Александра Балашова, бывшего волонтёра штаба Навального в Кемерове, фотографа, несколько лет преследовали сотрудники Центра "Э". Нередко силовики в процессе охоты на активиста оказывались в нелепых ситуациях. После начала войны с Украиной во время пикета фотографа арестовали. Его срок заключения продлевали несколько раз. Стороннику Навального пришлось согласиться сотрудничать с "эшниками", чтобы выбраться из российской тюрьмы. Вместо Грузии, куда его отправили следить за сбежавшими из России оппозиционерами, он улетел в Мексику. Активист перешел границу с США и на несколько месяцев оказался в миграционной тюрьме этой страны. Историю своей борьбы и спасения Александр Балашов рассказал Радио Свобода.
– Как вы начали поддерживать Алексея Навального?
– Для меня политика началась с митинга “забастовка избирателей” в январе 2018 года. После него я узнал, что полицейские во время задержания ударили моего друга, фотографа Глеба головой об автозак. Я написал об этом пост, который вызвал большое возмущение подписчиков. Полицейские тоже его прочитали. Они решили меня арестовать и придумали для этого интересный ход. Силовики заказали у меня съемку love story. То есть фотосессию, которую обычно заказывают влюбленные люди. Когда мы приехали на съемку, то увидели двух крупных мужиков, производивших впечатление жителей деревни. У нас нет предубеждений против геев, но мы немного растерялись и не понимали, как будем работать с такими клиентами. "Клиенты" тем временем подошли к нам и показали удостоверения сотрудников Центра “Э”. Они задержали меня и доставили в суд. Он обычно не работает в воскресенье. Но ради нас суд открыли в выходной день. Моя жена Ольга Никитина сообщила в штаб Навального о моем задержании. Ребята из штаба прислали на помощь адвоката. Так мы познакомились со сторонниками Навального в Кемерове. К слову, адвокат так и не смог меня защитить. В суде я потребовал привлечь к участию в деле против меня моего защитника. Судья в ответ начал материться.
– Он сидел в мантии и ругался матом?
– Да, долго и многословно. Он сказал: “Ты чё, не мужик? Себя защитить не можешь? Мы сейчас из-за тебя будем тратить свое время на ожидание твоего адвоката”. В общем, суд прошел без моего защитника. За участие в митинге судья назначил мне 25 часов обязательных работ. Я тогда не расстроился из-за наказания. Наше знакомство с бывшим координатором штаба Навального Ксенией Пахомовой продолжилось. Я стал помогать штабу, чем мог: участвовал в организации митингов, донатил, снимал для них. Потом возглавил региональное представительство незарегистрированной партии Навального. Сотрудники же Центра “Э” стали посмешищем в городе благодаря широкой огласке истории моего задержания. О ней написали многие СМИ, в том числе провластные.
– Спецслужбы продолжили преследовать вас дальше?
– Сотрудники Центра “Э” меня задерживали не раз. Я отсидел пять суток за участие в митинге после трагедии в торговом центре “Зимняя вишня”. Ко мне в камеру на допрос постоянно приходили “эшники” и склоняли к сотрудничеству. Они предлагали мне деньги за помощь правоохранительным органам. Я отказался от этого щедрого предложения и продолжил помогать штабу Навального. А "эшники" продолжили попадать в сомнительные ситуации. Когда в Кемерове поменялся губернатор, пиар-команда из Кремля заказала его фотосессию мне. Я в тот момент был одним из самых известных в городе фотографов, но и как активиста меня в Кемерове уже хорошо знали. Съемка была назначена на 5 мая – день митинга оппозиции. Я, когда получил этот заказ, подумал, что фантазии нет совсем у сотрудников Центра “Э”, раз они одними и теми же методами пытаются до меня добраться. Когда я понял, что заказали мою работу в самом деле пиарщики губернатора, то сделал вывод и об их профессиональных навыках – они мое имя не удосужились погуглить.
– Как вы объяснили себе такое легкомысленное поведение чиновников?
