Трёхдневное голосование в Госдуму состоялось с огромным количеством нарушений. Все для демонстрации успеха "Единой России", с которой поделился своим рейтингом президент РФ Владимир Путин. Властям оказалось недостаточно иметь монополию на электронные СМИ, не допустить ярких оппонентов на выборы, выдавить из страны соратников осужденного Алексея Навального, добиться блокировки части ресурсов "умного голосования". Бюджетников принуждали идти голосовать с самого утра в пятницу, официальные лица мешали наблюдателям, члены избиркомов или исполнители вбрасывали бюллетени, что зафиксировано видеокамерами.
Первые результаты думских выборов комментируют политологи Дмитрий Орешкин и Александр Кынев.
Ведет передачу Михаил Соколов.
Видеоверсия программы
Михаил Соколов: У нас в студии гости – политологи Дмитрий Орешкин и Александр Кынев. Говорим мы сегодня о выборах в Государственную думу, и разберемся, какой курс в конце концов наголосовали сегодня в России. Первые результаты думских выборов уже подходят: "Единая Россия" набирает порядка 40%, КПРФ около 25%, ЛДПР 9%, "Новые люди" 7,5%, "Справедливая Россия" чуть ниже 7%. Я думаю, что требует обсуждения не только результат, но и сам процесс, как к этому пришли, как шло трехдневное голосование в Госдуму, а шло оно с большим количеством нарушений. Рассказывает Артур Давлетшин:
Элла Памфилова начинает объяснять, что это все нормальное голосование, когда люди суют пачки бюллетеней в урну.
Почему для такой вроде мощной кампании "Единой России", когда с ней поделился рейтингом Владимир Путин, властям оказалось недостаточно монополии на электронные СМИ, выдавливания из страны сторонников Навального, борьбы с "умным голосованием", пошли такие интересные истории, просто в открытую фальсификации?
Александр Кынев: Брянская область и так входит в аномальную зону, поэтому аномальная зона ведет себя как всегда. Я думаю, что показательно как раз то, что даже в той зоне, где всегда все было абсолютно под контролем, из которой вообще много лет никакой информации не просачивалось, даже оттуда приходят скандалы, как из Брянска – это говорит о том, что даже там внутри ситуация внутреннего напряжения достаточно высока, даже там то, что раньше тупо рисовали, теперь приходится обеспечивать с боями. Это говорит о том, что этот процент, который мы видим по стране, обеспечивается даже в аномальной зоне все большим и большим перенапряжением. Ради этого и пришлось бросать Путина.
Дмитрий Орешкин: Я всегда говорил, что административный ресурс со всеми электоральными хитростями, приписками, плюс приводные избиратели, которые зависят от работодателей, он все равно ограничен. Сейчас от него требуют невозможного. Он может прибавить 10-12 миллионов голосов к результату "Единой России", но он не может прибавить 20 миллионов. Поскольку рейтинг партии пошел вниз, то идет борьба за 40%. Я бы не стал сейчас сильно углубляться в анализ предварительных данных. Например, нас ждет такой электоральный гигант, как Татарстан. Если данные по Татарстану, как всегда бывает в критических ситуациях, задержатся на два-три часа по сравнению с остальными – это будет означать, что от имени трех с половиной миллионов татарстанских избирателей проголосует местное начальство. Татарстан – это такая палочка-выручалочка. Потому что остальные электоральные султанаты, хоть там все схвачено, они просто небольшие по размеру, за исключением Дагестана, там хоть тресни, ты же не нарисуешь 200% явку.
Да, электоральные процедуры на своем максимуме, но от них пытаются выжать больше, чем максимум, а это сопровождается совершенно чудовищными скандалами, что власти тоже не к лицу и не радует, но никуда не денешься, цифры важнее. Поэтому мне искренне жаль Эллу Александровну Памфилову, которая вынуждена всю эту собачью свадьбу прикрывать. Что делать – такая работа.
Александр Кынев: Самый крупный субъект России по количеству избирателей – Москва, на втором месте идет Московская область. Московская область очень пестрая внутри самой себя. Там есть как конкурентные муниципалитеты, так и муниципалитеты такие внутренние маленькие султанатики, типа города Королева или Балашихи.
Михаил Соколов: Где готовилась массовая фальсификация в Королеве.
Александр Кынев: Совершенно верно. Третий регион по количеству избирателей в России – это Краснодарский край. Это регион, который тоже входит в зону электоральных аномалий. Там как раз за последние годы очень сильно усилилась местная оппозиция, там сейчас довольно сильные коммунисты в городской думе Краснодара. Там по большинству округов, конечно, нарисуют все, что хотят, но примерно в двух с половиной округах действительно серьезная борьба. То есть мы видим, что даже бывшие "султанаты" так называемые внутри тоже подвергаются эрозии. Они не могут в один момент исчезнуть, но потихонечку с одного бока их подкусывают, с другого бока подкусывают. Конечно, Татарстан и Башкирия будут держаться до последнего.
Дмитрий Орешкин: Как и Чечня, и Тыва – это опора державы.
Михаил Соколов: В Туве, по-моему, глава получил 97%.
