефону свое сообщение в Лондон, и его прочел Ширер.
Для Марроу это был первый в жизни выход в эфир. Он передал из Вены:
Говорит Эдвард Марроу из Вены. Сейчас около половины третьего утра, и герр Гитлер еще не прибыл. Похоже, никто толком не знает, когда он будет здесь, но большинство ожидает его завтра где-то около 10 утра. Достаточно беглого взгляда на Вену, чтобы увидеть, что ему готовят грандиозный прием...
Прохожие на улице, как всегда, любезны, но у многих праздничное настроение. Здесь они задирают правую руку чуть выше, чем в Берлине, и "хайль Гитлер" кричат чуть громче. Особого веселья не наблюдается, но нет и ощущения напряженности. Молодые штурмовики разъезжают по улицам на грузовиках и транспортных средствах всех видов, распевая и бросая в толпу апельсины. Почти каждое из наиболее важных зданий взято под вооруженную охрану – включая то, откуда я говорю.
Гитлер в Вене. Австрийский киножурнал Ostmark Wochenschau.
Так родился новый новостной формат – CBS World News Roundup, унаследованный и телевидением.
28 августа 1939 года CBS передала свое последнее обозрение из мирной Европы. В этот день в Берлине ждали возвращения из Лондона британского посла Нэвилла Гендерсона с ответом на требование Гитлера не вмешиваться в решение польского вопроса.
Эдвард Марроу:
Говорит Лондон. Европа в эти дни полна парадоксов. К примеру, одно из немногих мест в Европе, где международное железнодорожное сообщение идет без помех, – польский коридор. Немецкий транзит функционирует четко. Поезда следуют по коридору беспрепятственно, и Германия, как говорят, по-прежнему направляет через границу военные эшелоны.
Здесь, в Лондоне сегодня китайский и японский послы были вызваны в Форин Офис, причем вместе. Ничего подобного Лондон давно не видел. Стало известно также, что немцам рекомендовано покинуть Гонконг.
Аэропорт Кройдон будет обесточен сегодня ночью, а Адмиралтейство запретило всем кораблям в британских территориальных водах пользоваться радиопередатчиками. Я не удавлюсь, если в течение ближайших суток будут предприняты определенные шаги к введению в других средствах связи того, что можно назвать "добровольной цензурой".
Сегодня издан первый приказ – или декрет, – касающийся обороны. Власти получили полномочие проводить принудительную эвакуацию людей и животных. Иными словами, если правительство говорит "уезжайте", вы должны уезжать, нравится вам это или нет. Предусмотрено также принудительное подселение. Это означает, что, если в вашем доме есть лишняя комната, правительство может определить к вам на постой двух-трех человек без вашего согласия.
В определенных местах запрещено иметь при себе фотоаппараты. И вот еще какое предписание: никто не имеет права держать или выпускать спортивных или почтовых голубей.
Уильям Ширер:
Говорит Берлин. Песка в часах остается все меньше. Сегодня вечером здесь, в Берлине, будет принято решение, быть ли войне или миру. Сейчас у нас восемь минут девятого, и сэр Нэвилл Гендерсон должен прибыть из Лондона с минуты на минуту. На аэродроме Темпельхоф его дожидается большой "мерседес", который помчится в канцелярию герра Гитлера на Вильгельмштрассе, как только он прилетит. Исход этой исторической встречи теперь в руках Провидения.
Хотя сегодня во второй половине дня и просочилось, что британское правительство не согласно с требованиями, которые герр Гитлер огласил вчера, а именно – с возвращением Данцига и коридора Германии, Вильгельмштрассе, откуда я уехал несколько минут назад, хранит молчание, предпочитая подождать, пока не узнает, с чем вернулся посол Гендерсон...
Между тем Германия сегодня, похоже, окончательно перешла на военное положение. Домохозяйки уже ранним утром выстроились в очереди за продовольственными карточками. Они появились впервые после последней войны. И люди, всего пару дней назад с трудом верившие в возможность новой войны, помрачнели в своем терпеливом ожидании. С подлинно немецкой распорядительностью введение карточной системы прошло гладко. Сегодня в любой лавке, если вы хотите приобрести еду, мыло или башмаки, вы должны предъявить свою карточку. В противном случае вам вежливо откажут.
