17 июня исполняется 30 лет Ленинградскому народному фронту, сыгравшему важную роль в становлении посткоммунистической России.

Народные фронты в конце 80-х годов возникли во многих республиках Советского Союза, в некоторых местах их называли народными фронтами в поддержку перестройки. В Ленинградский народный фронт в 1989 году влилось сразу несколько уже сформировавшихся к тому времени демократический групп. Учредительный съезд ЛНФ прошел 17–18 июня в Доме культуры работников пищевой промышленности, в организацию вошло около пяти тысяч человек. Наибольшую активность ЛНФ проявил в 1990 году на выборах в Совет народных депутатов РСФСР и местные Советы народных депутатов.

Марина Макаревич, вошедшая в правление и в координационный совет ЛНФ, считает, что Ленинградский народный фронт остался непревзойденным до сих пор примером массовой политической организации, широкой демократической коалиции основанной на волонтёрстве. По ее словам, группы сторонников ЛНФ были и в других объединениях – на предприятиях, в вузах в творческих союзах, клубах по интересам, опорные группы создавались в административных районах Ленинграда и Ленинградской области. Управлялось все это выборными органами – городским координационным советом из 40 человек и правлением из 9 человек.

– Марина, а чего хотел добиться ЛНФ?

– По нашим целям и задачам есть два официальных политических документа – Манифест учредительного съезда Ленинградского народного фронта и Позиция ЛНФ к выборам в республиканские и местные советы. То, о чем там написано, часто называют общедемократической платформой. Это общепризнанные свободы, освобождение общества от диктата одной идеологии, независимость науки, культуры, образования, безопасность среды обитания. В экономической сфере мы хотели реформ – многоукладности экономики, частной собственности на средства производства, отмены директивного планирования. Хотели и конституционной реформы, которая обеспечила бы реальную власть представительным органам – советам депутатов. А в политической практике ЛНФ ставил задачу сократить влияние аппарата КПСС в новых органах власти.

​– Была ли у вас четкая программа?

– Вот этот вопрос я не люблю, мне он кажется лукавым. Потому что четкость программы можно обеспечить в условиях доступа к информации о реальном положении дел в стране и в городе. А кто бы нам ее предоставил? Правящий режим? Аппарат КПСС? Программы с цифрами быть не могло – у нас не было доступа к закрытой статистике. Но это не значит, что не было представления о том, какого общества мы хотели. Политические позиции участников городского демократического движения основывались на Всеобщей декларации прав человека. К этому добавляли конкретные предложения активисты, которые какую-то сферу знали глубоко в силу своей профессии. Экологи, экономисты, социологи, специалисты системы образования, военные. Именно так общими усилиями был составлен объемный проект предвыборной платформы ЛНФ к выборам-90, он использовался как рекомендательный документ для наших кандидатов.

– А насколько массовым и востребованным был ЛНФ?

– На высшей точке развития (1989–1990) ЛНФ имел общегородскую известность, в сознании людей воспринимался как власть. Нам приносили жалобы. У водно-моторного клуба кто-то отнимает землю. Больницу, оборудованную для высокотехнологичной медпомощи, хотят перепрофилировать под пансионат для престарелых ветеранов КПСС. Люди верили, что мы можем это остановить. И мы писали от имени правления ЛНФ письма в органы власти с требованием обеспечить публичность выбора решений по таким вопросам и учесть все интересы. По этим двум жалобам, похоже, нам удалось помочь людям. И больница до сих пор сохранилась, и водный клуб. Через 30 лет на нас уже можно смотреть археологически. Если археолог в каком-то месте находит много глиняных черепков, он делает вывод, что в этом месте было большое гончарное производство.

От ЛНФ осталось достаточно много "черепков": газет, документов, человеческих впечатлений, воплотившихся позднее в 26 книг, более 10 документальных фильмов, три интернет-сайта. Само появление этой литературы, фильмов, сайтов связано с тем впечатлением, которое осталось у авторов и издателей от Ленинградского народного фронта. Это и есть доказательство массовости организации. Этот феномен создали люди, неважно, были они включены в какие-то списки или нет. Они описывают свое участие в достижении целей ЛНФ. Это и есть признак принадлежности к организации. И нет другого политического общества того времени, от политической практики которого осталось бы так много предметов материальной и духовной культуры.

– А кто в него входил – какие слои населения по преимуществу?