Александр Кынев: Он на самом деле всех устраивал. Тыва очень маленький регион, там ничтожное количество избирателей, меньше 300 тысяч – это ни на что не влияет. Татарстан действительно влияет, Кубань влияет.
Дмитрий Орешкин: Плюс ДНР, ЛНР что-то поднесут, плюс электронное голосование.
Михаил Соколов: Там подвозят людей и паспорта выдают. Они приезжают, получают паспорта, идут голосовать. Выдающаяся схема. А зачем надо было такое устраивать шоу, когда бюджетников заставили идти голосовать с самого утра в пятницу, такая очень заметная акция с очередями?
Александр Кынев: Я думаю, не от большого ума. Если мы посмотрим итоги использования этого трехдневного голосования в прошлом году и в этом, мы увидим, что оно не направлено на повышение явки и ни на какое удобство. Потому что когда его вводили, нам все говорили – удобство, удобство. Непонятно, чье удобство. Явка в прошлом году по сравнению с аналогичными выборами пятилетней давности даже снизилась в большинстве случае, в этом году, наверное, подрастет, но подрастет она как раз не из-за трех дней, а в основном за счет дистанционного электронного голосования. На самом деле основная причина этих трех дней – это ужесточение административного контроля.
У власти последние годы росло ощущение того, что люди приходят по приказу, но голосуют по-своему. Думая, что бы с этим делать, пытались потоки развести, создать ощущение, что тебя лучше и жестче контролируют. Мы видели, как у нас пятница получилась днем массового привода, а суббота получилась днем массового объезда с приносными урнами, раньше все это было в один день. Получилось, что в результате скандалы, которые раньше шли один день, тут у нас растянулись на три дня. Мне кажется, глядя на это безобразие, у вас вместо одного дня скандалов три дня скандалов. Собственно говоря, стоит ли овчинка выделки? Мне кажется, глядя на это все, было бы логично для самой же власти вернуться к нормальному однодневному механизму, поскольку никакой реальной пользы эти три дня не приносят, только растягивается на три дня процесс позора и дискредитации.
Михаил Соколов: Можно, например, было им не подставляться с тем же видеонаблюдением, когда скандально отменили его? Разве это сильно им помогает? Мы видим много разного смешного видео, по сетям приходит, да и люди просто записывают. Зачем надо было административно глупо делать?
Дмитрий Орешкин: Это не то чтобы от глупости, просто других вариантов нет. Надо дать нужную цифру, для этого надо вмешиваться в подсчет, для этого надо переписывать протоколы. Видеонаблюдение, конечно, этому мешает. Поэтому заранее были сделаны все необходимые шаги для того, чтобы минимизировать деятельность наблюдателей, стимулировать деятельность приводного электората в расчете на то, что если человек уж поддался приказу начальства, то боясь, что начальство будет знать, как он проголосовал, он проголосует за власть. Между прочим, это все-таки работает.
Я соглашусь с Александром, что не было цели увеличить явку, но с одной поправкой – была цель увеличить явку тех, кто проголосует за "Единую Россию", а это те же зависимые избиратели, в значительной степени по электронному голосованию, потому что многие голосовали на компьютерах на рабочем месте, которые корпоративные. Человек искренне уверен, что там есть фишка, которая контролирует, как он проголосовал, никакими словами о том, что гарантирована анонимность, его не убедишь. Поэтому в принципе это тоже ресурс, не бог весть какой, но курочка по зернышку. Они были вынуждены подключить все технологии так называемого административного ресурса, и то им не хватает. Мы видим, что у "Единой России" около 40. Та же самая женщина с голосом Жанны Прокофьевой в Реутове говорила про 45%.
Александр Кынев: Около 40% цифра называлась еще месяц назад. Мы опубликовали доклад, я написал, что при опросе, который дает 28%, с учетом аномальных регионов как раз получается 40 плюс-минус. Остальное зависит от наглости и объема фальсификаций. Я думаю, она будет традиционно высокой там, где она была всегда. Есть во многих регионах свои внутренние проблемные зоны. Скажем, в Приморском крае есть Уссурийск, где фальсифицировали выборы губернатора в 2018 году, там традиционно все рисуют. То есть во многих регионах есть маленькие "султанатики", где фальсификации являются нормой. Иногда они схлопываются, иногда они появляются. Еврейская автономная область была раньше нормальным регионом, но туда назначили губернатора Гольштейна и с прошлого года там какие-то феерические абсолютно цифры, слава богу, она маленькая. Сейчас не стыдятся рисовать под 90% результаты тоже.
Михаил Соколов: Дальний Восток, сильно отличается голосование от того, что будет в Центральной России? Раньше это было заметно, большое голосование за ЛДПР, за Жириновского, сейчас я это, кажется, не вижу.
Александр Кынев: Мы знаем динамику, наблюдаем много лет за федеральными выборами, мы всегда можем примерно учесть корреляцию, сколько партия получает на Дальнем Востоке, и сколько она должна в итоге получить в масштабе страны. Уже есть данные по Сибири, по Красноярску, по Иркутску, динамика очень хорошо видна. То, что ЛДПР упадет, было понятно, потому что ЛДПР нанесла себе чудовищный имиджевый удар историей с Фургалом. Эта история ударила по всему Дальнему Востоку, по всей Сибири, поскольку фактически она публично открестилась от протестного движения – это была мощнейшая дискредитация, она не смогла оправиться, никакого публичного ответа не было.
