Режиссер театра и кино Варвара Фаэр пятый месяц ждет, когда Кунцевский районный суд Москвы рассмотрит ее жалобу на то, что в мае ей пришло два штрафа по пять тысяч рублей каждый за нарушение режима самоизоляции –​ она считает их несправедливыми. Как сейчас россияне в целом относятся к справедливости и несправедливости –​ об этом в исследовании фонда "Общественное мнение".

У Варвары Фаэр две квартиры по соседству: в одной она зарегистрирована и живет вместе с матерью, другая досталась ей в наследство от отца. В "первую волну" пандемии, весной 2020 года, Варваре все время приходилось курсировать между двумя этими квартирами.

– Я бывала и там, и там, проходила самоизоляцию по двум адресам, – рассказывает она. – У меня в обеих квартирах находятся растения и домашние животные, и поэтому, когда моя мама, спасаясь от полицейского преследования за прогулки (ей уже за 80), отбыла на дачу, я должна была бывать и там, и там ежедневно. Раньше можно было дойти пешком, но из-за строительства Северо-Западной хорды и отсутствия переходов через железнодорожные пути теперь варианты такие: либо ты на общественном транспорте едешь "в Малаховку через Нормандию", то есть отправляешься в объезд через Рублевское шоссе (а это километров десять), и тебе нужен цифровой пропуск, либо ты можешь переехать через эту хорду на автомобиле, но там тебя ждет камера.

И получается, что, когда я одна выхожу из своей квартиры, будучи в маске и перчатках, одна сажусь в свою машину, переезжаю эту чертову хорду и вхожу в свою квартиру, где я тоже нахожусь одна, я нарушаю режим самоизоляции с точки зрения МАДИ (Московской автодорожной инспекции), камера которой там стоит! Я получала цифровой пропуск два раза в неделю, как было предписано, и использовала его для поездок в магазины: в "Ашан" я тоже не могу дойти пешком, и картошку на горбу и не принесешь. А как тогда перемещаться между квартирами? Врать, что едешь в медицинское учреждение, не хотелось.

Камера – существо бездушное: ты едешь без пропуска – она тебя фиксирует. Мне пришло два штрафа по пять тысяч, что очень странно: должно было прийти гораздо больше, но, оказывается, это устроено, как все в нашем государстве: камера работала только два дня. Я пишу жалобу, прикладываю документы, что вот у меня прописка, а вот документы о собственности на квартиру, в которой никто не проживает, кроме меня, и я вынуждена по своим семейным обстоятельствам туда ездить. В чем тут нарушение? Запрета на прохождение самоизоляции по двум адресам у нас вроде нет.

Они отвечают: "Жалоба поступила такого-то числа, условно говоря, в 14 часов 59 минут. Жалоба рассмотрена того же числа в 14 часов 59 минут". Значит, на то, чтобы рассмотреть мои документы: свидетельство о собственности, прописку, обстоятельства, им потребовалось меньше 60 секунд! Ответ: "Вам отказано, потому что вы говорите, что у вас был цифровой пропуск, а у вас его не было". А я вообще не говорила, что у меня был цифровой пропуск!

– То есть они вообще не читали эти документы?

– Ну, а разве можно все это прочитать за 60 секунд? Просто автоматически отказывают, и все. Дальше я пишу непосредственно Собянину (на сайте мэрии есть такая форма): увольте этих людей, они находятся на рабочем месте в состоянии измененного сознания, я им говорю про Фому, а они мне про Ерему, и на основании этого отказывают. Приходит ответ: "Ваше обращение рассмотрено. Вы ехали, вас зафиксировала камера, вам выписали штраф, вы его обжаловали, вам отказали. Вы можете обратиться в суд". Все это я прекрасно знаю и без вас! И в середине июня я подала в суд, приложила все эти документы. Более того, я отправила запрос Собянину по поводу того, существовал ли в его указе запрет на прохождение самоизоляции по двум адресам.

И тут началась просто свистопляска! Меня отправили в отдел защиты прав потребителя, этот отдел долго-долго фиксировал мое обращение, потом ответил, что он этим не занимается, а, наверное, занимается правовой отдел. Но такое обращение в правовой отдел мэрии нельзя сделать на сайте. Я снова пишу лично Собянину: "Сергей Семенович, это же ваши указы! Пожалуйста, ответьте мне на вопрос, содержали они такой запрет или нет?" Приходит ответ из правового отдела: "Не было запрета на прохождение самоизоляции по двум адресам. Ваша ситуация указом мэра не предусмотрена, а то, что не запрещено, разрешено". Но одновременно с этим уже подключились приставы: "Мы обязаны взыскать с вас штраф". Я пишу им: "Господа, вот вам документ, я отправила заявление в суд, но Кунцевский суд очень долго рассматривает дела, так что вам придется подождать".