3 сентября. Немецкие войска уже третий день действуют на территории Польши. Марроу сообщает из Лондона, что Великобритания объявила войну Германии.
Сегодня в девять часов утра по лондонскому времени объявлено, что Германии предъявлен двухчасовой ультиматум. До истечения этого срока боевые действия должны быть прекращены, или Германия и Британия окажутся в состоянии войны. В 11:15 премьер-министр обратился к нации. Он заявил, что никакого ответа на ультиматум не получено, и война между Британией и Германией началась. Вскоре после речи премьер-министра взвыли сирены воздушной тревоги... звук не из приятных.
7 сентября Ширер передал из воюющего Берлина:
Сегодня новостей в Берлине немного. Вечерние газеты трубят исключительно о блестящих победах в Польше. Если Британия и Франция и делают что-то на этой войне, здесь об этом ровно ничего не слышно. В печати сегодня нет ни строчки о каких бы то было британских или французских боевых действиях. На вечерней пресс-конференции на Вильгельмштрассе, состоявшейся около часа назад, нам ничего не сообщили о событиях на Западном фронте. Нет никаких свидетельств вооруженных столкновений там. На востоке огромные немецкие силы неуклонно продвигаются вперед, кажется, не встречая сопротивления. Насколько я понимаю, они сейчас всего в двадцати милях от Варшавы, к которой приближаются с севера, хотя никаких сообщений об этом пока не опубликовано.
Ширер ошибался: польские войска оказывали отчаянное сопротивление. Но силы были явно неравны.
В октябре по дороге в Женеву Ширер видит из окна вагона французские пограничные укрепления вдоль Рейна – участок знаменитой линии Мажино. Война второй месяц как объявлена, но ни с той, ни с другой стороны границы не раздается ни единого выстрела. "Немцы подвозили по железнодорожной ветке орудие и боеприпасы, – записывает Ширер, – а французы им не мешали. Странная война".
Ширер употребляет слово queer – "странный, чудной, сомнительный". В идиоматические словари эта начальная фаза войны вошла как phoney war – "чуднáя, забавная война". По-французски она называется la drôle de guerre и переводится так же. А по-немецки – Sitzkrieg, "сидячая".
Война на Западе – не странная, а страшная – началась весной 1940-го. 2 июня 1940 года. Союзники терпят сокрушительное поражение под Дюнкерком. Эд Марроу рассказывает об эвакуации британских войск и остатков французской армии.
Говорит Лондон. Арьергард союзников все еще удерживает Дюнкерк под возрастающим немецким натиском. Немецкая тяжелая полевая артиллерия молотит по берегу, стараясь уничтожить как можно больше людей. По словам Энтони Идена, более четырех пятых британского экспедиционного корпуса эвакуировано. Военно-воздушные силы утверждают, что в районе Дюнкерка сбито за последние два дня по меньшей мере 125 немецких самолетов. Нам сообщили сегодняшние данные: сбито 35 немецких машин, не вернулось восемь британских истребителей.
Вчера я провел несколько часов в месте, которое может стать уже сегодня ночью или на будущей неделе первой линией британской обороны – на аэродроме на северо-восточном берегу. Немецкие базы расположены не более чем в 10 минутах лёта от этого рубежа, защищающего Британию. Я говорил с пилотами, возвращающимися из Дюнкерка. Они сдирали с себя спасательные жилеты, мельком осматривали пулевые отверстия в крыльях или фюзеляже, и пока наземная команда суетилась вокруг самолета, заправляя моторы и заряжая пулеметы, мы сидели на земле и разговаривали. Посреди взлетного поля убирали обломки самолета. Он рухнул на землю прошлой ночью. Пилот получил огнестрельное ранение в голову, но сумел дотянуть до своего аэродрома. Королевские военно-воздушные силы гордятся тем, что летчики никогда не покидают самолет, пока он не развалится на куски...