Кроме того, кампания была очень слабой. Никаких новых идей, никакого нового креатива в кампании не было. Были регионы, где только за счет местного бизнеса, который вкладывался в выборы, за счет кандидатов, которые шли по одномандатным округам, было какое-то оживление в кампании ЛДПР, в Томске, в Красноярске, что-то во Владивостоке, но по остальным регионам это все было очень вяло, дохло и абсолютно ни о чем. Падение ЛДПР почти в два раза, а может быть, даже те цифры, которые есть, назвали цифру 9%, но это по базовой зоне, дальше она будет только падать, скорее всего, ЛДПР получит 7–8%, судя по всему. Это для партии в два раза хуже, чем было пять лет назад. Будет второй результат с конца, за всю ее историю самый худший был в 1999 году.
Михаил Соколов: Жириновский допустил какую-то грубую ошибку, когда он не схватился за Фургала? Ему надо было, может быть, побольше покричать, а потом сказать: вот видите, у вас Дегтярев. Тем более Дегтярев все равно победил, но результат интересный.
Александр Кынев: Очень низкая явка в Хабаровске. Власть понимала, что Дегтярева выбрать почти невозможно, в результате валили явку. Соответственно, чем ниже явка, тем сильнее на результаты выборов влияет административный привод. Там тупо обеспечивали результат приводом. Мы видим, что он чуть-чуть превышает 50%.
Дмитрий Орешкин: Возвращаясь к вопросу о Дальнем Востоке, обычную картинку, наверное, немножко смазало электронное голосование, потому что это миллион с лишним голосов. Думаю, это зашито в тех 12% обработанных бюллетеней. Что интересно на Дальнем Востоке, там традиционно голосовали плохо за коммунистов, такой обиженный социальной памятью регион, много ссыльных, много их потомков. Если там 25%, то я думаю, что коммунисты будут подрастать по мере приближения к центральным регионам. Плюс, наверное, "умное голосование", на которое среагирует Москва, Петербург, разные продвинутые регионы.
Я думаю, разговоры из кремлевских коридоров о том, что коммунисты наберут меньше 20%, точно не оправдались, 25, а может быть даже больше. Соответственно, "Единая Россия", если речь о 25% поставленной цели, при явке 50%, если у нас 109 миллионов избирателей, разделите пополам, грубо говоря, 55 миллионов человек голосуют, если от них меньше половины, то это значит до 30 миллионов голосов. На прошлых выборах у "Единой России" было 28,4 миллионов. За счет низкого показателя явки доля "Единой России" была высока. Сейчас даже на фоне невысокой явки у "Единой России", не думаю, что она до 45 дотянет даже с помощью Татарстана. Это означает, что в абсолютных цифрах она выступит хуже, чем в 2016 году. Коммунисты, соответственно, будут, как единственная в мозгу нашего избирателя альтернатива, подрастать.
Александр Кынев: Хочу напомнить, у нас пять лет назад "Единая Россия" выиграла 203 округа из 225. Прогноз, который мы давали месяц назад, 175–200.
Дмитрий Орешкин: Сейчас говорят про 131.
Михаил Соколов: Электронное голосование, какова его роль?
Дмитрий Орешкин: Зарегистрировалось около двух миллионов. Там тоже не обошлось без скандалов. Мне Алексей Венедиктов как-то сказал, что 300 тысяч зарегистрировались на московской платформе, проживая, например, в Пензенской области, еще бог знает где. Проблема в том, что тут надо чистить, выяснять, где боты голосовали, где живые люди.
В принципе, даже если два миллиона, из них больше половины за "Единую Россию", все равно миллион голосов рухнет вдобавок "Единой России", все равно получается порядка 30 миллионов, вряд ли больше. Это, конечно, плачевный результат для партии, которая ассоциируется с Владимиром Путиным, которая ассоциируется с властью и так далее. Самое интересное - это, конечно, то, что мы будем говорить про "умное голосование", в какой степени оно сработало. Коммунисты, наверное, неплохо нажились на "умном голосовании".
Александр Кынев: На мой взгляд, здесь его вклад сильно преувеличен. Кстати, по Дальнему Востоку по сравнению с 2016 годом очень сильно упали результаты партии Сурайкина. Если "Коммунисты России" получили в 2016 году более 2%, то по Дальнему Востоку у них менее процента. Это говорит о том, что фактор спойлерства этой партии на этот раз очень сильно упал. Более яркая кампания КПРФ тоже сыграла в этом смысле свою роль. "Умное голосование", нет никакой методики, чтобы точно посчитать его эффект. Фактически то, что мы имели в чистом виде в 2019 году в Москве, нет никакой общей точки зрения. Есть кандидаты, которые в своих округах не вели кампанию и победили. Но проблема в том, что кроме "умного голосования" у них были другие резервуары поддержки. Были разные списки поддержки от разных людей, все это суммировалось. Кроме того, явка в Москве была 21% в 2019 году. Учитывая мобилизацию протестного голосования, которая была, я рискну предположить, что сторонники Навального в Москве имеют некоторый численный порог. То есть в штуках это примерно одни и те же люди. Соответственно, рост явки в Москве выше определенного уровня долю сторонников Навального снижает, наоборот, а не повышает. Мне кажется, здесь тоже есть некоторая внутренняя ловушка, которую сами организаторы "умного голосования", может быть, не до конца осознают.