– И как вы все это расцениваете?

– Видимо, власти считают, что люди – это новая нефть, их непременно надо обобрать. Недавно сообщили: за отсутствие масок и перчаток собрали 500 миллионов штрафов. Вот так теперь пополняется государственная казна!

А я до конца марта получала зарплату в одном телевизионном проекте, но потом из-за пандемии и карантина он закрылся, я стала безработной и обратилась в Департамент занятости за пособием. Пока собирала документы, пока их зарегистрировали… В общем, только 14 апреля я смогла подать; через неделю меня зарегистрировали в качестве безработной и выплатили пособие, но только с 22 апреля. До 1 октября это пособие составляло 19 тысяч 500 рублей, а теперь оно должно быть уменьшено до 4 тысяч, и будет в таком виде выплачиваться до 22 апреля следующего года. Но в октябре мне почему-то пока пришло 11 тысяч рублей. Больше никаких доходов у меня нет и в ближайшее время не предвидится. Творческое проекты, которыми я занимаюсь: спектакли, фильмы, скорее требуют вложений, потому что их никто, кроме меня, не финансирует. Если бы не наличие небольших сбережений, то все, конец! Надо ведь еще платить за две квартиры, покупать еду… А пенсии же нас лишили, повысив пенсионный возраст! Мне 54 года, и пенсия у меня будет не в следующем году, как было бы до реформы, а в 57 лет. И если мне сейчас придется заплатить эти 10 тысяч рублей, да еще с каждого штрафа приставский сбор по тысяче рублей, то это просто катастрофа: получить 11 тысяч, а заплатить 12! Это просто какой-то финансовый ужас! – возмущается режиссер Варвара Фаэр.

Далеко не все жители России готовы бороться с несправедливостью и отстаивать свои права так, как это делает Варвара. Отношение к справедливости и несправедливости недавно исследовал фонд "Общественное мнение". По данным этой социологической службы, за последние два-три года с социальной справедливостью по отношению к себе сталкивались 46 процентов россиян, то есть почти половина граждан. Несправедливость для людей, прежде всего, связана с низкими зарплатами и пенсиями, медициной, социальной поддержкой нуждающимся, сокращениями и безработицей, то есть с вещами в основном бытовыми. Политическая несправедливость в ответах на этот вопрос практически не проявляется. Лишь 2 процента опрошенных упоминают о несправедливости в правоохранительной сфере.

Исследование ФОМа прокомментировала для Радио Свобода социолог Любовь Борусяк.

– Тема справедливости и несправедливости – вечная, она постоянно обсуждается и в СМИ, и в соцсетях. Внутри нее есть общесоциальные темы, а есть конкретные кейсы, которые должны вызывать возмущение и сочувствие, как, например, произошедшее с Варварой Фаэр. Во время первой волны ковида в России многие воспринимали как несправедливость необходимость регистрироваться для выезда, получать электронные пропуска, как и вообще любые запреты: человек, по мнению граждан, должен быть свободен и сам выбирать, сидеть ему дома во время пандемии или куда-то ездить. А сейчас такое мнение стало еще более популярно.

В опросе ФОМа мы видим практически только общие представления о справедливости, не связанные с конкретными событиями. Вообще, понятие справедливости очень широкое. Справедливость – это равенство прав: во всяком случае, именно так это воспринимается в обществе. А вот каких именно прав – это очень зависит от социально-политической и социально-экономической ситуации, и для большинства населения страны сводится к социальным правам, связанным, прежде всего, с бедностью. Необходимо справедливое распределение, не должно быть нарушения права равенства в доступе к базовым возможностям: быть сытыми, одетыми, работать, – именно это является воплощением справедливости для российского массового сознания.

Мы не видим в этих опросах справедливости как общественно-политической категории. Вот, скажем, выборы как способ обеспечить социально-политическую справедливость: внимание к ним не постоянно, оно может обостряться у активных групп в предвыборный период, как в Москве в прошлом году или в 2011–2012 годах. При этом сейчас довольно много общественных действий, связанных с ощущением вопиющей несправедливости, по поводу экологии. Иногда справедливость вдруг начинает локально восприниматься и политически тоже, как, скажем, это происходит сейчас в Хабаровском крае. Понятие справедливости как экономической категории универсально, оно в той или иной степени затрагивает все слои общества и не имеет региональной специфики, а все, что выходит за эти рамки, касается очень узких групп и, как правило, активизируется или какими-то личными обстоятельствами, или обстоятельствами в большей степени локальными. Вспомним совсем, казалось бы, мелкий повод: в сквере строят храм, как это было в Екатеринбурге, и вдруг для города это становится воплощением несправедливости: именно то, что людей не слышат. Тот факт, что их не слышат всегда, считается более-менее нормальным, а вот то, что происходит конкретно перед глазами человека, может стать сильным триггером.