– По преимуществу – люди умственного труда. Читатели толстых журналов. Нам в то время часто задавали вопрос: а сколько среди вас рабочих? Так проявлялась в сознании людей пропаганда про полезность гегемонии пролетариата. А если без рабочих, значит, против интересов народа. Цифр у меня нет, и изучал ли кто-то наш социальный состав, мне неизвестно. Но знаю, что среди нас были и рабочие. Геннадий Богомолов был фрезеровщиком, Игорь Сошников – таксистом, Михаил Дудченко – кочегаром. Это был их выбор – рабочие профессии лучше оплачивались. Сама я в то время работала санитаркой – по семейным условиям нужен был сменный график. Но не у всех этот выбор был добровольный. Кочегаром был Илья Константинов – участник диссидентского движения, экономист, выпускник Ленинградского университета, фактически он находился под запретом на профессию.

​– С чего началась работа ЛНФ?

– Консолидация демократического движения города начиналась с избирательной кампании февраля-апреля 1989 года. Это были выборы в союзный парламент. Городские активисты образовали группы поддержки прогрессивных кандидатов по избирательным округам, почти совпадавшим с границами административных районов. Выборная кампания закончилась, расходиться людям не хотелось. И когда начались трансляции с первого съезда депутатов СССР, всем хотелось это обсуждать и думать, что делать дальше. И если годом раньше были сомнения, надо объединяться в общегородскую организацию или не надо, то теперь все изменилось. Люди хотели что-то общественно значимое делать вместе. Без координации это было бы невозможно.

– Можете ли вы назвать главные вехи деятельности ЛНФ?

– Да, конечно. Городское демократическое движение было достаточно аморфно, и первая веха – это весна 1989-го, когда начались солидарные действия по созданию организационной структуры, в которой будет комфортно всем. Выбрали норму представительства на учредительный съезд так, чтобы обеспечить участие всем городским активистам, кто пожелал откликнуться на открытые письма-приглашения. Да еще так, чтобы собрание не утратило управляемости. У нас не было практики в быстром, в течение часов, налаживании совместной работы таких больших коллективов. И никому не хотелось, чтобы огромное собрание вошло в хаос, на потеху аппарату КПСС и придворной прессе. Остановились на таких цифрах: 700 участников съезда (порядка 500 делегатов, 200 – гости и пресса). Мы полагали, что в такой аудитории удастся организовать слаженную работу, и у нас все получилось. Учредительный съезд из 500 неформалов с подобающим количеством споров принял джентльменский пакет – политический манифест, устав, документ о комиссиях ЛНФ, избрал координационный совет и редколлегию.

Вторая веха – лето 1989 года, когда организация бурно росла. В то время только в нашем городе (из всего Советского Союза) у оппозиции были территориальные структуры. Мы иначе не могли координироваться, потому что нас действительно было много. Сохранились списки территориальных координаторов ЛНФ, которые показывают, как развивалась организация. В первом списке весны 1989 года указаны координаторы в 15 районах города плюс города-спутники Петродворец и Колпино. Кстати, контактным лицом Колпинского отделения на тот момент был член партии "Демократический союз" Александр Коротков. По мере роста организации списки координаторов расширялись и обновлялись. Кроме того, появились контактные лица ЛНФ в Смольнинском районе Ленинграда, в Пушкине, в городах-спутниках Кронштадте, Сестрорецке и Гатчине.

Третья веха – осень 1989 года, когда ЛНФ появился в Ленинградской области: в Выборге, в Сосновом Бору, в городах Ленинградской области – Тосно, Сланцах и Киришах. Эти группы не возникали бесконтрольно. Чтобы увидеть реальность новых организаций, была принята практика присутствия одного из членов Координационного совета ЛНФ на ее учредительном собрании. Лично я с такой миссией была на собраниях в Выборге и в Сосновом Бору. Другие собрания посещали другие члены Координационного совета ЛНФ. Четвертая веха – зима 1990-го, время подготовки к выборам в российский парламент, Ленсовет и районные советы. Тогда появилась предвыборная программа ЛНФ, ее идеи использовали многие прогрессивные кандидаты в той выборной кампании. Появилась широкая демократическая коалиция "Демократические выборы – 90". Пятая веха – весна 1990-го года: выборы. Потом – структурирование новых органов власти, налаживание их работы, как деятельности совершенно иной, без КПСС. В этом сторонники ЛНФ приняли активное, и очень часто – решающее участие.