Михаил Соколов: Навальным все-таки является мощным игроком сейчас, он доказал, что даже из тюрьмы можно вести серьезную политику?
Александр Кынев: Конечно, он ньюсмейкер. Важны тренды. Даже если ты не голосуешь за кандидата "умного голосования", но сам факт попадания в этот список тебя выводит в топ, на финише кампании тебя все обсуждают, как минимум ты повышаешь свою известность на фоне всех остальных.
Дмитрий Орешкин: Как бы то ни было, "умное голосование" есть альтернативный центр влияния на выборы, что само по себе большой скандал для кремлевского руководства, потому что оно 20 лет строило модель, когда есть только один центр, только монопольная позиция Кремля, который контролирует средства массовой информации, отбор кандидатов и подсчет голосов, и это было правильно. А тут вдруг появился какой-то выскочка, который к тому же в тюрьме сидит, тем не менее, это работает. Я думаю, что здесь помимо самого "умного голосования" играет еще роль нарастающее разочарование. Люди не от хорошей жизни, может быть, к Навальному и к "умному голосованию" прибегают как к поиску альтернативы.
Второй вариант – это "Новые люди". Альтернатива. Люди понимают, что это не совсем самостоятельная партия, что у нее есть довольно отчетливый аромат спойлерства, но хотя бы новые лица. Поэтому, я думаю, они пройдут.
Михаил Соколов: Я смотрю на ленту новостей: "Новые люди" занимают второе место на выборах в петербургский парламент после "Единой России".
Александр Кынев: Если у них будет такой процент в Питере, это означает, что с учетом динамики по Сибири и Дальнему Востоку у нас точно пятипартийная Дума.
Михаил Соколов: А что это означает – пятипартийная дума, что принципиально меняется? В чем отличие "Новых людей" от "неновых людей"?
Александр Кынев: Это тренд. Это расширяет некоторое поле всевозможных комбинаций, про которые, возможно, мы уже забыли. У нас в Думе не то что либеральных, у нас квазилиберальных партий не было 17 лет в парламенте никаких. Это некоторый вызов определенный. Это ничего не говорит про судьбу самой партии, это говорит о том, что даже такой очень вяленький ответ на общественный запрос представительства рассерженных горожан, который был дан, даже он оказался таким образом реализован. Я думаю, что будет некая дальнейшая работа по этому сегменту. Пока сама партия во многом номинальная, наверное, будут пытаться из нее дальше создавать что-то более. Если мы вспомним прошлые кампании, когда в Думу проходили новые проекты, за которыми ничего не было, в дальнейшем они начинали обрастать какой-то региональной костью. Я думаю, что на базе "Новых людей" было бы логично начать формировать некую условно либеральную партию, напоминающую партию. Кроме этого это будет создавать некоторую новую линию противостояния в Думе, что власти могло бы быть в каком-то смысле выгодно. Потому что, учитывая, что резкое усиление КПРФ, которое увеличивает фракцию вдвое практически, наверное, власти было бы выгоднее, чтобы политика не воспринималась как борьба власти с КПРФ, а чтобы по каким-то позициям возникали чисто идеологические споры помимо власти. Есть коммунисты крайние, а есть какие-то либералы, а мы стоим в стороне.
Михаил Соколов: Я вас, Александр, поздравляю, потому что вы в отличие от многих угадали этот тренд с "Новыми людьми".
Александр Кынев: Я про это говорил достаточно давно. Это же еще вопрос интересов власти. На мой взгляд, многие аналитики смотрят на результат выборов очень механистически. Они считают, что "Единая России" для власти абсолютная ценность, ее больше ничего не интересует. Это неправда. Власть вполне себе заинтересована в том, чтобы разные общественные структуры тоже каким-то образом были представлены. Недооценивать это нельзя, те, кто это не видит, они, на мой взгляд, достаточно примитивно на все это смотрят. Поэтому я думаю, что прохождение "Новых людей" изначально вписывалось в сценарии. Хочу напомнить, что в феврале месяце, когда была "Петербургская политика", известный доклад, был "План "Крепость" о том, что жесткая кампания как всегда. Второй сценарий – ускользающее большинство, когда меньше двух третей, возможно, пятая партия была в этом сценарии. Третий сценарий – меньше половины и коалиции. Понятно, что третий сценарий – это совсем система рухнула, малореален. Я тогда говорил, что власть будет реализовывать первый сценарий, но у нее ничего не получится, в итоге все кончится вторым. В итоге все кончается вторым сценарием, как и должно было быть. Те же "Новые люди", у них была массовая кампания до конца мая, потом они резко как будто исчезают, исчезают рекламные щиты, газеты.
Михаил Соколов: Может быть, деньги кончились?