– Социологи ФОМа просили россиян сравнить, какое общество устроено более справедливо: российское или стран Западной Европы. Сейчас 42 процента против 27 отдают предпочтение российскому обществу. Но там крайне интересна динамика…

– График, иллюстрирующий динамику ответов на этот вопрос, начиная с 2017 года, чрезвычайно кривой: у двух линий очень много пересечений. В какие-то периоды людям представляется более справедливым российское общество, в другие – западное, в зависимости от ситуации в стране. Если в 2007 году огромный перевес (в три-четыре раза) был на стороне европейских стран, то это все-таки до грузинской войны, которая начала многое менять, а Крым потом к этому добавил. Но вот 2017 год, еще незавершившийся "крымский синдром": здесь уже 42 процента считают более справедливым российское общество, и только 26 – западное. Потом "крымский синдром" начинает исчезать, и в августе 2018 года эти показатели сближаются: на Западе, с точки зрения людей, даже чуть больше справедливости. Однако сейчас, в ситуации пандемии и не очень высокой удовлетворенности тем, как власти решают эту проблему, в полтора раза больше тех, кто верит в большую справедливость российского общества. Правда, опрос проводился в сентябре, когда наблюдалось относительное затишье. Можно предположить, что сейчас, а тем более еще через месяц, эти две линии опять могут пересечься.

– Россиянам также предложили сравнить, какое общество справедливее – современное российское или советское 70–80-х годов. Что тут показалось вам интересным?

– Ответы на этот вопрос свидетельствуют о том, что патернализм в обществе все-таки высок. На протяжении последних 13 лет очень устойчивым остается представление о большей справедливости советского общества: так отвечают чуть больше половины (кроме 2014 года), и этот график мало меняется. Видимо, считается, что тогда было общество равных, а сейчас общество неравенства, и в этом смысле оно несправедливо.

И тех, кто считает, что в последние годы российское общество стало более справедливым, и тех, кто придерживается противоположного мнения, спрашивали, в чем именно это проявляется. Оказалось, что ответить нечего и тем, и другим. Получается, что это такие интуитивные чувства, у которых почти нет конкретных подтверждений. Только 6 процентов (и это самый популярный ответ в открытом вопросе) сказали, что выросла социальная помощь, в том числе при эпидемии коронавируса, а оставшиеся 94 процента или дали совсем малопопулярные ответы (1–3 процента), или вообще никак себя не проявили. Те, кто считает, что справедливости стало меньше, тоже не дали популярных ответов, показывающих, что по этому поводу есть общественное мнение. А про выборы, свободу и Конституцию вспомнил только 1 процент опрошенных.

– На нескольких графиках видно, что при замере в августе 2018 года резко падает ощущение справедливости российского общества: с чем вы это связываете?

– Безусловно, с повышением пенсионного возраста. Тогда был период очень болезненного восприятия этой проблемы, очень резкой негативной реакции на политику властей. Но прошло два года, и эта тема, в общем, уже пережита обществом, люди смирились, – отмечает социолог Любовь Борусяк.

О категориях справедливости и несправедливости рассуждает культуролог, доктор философских наук Игорь Яковенко.

– Понятие справедливости в русской культуре слабо разработано и очень субъективно: оно по-своему понимается разными людьми и социальными группами. Людям свойственно трактовать справедливость так, как это им видится и как это им выгодно. Кроме того, российские люди неспособны бороться за справедливость, у них нет практики консолидации, участия в общественной, политической жизни во имя восстановления справедливости. По всей видимости, идея состоит в том, что однажды придет хороший важный начальник и установит справедливую жизнь.

– А то, что для этого надо что-то делать самим, в голове не укладывается?

– Да, но в этом нет ничего принципиально нового. В России власть сакральна и в известном смысле является моносубъектом (то есть, по сути, единственным субъектом). Человек, который пытается что-то делать в общественной, политической жизни, выпадает из неписаных, но очень жестких правил российской традиции. Это, если угодно, упование на "царя-батюшку". Идея такая: "царь-батюшка, разумеется, любит народ, а вот "бояре", то есть те, кто стоит между царем и народом, мешают, тащат все под себя и не дают царю реализовать свою любовь".

– Но все-таки в последние два года, даже по данным того же ФОМа, ситуация немного меняется. Несколько подросла (на 7 процентных пункта) уверенность в том, что справедливость в обществе зависит от самих граждан, и, напротив, снизилось на 6 п.п. представление о том, что она зависит от властей. Как вы думаете, с чем это связано?