Шестая веха – лето 1990–1993 годов. После выборов в 1990 году Ленинградский народный фронт был сильно ослаблен, активисты, получившие депутатские места на политическом капитале ЛНФ, перестали интересоваться, как там родная организации живет и чем дышит. Кому-то не хватало времени. Иные сознательно выбрали индивидуальную траекторию. Одни стали тянуть ЛНФ в московскую затею – движение "Демократическая Россия", которое так и не прибавило нам новых сторонников. Другие стали строить личностно ориентированные партии, которые помахали крыльями, да так и не взлетели. И хотя до 1993 года еще удалось сделать несколько полезных и красивых акций, но именно с выборов-90 ЛНФ как массовое движение двинулся к закату.

– Как вы считаете, каковы основные достижения ЛНФ?

– Для истории России – это трехлетний опыт работы широкой демократической коалиции, основанной на волонтёрстве, но со всеми атрибутами профессиональной политической деятельности: привлечением сторонников, организацией управления, формированием политических платформ, подготовкой кандидатов на выборах и организацией выборных кампаний, созданием фракций в органах власти. Избранный в 1990 году Ленинградский городской совет народных депутатов (Ленсовет) стал итогом политической деятельности ЛНФ. Законная власть во втором городе страны перешла в руки городского парламента, большинство в нем было у депутатов блока "Демократические выборы – 90", ядром и ресурсом которого было незарегистрированное политическое движение – Ленинградский народный фронт. В Ленсовете и в некоторых районных советах работали фракции ЛНФ.

– А каковы ваши основные неудачи?

– Чтобы говорить о неудачах, ошибках, надо знать, с чем сравнивать. Так вот, не было у ЛНФ аналога, не было эталона, сопоставимой организации хоть в городе, хоть в Советском Союзе, с чьей деятельностью можно сравниваться, искать ошибки, обсуждать неудачи. В построении массовой политической организации мегаполиса мы все делали впервые и остались единственными.

– Когда сегодня вы вспоминаете ЛНФ, что кажется самым главным?

– Мощная волонтерская сеть. Корпоративная культура, основанная на честности. У нас не жульничали на выборах в координационный совет, не воровали из кассы, не продавали политические позиции режиму, не подтанцовывали для режима спойлерами. Иногда я встречаю наших волонтеров на протестах против застройки скверов. Постарели, но такие же неравнодушные и думающие. В современные партии не вступают, они им не верят. Говорят, что присоединились бы к только такой организации, какой остался в их памяти Ленинградский народный фронт.

– Если бы вернуться в те годы, что бы вы сделали иначе?

– Надо было уехать сразу, как открылись границы. Кто знал, что в этом обществе желание быть агрессивной империей так непреодолимо, – говорит Марина Макаревич.

Бывший депутат Ленсовета, депутат РСФСР, руководитель Аналитического центра администрации президента Ельцина, один из лидеров Ленинградского народного фронта Петр Филиппов считает ЛНФ продуктом эпохи, когда недовольство советской властью достигло очень высокого градуса:

– Яркий пример: 1 мая ЛНФ шел отдельной колонной, и люди из соседних колонн перебегали к нам. Наши митинги на Дворцовой площади собирали по миллиону человек. Кандидаты в Ленсовет, выдвинутые Ленинградским народным фронтом, побеждали, у нас там было подавляющее большинство. Мы говорили, что надо жить по-другому, как развитые страны, что должна быть конкуренция, что полки в магазинах не должны быть пустыми, – отсюда была такая популярность. Программа ЛНФ не была детально проработана в той части, как перейти к рынку, она больше походила на собрание лозунгов, но и в таком виде отвечала потребностям очень многих людей. Когда наш кандидат брал мегафон и ящик из-под картошки и начинал говорить предвыборную речь, вокруг него моментально собиралась толпа 100–200 человек. Ему задавали вопросы, он отвечал – и ЛНФ абсолютно обыгрывал местное отделение КПСС. Наши кандидаты переигрывали обкомовских и горкомовских.

​– А какие люди к вам шли, из каких слоев?

– Не было такого разделения, но там было очень много образованных людей. В то время была очень популярна идея социализма с человеческим лицом, идея рабочего самоуправления предприятий. Большинство людей не понимали тупика этой экономической модели, не знали, к чему она привела в Югославии, где предприятия отдали трудовым коллективам. Там, когда предприятию удавалось заработать лишний миллион долларов, общее собрание решало, куда его потратить – на новые станки или на зарплаты и премии, и большинство голосовало за премии. Поэтому предприятие очень быстро отставало технологически, не могло конкурировать с западными заводами и фабриками. Хотим мы или не хотим, но нам нужны богатые люди, которые на свои миллионы и миллиарды могут построить новые цеха и заводы, только тогда их акции будут иметь ценность, и простые люди смогут их покупать.