Александр Кынев: Я думаю, деньги не кончаются просто так. Деньги обычно кончаются либо по звонку, либо по большой просьбе в таких вещах. Вряд ли кто-то не понимал или не знал, когда они будут нужны. Вдруг что-то происходит, в августе кампания партии снова активизируется, на финише кампании она выходит на третье место по количеству эфирного времени, обходя даже многие парламентские партии. Мне кажется, что здесь как раз реакция на то, что рейтинги партии не растут, все равно нужно будет что-то с этим делать, возвращаясь к собственному докладу месячной давности, когда я говорил о том, что будет диссонанс голосования по партспискам и тотальной победой в мажоритарных округах. Надо будет дать какую-то психологическую компенсацию этого процесса людям. Нужны будут какие-то конфетки, как подсластить этот диссонанс. И одна из пилюлей, которая может подсластить, может быть пятая фракция в Госдуме, когда количество мест уходит на второй план, вместо этого вам говорят: смотрите, как круто, у нас теперь в парламенте пять партий, а еще по одномандатным округам "Партия Роста" пройдет, "Яблоко" получит два-три места по округам. Таким образом, за счет точечного прохода некоторых представителей других сил создается ощущение, что плюрализма стало больше.
Михаил Соколов: И репрессий больше, и плюрализма больше.
Александр Кынев: Плюрализм немножко камуфлирует то, что большинство сфабрикованное, когда количество мест и количество голосов друг другу не очень пропорциональны.
Михаил Соколов: Господин Костин, известный прокремлевский аналитик, прогнозирует, что партия "Единая Россия" получит 45 по партспискам и 190 мандатов по округам – это будет конституционное большинство. Я хотел бы про "Новых людей" услышать, одним названием взяли или еще что-то?
Дмитрий Орешкин: Во-первых, это в значительной степени кремлевский проект, если не абсолютно кремлевский проект. Во-вторых, это не от хорошей жизни. Потому что ближе к выборам стало понятно, что "Единую Россию" раздуть не удается, соответственно, надо выпускать на сцену, "запускайте Берлагу", это так называлось. Конечно, это люди, которые вполне себе уменьшенная копия "Единой России", то есть успешные бизнесмены, с которыми власть всегда найдет, как договориться. Но тоска на альтернативу в населении чувствовалась, ему предложили альтернативу, избиратели, может быть скрепя сердце, за нее проголосовали. Это вполне такой был прагматичный и рациональный сценарий. Не зря тот же самый господин Костин говорил, что пятая партия может пройти – это будут или "Новые люди", или Партия пенсионеров. Партия пенсионеров не работает, потому что пенсионеры голосуют или за КПРФ, или за "Единую Россию".
Александр Кынев: Кстати, они берут более 3% – это однозначно. Это означает, что на региональных выборах на следующие пять лет без сбора подписей, и они получают госфинансирование.
Михаил Соколов: Все-таки почему не сработала "Партия Роста" с Титовым? Те же самые "Новые люди".
Дмитрий Орешкин: У "Новых людей", во-первых, больше денег, во-вторых, очевидная поддержка с административной точки зрения. "Партии Роста" так не помогали. В Кремле считали, что можно сыграть игру с "Единой Россией" и сыграли в конце концов, на фоне сниженной явки со своими 28 миллионами "Единая Россия" получила уверенное большинство. Сейчас уже настолько накопилось разочарование, раздражение, что пришлось выпускать новую партию. Отвечая на ваш вопрос, что изменится в парламенте, я скажу, что по большому счету ничего. На самом деле все равно он будет управляемый, все равно будет у любой инициативы из Кремля массовая поддержка. Если не хватит голосов "Единой России", ЛДПР не поделится, "Справедливая Россия" не добавит, "Новые люди" не поддержат? Конечно, они будут какие-то, как и коммунисты, делать заявления, чтобы подчеркнуть свой вежливый оппозиционный характер, но на ключевых голосованиях они будут голосовать так, как надо, здесь никаких сомнений, по-моему, нет.
Александр Кынев: Я могу сказать, что уже была некая дискуссия в соцсетях о том, что, возможно, кроме пяти фракций мы увидим возрождение депутатских групп из одномандатников. Регламент Дума утверждает сама, она может его поменять в любой момент, установить, сколько членов нужно в группе и так далее. Дело в том, что у нас есть как минимум 8 округов, где кандидатов от "Единой России" в принципе не было, плюс кандидаты от малых партий, у которых своих фракций нет, они могут иметь возможность объединяться в депутатские группы. Так что может появиться и шестой субъект – это тоже не исключено. Это все решает сама Дума, а Дума решает в зависимости от политических задач администрации президента. Так что в этом смысле, если понадобится более сложная игра, пасьянс, с точки зрения артикулирования разных позиций, почему бы нет. Пенсионную реформу тормозили именно тем, что создавали три разных группы с разными вопросами и так далее, пытались дробить протестный потенциал между несколькими колоннами. Власть видит, что меняется общественное настроение, она пытается работать не только кнутом, но и пряником. Она пытается, с одной стороны, тех, кто вызывает ее подозрение, страх, исключить, запретить и так далее, но часть она пытается привлечь, показать, что с теми, кто с нами по-хорошему, того пускаем, вот вам пример, идите туда.
Михаил Соколов: Интересно, какой будет политическая коррекция курса. Можно предположить, что если коммунисты набирают сами по себе или с помощью "умного голосования" тоже довольно много, при том что у них внешнеполитические ориентиры примерно такие же, как у "Единой России" и у Кремля, то социальная политика может быть как-то скорректирована.