– На счастье нашей оппозиции, во власти – бардак и непрофессионализм на всех уровнях. В этот день, чтобы меня не задержали из-за митинга, я рано утром уехал на съемку губернатора. Я решил, что, если меня задержат, я назову свидетелем губернатора и попрошу вызвать его в суд. Пока я перемещался из здания администрации области в гостиницу, где жил губернатор, меня пытались догнать “эшники”. Наконец один из них, который дежурил с грустным выражением лица у гостиницы под дождем, увидев меня, сказал: “Для тебя сегодня очень важный день, поэтому я тебя не буду задерживать”. Я ответил, что ничего особенного в моей жизни не происходит, я фотографирую разных людей постоянно. В следующий раз сотрудники Центра "Э" меня схватили во время работы на свадьбе. Ольге тогда пришлось меня заменить, чтобы молодожены не остались без красивых фотографий. И каждый раз во время задержаний “эшники” просили меня сообщать, если кто-то из моих соратников собирается "нарушать закон". Ни на что подобное я никогда не соглашался. Во время разговоров полицейские пытались дискредитировать активистов, обвиняя их в плохом отношении к детям, торговле наркотиками и извращениях.
У меня их уловки вызывали только смех, потому что все их действия против меня приводили к факапу
– Вам угрожали?
– Мне они не раз угрожали, намекали на возможные проблемы на работе у моей мамы, сложности в школе у моего сына. Они говорили: “У тебя такая жена молодая. Ей будет сложно в тюрьме сидеть”. "Эшники" всегда стараются найти больное место, чтобы на него давить, склоняя к сотрудничеству. Но у меня их уловки вызывали только смех, потому что все их действия против меня приводили к факапу [англ. fuck up - провал (сленг)]. С другой стороны, я понимал, что играю с огнем. Знакомых активистов силовики избивали и сажали в тюрьму. Я понимал, что нахожусь в опасности и могу серьезно пострадать из-за открытого выражения своих политических взглядов. Так и произошло после начала войны с Украиной. Я не уехал из России после признания структур Навального экстремистскими и продолжил поддерживать этого политика. В начале 2022 года я вышел на одиночный пикет в честь годовщины возвращения Навального в Россию. После начала войны я понял, что опасность для оппозиционеров возросла в несколько раз. Я начал скрываться, жил не по адресу постоянной регистрации. Но я не мог не выйти в пикет против нападения России на Украину. Во время этой акции меня задержали, сильно заломили руку. Я вызвал в квартиру, где я тогда скрывался, скорую, чтобы врачи засвидетельствовали повреждение. Предполагаю, что медики меня сдали “эшникам”. Меня задержали и отправили за старый комментарий под арест на 12 суток. Они пытались со мной поговорить, но я на контакт не шел. Когда я освободился, меня снова задержали, отвезли в отдел полиции, затем в суд. Я снова сел - на 10 суток. Под конец срока мне снова назначили 13 суток ареста. Все наказания были за посты на моей странице во "ВКонтакте". Адвокат сказал, что так создают основания для возбуждения уголовного дела. Я понял, что меня не выпустят из спецприемника. Я написал “эшнику” сообщение: собираются ли они меня задерживать еще? После этого ко мне пришла куча радостных сотрудников Центра “Э” с камерами. Они говорили, мол, давай запишем видео, как ты раскаялся, но потом передумали. “Эшники” снова предложили мне стучать на моих соратников. Я решил согласиться, чтобы выйти из тюрьмы и быстро убежать из страны. Они предложили мне поехать в ближайшее зарубежье и там следить за активистами. Они перечислили их имена: среди них был не только бывший координатор штаба Навального в Кемерове Стас Калиниченко, но и жители нашего региона и соседних областей, которые не понятно, чем могут сейчас Центр "Э" интересовать. Вербовщики поручили мне напроситься в гости к Стасу Калиниченко и узнать источник его доходов.
– Зачем "эшникам" нужно следить за активистами, которые давно уехали из России и не планируют в ближайшее время возвращаться?