Тогда большинство наших экономистов все равно стояли на позициях социализма, говорили, что капиталисты нам не нужны. И только небольшая группа людей, в том числе Гайдар и Чубайс, думали иначе. Мы уже в 1988 году собирались на берегу Ладоги и обсуждали, как можно реформировать экономику страны на принципах рынка и частной собственности. Но для многих рыночные реформы были связаны с закрытием предприятий ВПК, люди теряли работу и поэтому относились к реформам исключительно негативно. Так что уровень доверия к реформаторам стал резко падать. С другой стороны, после веков крепостного права и 70 лет правления большевиков уровень политической культуры был низкий, средневековый, и популярностью пользовались люди вроде Жириновского. Даже сейчас, по данным "Левада-центра", 80 процентов населения страны считают, что они ничего не могут изменить и ни за что не отвечают.

– Как вы считаете, что вам удалось, а что не удалось?

– Когда я сейчас иду по улицам и вижу полные прилавки, я понимаю, что это удалось. Свободную прессу благодаря развитию интернета тоже задушить не вышло – значит, и это тоже удалось. А не удалось спасти предприятия. Ими руководили партийные функционеры, которые хотели стать из назначенных менеджеров владельцами предприятий, и нам не удалось этому противостоять. Они стали собственниками предприятий и продали их на металлолом – вопреки нашей воле и интересам народа. В округе, от которого я избирался, большинство новых владельцев предприятий продали их на металлолом и уехали жить в Европу. В Восточной Германии приватизировали заводы совсем иначе – их продавали какой-нибудь известной компании, заключали с ней договор, так что она не могла уволить больше 30 процентов рабочих, закупала новые станки, начинала выпускать продукцию, пользующуюся спросом. За несколько лет такая компания выплачивала государству долги за предприятие, и тогда становилась его собственником. Я специально ездил в Германию изучать этот опыт. Но когда мы предложили такую схему на заседании Верховного Совета, он встал дыбом: вы что, хотите распродать народную собственность иностранцам? Умрем, но не допустим. Поэтому прошел другой вариант приватизации – через ваучеры, но он был тупиковым. Директора под разными предлогами перестали платить зарплату, и люди, чтобы жить, продавали свои акции собственникам, которые опять же продали заводы на металлолом. И мы опять же не смогли этому противостоять.

– Если бы можно было, что бы вы сейчас сделали по-другому?

– Прежде всего, я ушел бы от бюрократической вертикали власти и стал бы строить демократические институты. При этом первые шаги должны осуществляться авторитарными методами – например, реформа полиции, как сделал в Грузии Саакашвили. Но прийти надо к демократическим институтам, как в США, где шерифа полиции выбирают жители города, и если шериф берет взятки, то его не изберут – вместе с губернатором. Нужна система, которая бы побуждала людей быть хозяевами своей страны. Главное – научиться самим отвечать за свою жизнь. Почему вы приезжаете в Латвию и видите чистые дороги? Потому что за грязные дороги штрафуют владельцев домов. И нужно понимать, что политическая и экономическая конкуренция – это единственные двигатели прогресса, – уверен Петр Филиппов.

Декан юридического факультета Северо-западного института управления РАНХиГС Сергей Цыпляев вспоминает, что Ленинградский народный фронт возник в атмосфере перестройки, когда все ощущали, что так дальше жить нельзя:

– Сейчас мы снова начинаем это понимать. А тогда активные люди начали искать варианты выхода, понятно, что в первую очередь это была образованная, продвинутая интеллигенция. Она начала объединяться, что очень важно, на основе самоорганизации, чтобы изменить жизнь, изменить власть. Это самое важное. Ведь самая острая проблема нашей страны, нации – это пониженная способность к самоорганизации. Мы постоянно ждем, что придет какой-то дядя, "мастер Гриша", который все наладит и исправит. Сейчас это у нас выражается в ожидании Сталина. Ленинградскому народному фронту прекрасно удавалось продвигать неноменклатурных депутатов. А не удалось – как, впрочем, и всем остальным – сформировать в нашем обществе республиканскую культуру.

Тем не менее опыт самоорганизации, явленный Ленинградским народным фронтом, Сергей Цыпляев называет бесценным – тем, который делает людей обществом, а страну – республикой. По мнению политолога, именно на этот опыт России следует ориентироваться сегодня.