Дмитрий Орешкин: Я думаю, что Дума – орган декоративный, риторика там может быть самая разная, и коммунисты наверняка этим воспользуются, они будут громко говорить о своей победе. Естественно, не упоминая ни Навального, ни "умное голосование". Но, во-первых, в самой компартии обострятся отношения, потому что Кремль более, чем устраивает, Геннадий Андреевич, человек спокойный, пенсионного возраста, все знают, с чем к нему надо приходить, чтобы получить то, что нужно. А тут могут появиться какие-то новые молодые зубастые лидеры, которые решат, что теперь мяч на их половине, Геннадию Андреевичу в этой ситуации не позавидуешь. Но я думаю, что влиятельности коммунистов заведомо не хватит, чтобы какой-то реальный новый курс проводить. Так что надежды на то, что новый состав Госдумы будет проводить новую политику, я лично не питаю.
Александр Кынев: Немножко про оптимизм. Честно говоря, мне больше нравится, когда проходит партия, которая условно скорее либеральная, не говорит ничего людоедского, на фоне, когда в два раза теряет ЛДПР, когда мы видим, что на пузе проползает в Думу партия Прилепина, меня это тоже, честно говоря, радует. Когда возникал этот альянс в феврале месяце, "Справедливая Россия" плюс Прилепин и Семигин, в тот момент поскольку было информационное затишье, ни о ком больше не говорили, о нас все пишут, мы по упоминаемости выходим на второе место. Я говорил о том, что добром это не кончится, что это очень токсичный союз. Господин Прилепин имеет слишком много негативных публикаций и заявлений по поводу Донбасса и так далее, а людям это не нравится, люди не хотят войны ни с кем, это все слишком по-людоедски. Мы увидели, чем больше в ходе кампании господин Прилепин ездил по регионам, тем меньше становился рейтинг "Справедливой России". В результате "Справедливая Россия" на финише кампании закончила ее, мягко говоря, не за здравие, а за упокой.
Михаил Соколов: Это конец этой партии?
Дмитрий Орешкин: "Справедливая Россия" была каким-то влиятельным игроком, что ли? Они надеялись, пристегнув Прилепина, набрать больше, но, по-видимому, больше точно не получается, как бы не было меньше. В любом случае это разговоры про слова, какую риторику они там будут, риторика может и смениться, а реальные результаты голосования и поддержка кремлевских инициатив сохранится. В то же время любое обновление, любое изменение, любое нарушение скучной монополии Кремля на результаты голосования, оно на пользу. Появятся новые одномандатники, я думаю, что пройдет десяток-полтора несистемных людей. В этом смысле политика оживится, во всяком случае в пространстве слов. Собственно говоря, что от Думы зависит, если всерьез говорить? Конечно, все решает администрация президента и будет решать. Но теперь у нее будет несколько сложнее задача, теперь ей надо будет как-то играть на сразу нескольких инструментах.
Михаил Соколов: Нельзя же воспринимать выборы как такой грандиозный социологический опрос?
Дмитрий Орешкин: Почему нельзя? Можно и так воспринимать.
Михаил Соколов: По результатам этого опроса они же могут принимать какие-то решения? Я и пытаюсь понять, что, собственно, будет происходить?
Дмитрий Орешкин: Я не думаю, что что-то серьезное будет происходить. Наверное, придется выслушивать нелицеприятную критику с думской трибуны, особенно со стороны одномандантиков. Я думаю, задушат в зародыше идею с созданием депутатских групп, скорее наоборот их растащат по частям и пристегнут. Так что надежды на радикальную смену курса я не вижу. Но в принципе мы с вами переживаем момент, когда Кремль теряет однозначную монополию на влияние на умы избирателей, мы видим, что избиратели испытывают нарастающее раздражение тем, что можно условно назвать статус-кво. Люди хотят перемен, им дают как бы перемены в виде "Новых людей" в надежде, что этого хватит. Боюсь, что не хватит.
Михаил Соколов: Можно ли сказать, что Шойгу и Лавров не справились со своей ролью?
Александр Кынев: Однозначно. Мы видим по социологии, что с момента проведения съезда "Единой России" никакого роста рейтинга не было. Это означает, что формирование списка никак партии не помогло вообще. Их выпуск на публичное поле свободно агитационно пастись ни к чему, кроме скандалов, не привел, привел, наоборот, к попыткам как-то купировать всякие глупости, типа построить мегаполис в Сибири, какие-то выступления господина Лаврова в Екатеринбурге. Для нормального человека все это было какой-то дикостью. Получилась партия войны и ковида. Они взяли двух самых старых, самых известных министров, они оказались как раз символизирующими агрессивный курс, который скорее не про будущее, не про экономику, а про то, что мы со всеми ссоримся. Проблема в том, что люди хотят знать и понимать, что будет дальше. Есть социальный пессимизм, есть массовое недоверие, есть депрессия в обществе. А что про будущее может сказать этот список? Он не про будущее, он в лучшем случае про наше печальное настоящее. Это была главная проблема "Единой России", в результате им пришлось срочно на финише распечатывать кубышку, задабривать пенсионеров очередными подачками, вновь бросать на амбразуру Путина и так далее. Это говорит о том, что список получился неудачный, в результате потребовались лишние усилия, лишние расходы.