– Представления о справедливости опираются на представления о норме, правилах, праведной жизни. Но традиционная культура благополучно исчерпывается по мере схождения поколений. Генерации меняются, носители традиций постепенно уходят. Сегодня в нашей стране живут уже внуки и правнуки крестьян. Кроме того, в ХХ веке происходила так называемая "городская революция": люди переезжали в город. А нынешнее совсем молодое поколение, не читающее книг и сидящее в гаджетах, вообще не включено в традиционную ментальность. Эти люди более продвинуты и в гораздо меньшей степени проникнуты моделями российского традиционно-архаического сознания, чем старшее поколение, в них менее выражены объектность, патернализм. И в этом смысле есть какая-то перспектива, на них можно надеяться.

– Что вы имели в виду, говоря, что в России понятие справедливости субъективно?

– Например, в российском представлении справедливость не есть уравнительность. Скажем, рабочий, которому 45 лет, должен получать большую зарплату, чем 18-летний человек, выполняющий такой же объем работы.

– Взять даже то, что в России пожилым людям уступают место в транспорте: ни в США, ни в Европе я такого не видела, а в московском метро просто объявляют: "Уступайте места пожилым людям!"

– Это давняя традиция: людям старшим, как и статусным, полагается больше. Советская система в этом смысле была близка к идеалу, существующему в головах россиян: начальники жили лучше, чем маленькие люди, но миллионеров и миллиардеров, как сейчас, все же не было. И традиционный российский человек очень болезненно пережил распад советской уравнительности: новый порядок вещей, с его точки зрения, несправедлив. Узнав, что кто-то стал миллионером, он говорил: "Я за всю жизнь не заработал и десятой части его состояния!" В традиционном российском представлении богатый – это тот, кто наворовал, причем это не исчерпывается советским периодом, а лежит в сути крестьянской культуры, которая уравнительна. Почему русский крестьянин ненавидел кулака? Потому что кулак отказался от минимизации потребностей и пошел на рынок, стал там зарабатывать, и его доходы резко превысили доходы окружающих. Ведь крестьянин в основном стремился жить в так называемом натуральном хозяйстве, он избегал денег, а если у него появлялась денежка, то он шел в кабак.

Богатство, с точки зрения русского человека, – это проявление несправедливости. Но в советское время были так называемые "уважаемые люди": статусные деятели культуры, привластные чиновники, которым было разрешено быть богатыми. У них могли быть хорошие квартиры, личные автомобили, шоферы: им все это полагалось "по штату". Идея состоит в том, что богатым может быть человек, прикосновенный к власти: он должен отличаться от простого человека и богатством, и образом жизни. А вот если ты, не будучи прикосновенным к власти, вдруг разбогател, то это разрушает представления о традиции и вызывает очень острый протест.

– Каковы последствия такой ментальности для общества?

– Такое общество в принципе не способно к исторической динамике. Человек, который что-то изобретает, внедряет, мотивирован менять, улучшать жизнь, жить завтра лучше, чем сегодня. А традиционный человек исходит из того, что вот он пришел на завод, а на этом заводе работали его отец и дед. В этом смысле он ничем не отличается от крестьянина, который знает, что и отец его землю пахал, и дед пахал, и прадед, и сам он будет пахать: мир вечен и неизменен. А в мире, который не является традиционным, есть динамика, изменения, и там люди готовы что-то менять.

– Социологи задавали россиянам вопрос: а что следует делать гражданам, чтобы российское общество стало более справедливым? "Быть активнее, инициативнее", – отвечают 14 процентов опрошенных. "Начать с себя, быть добрее друг к другу, проявлять уважение, терпимость" – 11. "Самим быть более справедливыми, честными, соблюдать законы" – 8. "Участвовать в выборах, голосовать за достойных людей" – 6. Лишь 4 процента допускают возможность отстаивать свои права, участвовать в митингах, акциях протеста, а 7 процентов полагают, что тут вообще ничего нельзя сделать. А как бы вы ответили на этот вопрос?

– Если ставить цель сделать общество более справедливым, очевидно, всем его членам нужно участвовать в общественно-политической жизни. Надо добиваться честных выборов, официальных дискуссий, независимого суда, делать неуютной жизнь коррупционеров: эта борьба должна продвигаться руками власти, но под давлением общества. Необходимо возрождение политической жизни, в которой есть реальная, а не назначенная сверху оппозиция, независимые средства массовой информации. Мы знаем, что в России существуют некоторые табу: есть фигуры высокого уровня, о которых запрещается что-либо говорить. В демократических странах такого нет. Иными словами, для того, чтобы Россия стала более справедливой страной, она должна продвигаться по направлению к Западу.