В Москве на стене рядом с Музеем истории ГУЛАГа появились портреты деятелей культуры – жертв политических репрессий 20–40-х годов ХХ века. Это не обычный стрит-арт. Портреты Николая Гумилева, Всеволода Мейерхольда, Бориса Пильняка, Осипа Мандельштама, Александра Введенского, Павла Флоренского, Густава Шпета, Николая Клюева, Михаила Кольцова, Даниила Хармса появляются на бетонной стене только после воздействия воды.
"Дожди истории" не первый совместный проект художника Zoom и Музея истории ГУЛАГа, рассказал в интервью Радио Свобода директор музея Роман Романов:
– Наше творческое сотрудничество началось несколько лет назад, когда на торце здания в Самотечном переулке появился портрет Варлама Тихоновича Шаламова. Мы были вдохновлены этой работой, тем, как художник чувствует тему, как он это проживает и создает художественные образы. Проект "Дожди истории" несколько лет вызревал, мы долго его обсуждали. И буквально несколько месяцев назад с нами снова связался художник, и его идея появляющихся после дождя портретов нам очень понравилась, она показалась нам очень созвучной проектам музея.
– На стене всего десять портретов репрессированных деятелей культуры. Кто выбирал персоналии?
– Это был коллективный выбор, довольно сложный и мучительный. Он не может быть, наверное, оптимальным, потому что, процитирую Ахматову, "хотелось бы всех поименно назвать", вернуть их биографии, вернуть их лица. И мы будем это делать в других проектах.
– Среди фигур, представленных на этой стене, не все известны в равной степени. К примеру, более молодое поколение знает Хармса, Мандельштама, а вот, например, о Кольцове многие вряд ли слышали.
– Понимаете, на стене только портреты и фамилии. Когда идет дождь, эти работы проявляются, и потом, когда влага испаряется, портреты исчезают. Это некий художественный образ беспамятства. Музей и люди, которые здесь работают, переживают за то, чтобы мы эту историю знали и помнили. Слово "возвращение" для нас здесь ключевое, потому что и издательская программа, и другие проекты Музея идут как раз под девизом возвращения из небытия людей, их дел, их биографий, их слов.
Говорить о грустном любят не все
– Насколько я знаю, вы принимали активное участие в проекте Юрия Дудя "Колыма". На сегодняшний день у фильма невероятное количество просмотров, и судя по всему, это преимущественно молодая аудитория. Стрит-арт – искусство, которое пользуется большой популярностью у молодежи…
– На самом деле, вот эти разговоры "давайте будем привлекать молодежь", они не совсем правильные... У нас сотрудники музея – молодые люди, и мы делаем то, что чувствуем, мы ищем язык, и это должно быть сделано без фальши. Это не попытка привлечь какую-то абстрактную молодежь, а желание представить результаты размышлений, своей боли. У нас есть издательская программа, у нас есть спектакли, у нас есть постоянная экспозиция, но мы не можем на этом останавливаться и зацикливаться, мы ищем каждый раз новые языки, новые формы, и для этого привлекаем художников, которые разделяют наши ценности.
Московский художник Zoom работает под девизом "Стрит арт без вандализма". Его работы не остаются незамеченными. Необычные материалы – малярный скотч, магнитофонные кассеты, трафареты. Кроме того, работы уличного художника отличает и гражданская позиция.
Историческая наука, как и искусство, должна не пастись в своем загончике, а выходить в город, к людям
– От кого исходила инициатива появления репрессированных деятелей культуры на стене?
– Музей истории ГУЛАГа еще четыре года назад решил "выйти на улицу", планируя создать в окрестностях несколько тематических работ. Я сделал первую работу из этого цикла – портрет Варлама Шаламова на стене дома №9 по 4-му Самотечному переулку и решил, что моя скромная миссия выполнена. Но после того, как возникла идея с проявляющимися от воды изображениями, я посчитал ее очень удачной для высказываний о времени и памяти и предложил музею. Я рад, что мы рискнули и реализовали этот творческий эксперимент, показав, что разговор о серьезных вещах не обязательно должен быть занудным, он может быть еще и интересным.
– В какой мере стрит-арт способствует тому, чтобы люди не забывали о трагических страницах истории?
– Это мы сейчас и проверим. Прецедентов немного, говорить о грустном любят не все, и такие проекты никогда мейнстримом не будут, это не победная оформуха.
– По какому принципу были выбраны деятели культуры?
– Список разрабатывался совместно с музеем. Было сложно отказаться от субъективных моральных оценок. Например, Кольцов, оговоривший на понятно каких допросах несколько десятков своих знакомых, – он имеет право быть представленным на этой стене? Но кто я такой, чтобы судить об этом? Я вот не знаю, что я мог бы подписать под пытками.
– Может ли такой способ сохранения памяти каким-то образом компенсировать отсутствие мемориальных досок репрессированным?
– Нет, не думаю. Людям нужно напоминать, что жуткая история нашей страны происходила не на страницах книг или в залах музеев, а вот здесь – на этой улице, в этом доме, рядом с нами. Я считаю, что историческая наука, как и искусство, должна не пастись в своем загончике, а выходить в город, к людям. В этом смысле я горячо поддерживаю акцию "Последний адрес", это очень достойный проект.
– Насколько важны для вас социально-политические аспекты в творчестве? Может ли быть художник вне политики?
– Художник может быть где угодно, он априори никому ничего не должен, кроме своей музы. Просто музы у всех разные. Кто-то способен построить свою собственную вселенную, как Толкиен, и жить в ней. Я – нет, работаю с тем миром, который вокруг меня, он мне интересен, я ловлю его сигналы, переосмысливаю и ретранслирую дальше. Меньше всего при этом мне хотелось бы стать чем-то вроде условного советского карикатуриста, актуально иллюстрирующего последнюю газетную повестку. Но если начнется война, например, с инопланетянами, я точно не буду рисовать цветочки, овечек и девушек, просто не смогу. Думаю, я займусь постер-бомбингом, – рассказывает художник Zoom.
В отличие от интерьерных проектов Музея истории ГУЛАГа, "Дождь истории" не имеет срока окончания. И увидеть инсталляцию можно даже в те часы, когда Музей закрыт.