Дмитрий Орешкин: На мой взгляд, беда "Единой России" в том, что они выпустили лучшее, что у них было, но вся эта стратегия "паровозиков" тоже утомила и раздражает избирателей. Мало кто, кроме совсем наивных людей, всерьез думал, что господин Шойгу или господин Лавров оставят свои высокие престижные места и пойдут работать в Госдуму. Было понятно, что это такие выставочные фигуры, которые не сломали общего тренда на снижение популярности и уважения к "Единой России". Да, это самые рейтинговые фигуры после Владимира Путина, расчет был, что они своим рейтингом поделятся с партией. Не получилось, потому что партия идет вниз, никакими административными ухищрениями, приписками "паровозов" и прочими хитростями эту тенденцию не переломить. На мой взгляд, в этой ситуации довольно удачно Кремль сыграл с "Новыми людьми". Они откусили у ЛДПР и у "Справедливой России", наверное, у "Единой России" откусили чего-то.
Михаил Соколов: Рейтинг Владимира Путина передается или нет? Он попытался "Единой России" в какой-то момент передать рейтинг, да еще и деньгами это укрепить.
Дмитрий Орешкин: С моей точки зрения, нет. Раньше работало это, раньше "Единая Россия" сияла отраженным светом Владимира Путина. По старинке, как и идея с "паровозами" в лице Шойгу и Лаврова, рассчитывали, что Владимир Путин приедет на съезд, скажет одобряющие слова о большом вкладе "Единой России", электорат дружными рядами пойдет поддерживать "Единую Россию". Не сработало. Это, кстати говоря, плохой сигнал лично для Владимира Путина. Это значит, что его рейтинг не такой уж победоносный и не такой уж политически весомый. Это скорее рейтинг отчаяния, потому что кому еще верить, кроме как Владимиру Путину. А если уж ему не верят, это значит для нормального человека разочарование, значит, он должен признать, что он был, извините, дураком, когда раньше поддерживал Путина. Поэтому массовое мышление за Путина цепляется, но уже потенциала этого путинского рейтинга для того, чтобы поднять гниющий рейтинг "Единой России", явно не хватает. Собственно говоря, у Путина тоже рейтинг зацепился за 60%, но идет скорее вниз, чем растет.
Михаил Соколов: Что вы скажете об этой попытке Владимира Путина вытащить своих партийных товарищей и поправить декорацию?
Александр Кынев: Я думаю, ничего это с точки зрения реального рейтинга не дало. Если оценивать это как попытку немножко оправдать тот бонус, который на финише неизбежно давали всякие разные манипуляции с админресурсом, вбросами так далее, надо как-то объяснять, почему у нас 28% превратилось в 45%. С этой точки зрения, может быть, да. Мы же и так понимаем, как должны были взяться эти проценты.
Дмитрий Орешкин: Мне кажется, они просто исчерпали и креативный ресурс, и реальный ресурс, они просто надоели.
Александр Кынев: Кампании "Единой России" все эти годы были жестко унифицированы. Начальник штаба едет в Москву, согласовывает текст листовки, лозунг, цветовую гамму, фотографию. Нельзя было вообще ничего выпустить, если сверху не одобрили, поставили печать. Когда мы по регионам смотрели агитацию, они выпустили по сути дела своих одномандатников в ситуацию, когда делайте, что считаете нужным. Мы видели, что одномандатники про "Единую Россию" в своей агитации почти не вспоминали, лозунги были какие угодно.
Михаил Соколов: То есть люди начали прятаться, те же кандидаты.
Александр Кынев: С точки зрения агитационной кампании одномандатников в этом году это была самая отстраненная кампания от "Единой России" за все годы ее существования. То есть одномандатники вели свою кампанию, "партия власти" вела свою.
Дмитрий Орешкин: "Единая Россия" притворялась, что она не "Единая Россия", ее члены, которые по одномандатным округам идут, изо всех сил старались от нее дистанцироваться. У них же чутье острее развито, чем у нормального избирателя, поэтому они очень ясно понимали, что имидж "Единой России" – это скорее гиря на шее, чем крылья за спиной. Уже исходя из этого было понятно, что у партии плохи дела. Я уже не говорю про историю с Дмитрием Медведевым, которого быстренько запихнули в валенок, чтобы он не высовывался. Партия в принципе пыталась работать по стандартам КПСС, бюрократическая структура, какое-то время это работало до той поры, пока не накопилось раздражение, пока не было пенсионной реформы, разочарования в ковиде, инфляции, победы холодильника над телевизором и всеми прочими напастями. Сейчас просто жесткая иерархия административная не работает. Да, указания сверху вниз проходят, но они настолько неинтересны, что внизу их даже не выполняют. Они отчитываются, конечно, но на земле одномандатники ведут свою собственную политику, у них свои собственные амбиции. Раньше им было выгодно выступать от "Единой России", а сейчас нет.