– Им надо создавать имитацию бурной деятельности, чтобы получать зарплату. Я тоже не в полной мере понимал, зачем "эшникам", например, надо следить за Милой Земцовой. И был уверен, что они в аэропорту запихнут меня в автозак и увезут в спецприемник. Я решил, что вся эта история придумана, чтобы надо мной поиздеваться. Но я смог без проблем вылететь в Дубай. Меня не допрашивали, как многих уезжающих в то время, даже переписки в моем телефоне не проверяли. Из ОАЭ мы отправились в Мексику, чтобы перебраться в США. Мы доехали до границы с этой страной и попросили убежища. Нас засунули сначала в тюрьму на границе, а потом отправили в миграционную тюрьму. Я провел там четыре месяца, а жена – пять месяцев. Меня относительно нормально кормили, в камере со мной сидело довольно много русских. Отношение в моей тюрьме к нам было грубое, иногда наши права не соблюдались, но физическая сила не применялась. Я сидел более-менее неплохо и вышел, благодаря помощи спонсора (человека, который может поручиться перед властями за беженца). А вот жене пришлось совсем тяжело. В камере, где Ольга сидела, было около 16 градусов выше нуля. Но ей не давали теплую одежду. Ольга постоянно мерзла. Жена сидела в тюрьме Луизианы, бедного штата. Она рассказывает, что их совсем плохо кормили.
Ольге не предоставили вегетарианского питания. Время от времени всем людям в камере приносили испорченную еду. Иногда их вообще забывали покормить. Жене с сокамерницами приходилось воровать хлеб в столовой. За освобождение жены назначили огромный для эмигранта залог 35 тысяч долларов. Я нашел человека, который помог Ольге выйти из тюрьмы. Я заплатил ему семь тысяч долларов. И теперь должен регулярно отдавать этому человеку некую сумму до суда, который решит нашу судьбу. Я влез в долги, только чтобы жену скорее вытащить из этого ужаса. Жена вышла несколько дней назад. У Ольги проблемы со здоровьем. Она очень сильно до сих пор переживает опыт заключения. Сейчас мы будем вытаскивать из тюрьмы наших друзей, с которыми мы познакомились в тюрьме. В целом я очень разочарован в США после тюрьмы. США до эмиграции были для меня воплощением свободы. Я не представлял, что в такой демократической стране могут работать тюрьмы, похожие на российские. Я решил, что дальше буду помогать людям, которые находятся в миграционных тюрьмах США.
– Почему вы, не получив визу США, выбрали эту страну местом для эмиграции?
– Мы не были готовы к эмиграции и не видели в тот момент другого варианта. Мы уже точно знали, что ближнее зарубежье небезопасно для политических беженцев. Я не понимал, как без визы попасть в Европу, и решил, что США – лучший для нас вариант.
В России я бы не вышел из тюрьмы
– Нет ли у вас желания покинуть США, чтобы искать убежища, например, в Европе?
– Нет, потому что в США я встретил много людей, которые бескорыстно помогали нам. Например, моим спонсором стала пожилая украинка. Она после тюрьмы приняла меня у себя дома и хорошо ко мне отнеслась. Я заметил, что граждане США, рожденные в странах бывшего СССР, активно помогают и русским, и украинским беженцам. Гражданское общество этой страны меня совсем не разочаровало.
– Опыт нелегальной эмиграции дался вам очень тяжело. Жалеете ли вы, что приняли решение перейти границу с США нелегально?
– В России я бы не вышел из тюрьмы, поэтому я не жалею о своем выборе способа и страны эмиграции. После побега "эшники" написали в своем телеграм-канале, что меня ждет федеральный розыск. Я не знаю, объявлен ли я официально в розыск. В любом случае этого очередного провала из-за меня "эшники" мне не простят. Конечно, переходить границу США без визы этой страны – очень рискованная затея. Бывает, что эмигрант почти сразу после пересечения границы оказывается на свободе. Но также беженец, переходящий границу нелегальным образом, может застрять в тюрьме надолго и пережить то, что пришлось пережить нам.
– Как и где вы живете сейчас?
– Мы с новыми друзьями сняли в складчину самые дешевые апартаменты. Мой статус сейчас в США называется "проситель убежища". Спустя полгода я получу право работать США и сразу начну это делать. В России я был успешным профессионалом, много путешествовал и не нуждался в деньгах. В США я вынужден начинать с нуля. Я хочу найти работу фотографа, так как в России занимался этим делом, но я готов первое время работать и на стройке. Иммиграционный суд рассмотрит наше дело лишь через два года.
– Скучаете ли вы по России?
– Я очень скучаю по своей стране. Я никогда не хотел эмигрировать. Даже после признания штабов Навального экстремистскими я остался в России и продолжил заниматься политикой. Если ситуация наладится, я вернусь в Россию. Но я, к сожалению, не очень верю в изменения к лучшему в моей стране в ближайшее время.