Спустя два дня все было кончено. Еще через неделю Уильям Ширер оказался в Компьенском лесу на подписании перемирия между Германией и Францией. Для Гитлера это был момент величайшего торжества, реванш за поражение в Первой мировой войне – он распорядился, чтобы церемония прошла не только на том самом месте, где в 1918 году кайзеровская Германия признала свое поражение, но и в том же самом железнодорожном салон-вагоне, за тем же самым столом.
По такому случаю командование вермахта обеспечило идеальный доступ к передатчику. Благодаря недосмотру немецкой охраны Ширеру удалось услышать заключительные переговоры. Репортаж из Компьенского леса он передал в эфир за три часа до официального немецкого сообщения. Это была сенсация глобального масштаба: никто не ожидал, что Франция капитулирует так скоро.
Здесь, всего в нескольких футах от места, где мы стоим, в том самом старом железнодорожном спальном вагоне, где зябким утром 11 ноября 1918 года было подписано перемирие, сегодня в 3:30 пополудни по немецкому летнему времени начались переговоры о другом перемирии, которое положит конец нынешней войне между Францией и Германией. Какой поворот колеса истории! Сегодня оно повернулось вспять в этом прекрасном Компьенском лесу. Какой контраст с событием, имевшим место здесь всего-навсего 22 года назад. Даже погода – сегодня один из тех теплых июньских дней, какие бывают в это время года в этой местности Франции неподалеку от Парижа...
Вагон, который когда-то был частным вагоном маршала Фоша, стоит рядом с нами точно на том месте, где он стоял хмурым утром 22 года назад. Разница лишь в том, – но что значит это "лишь"! – что там, где сидел маршал Фош, теперь сидит Адольф Гитлер. Гитлер, который был тогда никому не известным капралом немецкой армии...
Вождь Германии в преамбуле, которую зачитал французским делегатам начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта генерал-полковник Кейтель, говорит, что он выбрал Компьен не ради реванша, а ради исправления старой ошибки...
Ширер видит фюрера вблизи: "Много раз наблюдал я это лицо в великие моменты жизни Гитлера. Но сегодня!.. Он медленно обводит взглядом поляну, и теперь, когда его глаза встречаются с нашими, осознаешь всю глубину его ненависти".
Церемония в Компьенском лесу. Кинохроника компании British Pathé.
Во время поездки в поверженный Париж Ширер с горечью убедился: "Франция не воевала. Если воевала, то свидетельств этому мало... Никто из нас не видел никаких признаков ожесточенных боев. Поля во Франции не тронуты. Боев не было ни на одной укрепленной линии. Германская армия продвигалась вперед по дорогам... Не было ни одной попытки занять жесткую оборону и провести хорошо организованную контратаку".
Вскоре война пришла в Англию. На рассвете 13 августа полторы тысячи немецких бомбардировщиков совершили первый налет на английские города.
"Лондон выстоит". Фрагменты документального фильма о немецком ночном налете на Лондон 7 сентября 1940 года. Таких ночей у Лондона было 247. Режиссеры Хэмфри Дженнингс и Гарри Уотт. Закадровый текст и голос одного из "парней Марроу" – Квентина Рейнолдса. Вскоре он отправится работать в Москву.
24 августа Эд Марроу стоял в центре Лондона и вел в прямом эфире репортаж об очередном налете.
Это Трафальгарская площадь. Звук, который вы слышите в данный момент, – этой вой сирен воздушной тревоги. Я стою на ступенях церкви Святого Мартина "в полях". Вдалеке только что включился прожектор – один-единственный луч шарит по небу надо мной. Люди идут мимо довольно спокойно. Мы находимся прямо у входа в бомбоубежище, и мне придется убрать с дороги кабель, чтобы люди могли пройти. За спиной у статуи вспыхнул еще один луч прожектора. Я дам вам просто немного послушать уличный шум и вой сирен...
Заканчивался первый год из шести лет войны. "Парням Марроу" суждено было пройти через суровое горнило. Они не отсиживались в студиях. Это была военная журналистика высокой пробы.