Михаил Соколов: Господин Турчак, один из деятелей "Единой России", во-первых, он заявил о чистой и честной победе "Единой России" на выборах, а во-вторых, сообщил, что Медведев не смог приехать в штаб, потому что у него кашель. Они уходят на самоизоляцию в самый критический момент. А если бы Владимир Путин не ушел на самоизоляцию, а взял бы и ярко выступил еще раз, другой.
Дмитрий Орешкин: Он уже не может ярко выступить.
Михаил Соколов: А денег не может дать?
Дмитрий Орешкин: Денег не хватало у "Единой России"?
Михаил Соколов: Надо было, может быть, не партии дать, еще каким-то группам населения, не 10, а 20, не 15, а 30. Странно, что обещания не работают во многих случаях.
Дмитрий Орешкин: Уже, я думаю, значительная часть пенсионеров воспринимает это как оскорбительную подачку, не все, конечно. Пенсионеры говорят: лучше бы прибавили две тысячи в месяц к пенсии, чем дали одноразовую десятку. Уже это больно в лоб, больно очевидно: вот вам 10 тысяч. Сначала говорили: вы проголосуйте за "Единую Россию", а новый состав Госдумы одобрит. Потом поняли, что уже не до грибов, без всякого одобрения дали до выборов. Как это выглядит? Как попытка подкупа избирателей. Вменяемые люди это хорошо осознают.
Михаил Соколов: О грустном все-таки. Оставалась чисто либеральная партия с историей и со всем – партия "Яблоко". Предпоследние данные были – около процента по тем регионам, где их и так не очень любили, как раз на Дальнем Востоке. Что с ней случилось, на ваш взгляд?
Александр Кынев: Доползет, наверное, до двух с половиной, если повезет. Конечно, там не будет даже трех, никакого госфинансирования, скорее всего, на горизонте не будет. Я все-таки надеюсь, что она пройдет в региональные парламенты. Я очень переживаю за Свердловскую область, честно говоря, надеюсь, что там пройдут. Хороший список у них на выборах в региональные парламенты в Пскове, в Новгороде, в Санкт-Петербурге, там действительно шансы есть. В масштабе страны есть такой принцип: кто первый встал, того и тапки. "Яблоко" по принципу того, что была когда-то демократическая партия, мы за нее голосовали в 1990-е годы, она на этой старой памяти и живет, в принципе живет как собака на сене политическая, сама не съем и другим не дам. На самом деле она власти абсолютно выгодная с точки зрения свой абсолютно внутренней политической импотентности, беспомощности, нежелания ничем заниматься всерьез.
Михаил Соколов: Шлосберга снимать стали же отовсюду.
Александр Кынев: Шлосберга потому и стали снимать, что прекрасно понимали, что внутри "Яблока" диссидент внутренний. Если бы была внутренняя серьезная поддержка, наверное, этого не было бы. Поскольку его выдвигали в Москве с большим скрипом, очень легко бороться с кандидатами, которые внутри партии диссиденты. Вообще "Яблоко", по моему глубокому убеждению, – это такая история про симулякр, когда структура существует много лет, потихонечку сжимаясь, как шагреневая кожа, замещает на политическом поле то место, где могли бы вырасти другие нормальные политические структуры, она просто не дает им развиваться. Мне кажется, что "Яблоко" играет именно роль собаки на сене.
Михаил Соколов: Если бы от Навального они не стали отмежевываться, другой был бы результат?
Александр Кынев: Повыше он был бы. Он был бы повыше, если бы была другая стратегия предвыборной кампании, если бы не было неудачных публичных заявлений про Навального, про призывы к локдауну, которые крайне непопулярны среди базового для партии малого и среднего бизнеса городского, которому это страшно невыгодно. Если бы был другой список. Потому что делать лидером одного человека, у которого нет федеральной известности, когда у вас есть некая линейка ярких людей – это глупость какая-то. Здесь и стратегические ошибки, и тактические, все вместе. Вопрос, сознательно или несознательно – это другая история.
Дмитрий Орешкин: Я думаю, что "Яблоко" находится в ситуации, когда о ней или хорошо, или никак. Поэтому я буду говорить хорошо. Они молодцы с точки зрения организации наблюдения за выборами, они свой партийный ресурс доброкачественно и старательно использовали. Они хороши в некоторых одномандатных округах. Я думаю, что два-три кандидата от партии пройдут. Вот, пожалуй, и все, что можно сказать хорошего.
Александр Кынев: У них здание хорошее.
Дмитрий Орешкин: Григорий Алексеевич красивую бороду отпустил.
Михаил Соколов: Григорий Алексеевич пишет прекрасные статьи, очень интересные, философские и так далее.
Дмитрий Орешкин: Есть разница между проповедником и политиком. Проповедник говорит правильные слова, Григорий Алексеевич говорит их очень даже хорошо. А политик – это тот человек, который собирает голоса. Если бы у "Яблока" хватило мужества объединиться с Навальным – это бы дало стимул прийти на выборы тем, кто не ходит, и это был бы действительно серьезный удар по монопольной вертикали. Они на это не пошли, неважно из каких соображений, из принципиальных или боялись, что Навальный инициативу перехватит, в результате потенциальные 15–20%, кстати говоря, Явлинский замахивался на 20%, если вы помните, оказались пшиком. Очень печально.
Михаил Соколов: Да, действительно, это печальный результат.
