В Украине самые ожесточенные бои сейчас идут под городом Бахмут, ставшим для российской армии главной целью на этом этапе войны. Каждый день здесь гибнут военные с обеих сторон и мирные жители, оставшиеся в городе вопреки бесконечным артиллерийским и минометным обстрелам. Посреди этого ада на земле волонтеры не оставляют попыток вывезти из-под огня самых "закоренелых" противников эвакуации. Зачастую на таких людей не действуют никакие аргументы, а заложниками упорствующих родителей становятся их дети.
О ситуации в Бахмуте и о работе одной из волонтерских команд, пытающихся правдами и неправдами спасти жизнь находящимся там людям, в интервью Радио Свобода рассказывает Игнат Ивлев-Йорк – сын российской журналистки Виктории Ивлевой. Ивлев-Йорк – подданный Великобритании, никогда не имел российского паспорта, что и позволило ему приехать в Украину сразу же после начала российского вторжения.
Эвакуация людей из Бахмута осложняется не только обстановкой на фронте, но и погодой: 8 декабря, в день нашего разговора Игнату и его команде волонтеров пришлось отменить выезд из-за сильной гололедицы. В дни, когда погодные условия улучшаются, работу осложняет короткий световой день и отсутствие освещения.
Игнат Ивлев-Йорк не только помогает людям спастись от российских снарядов, но и успевает фотографировать и снимать на видео происходящее вокруг себя. В том числе диалоги с жителями Бахмута, во время которых они отказываются покидать город – несмотря на то, что в других регионах Украины для их приема уже все готово.
"Происходящее уже за пределами разума"
Игнат Ивлев-Йорк рассказывает о том, как приехал в Украину из Москвы в первые дни войны.
"24 февраля я проснулся в Москве, у себя в кровати, в 5 утра. Я не был поражен тем, что началась война, но, конечно, 24-го мы пребывали в шоке. Ты, может быть, и ожидаешь, но другое дело, когда это случается. День был проведен в оцепенении, а потом мы с моей мамой решили, что надо ехать, довольно быстро собрались и уже в начале марта мы были в Украине.
Мы приехали, чтобы как-то быть вместе с Украиной, чтобы помогать тут людям. Я подданный Великобритании, у меня нет российского паспорта и никогда его не было, поэтому у меня никаких проблем с приездом не было. Кроме того, у меня есть уже есть опыт в гуманитарной помощи: я работаю в Международном комитете Красного Креста в Швейцарии, занимаюсь там коммуникациями. Мы с мамой ездили в Донбасс еще в 2016 году, привозили гуманитарную помощь на линию соприкосновения. Тогда была совсем другая история по сравнению с тем, что сейчас, по интенсивности боев. Тоже были люди, которые живут в подвалах без электричества, без связи. Обстановка была не очень хорошая, но сейчас это уже за пределами разума.
"Мужа убили русские солдаты, жену изнасиловали"
Приехав в Украину, Игнат Ивлев-Йорк не сразу начал заниматься эвакуацией мирных жителей из зоны боевых действий.
"Я приехал без особого плана, но друзья, узнав, что я еду в Украину, стали донатить деньги, на которые я стал заниматься разной гуманитарной деятельностью. Я был в Киеве, мы покупали гуманитарку, развозили на адреса, пытались помочь людям найти родственников, которые их искали. Я снимал и работал для иностранных изданий продюсером, местным фиксером, пытался помочь им с сюжетами, и в процессе этой работы у меня была возможность как-то помочь людям, которых мы встречали. Первая семья, которую я вывез, была мама с ребенком из села Берестянка. Я нашел эту женщину совершенно случайно. Ее мужа убили русские солдаты, ее изнасиловали, мы с ней познакомились, она рассказала свою историю, а потом я смог ее уговорить эвакуироваться в Австрию. Они живут там уже больше полугода, у них все хорошо, и они очень рады, что они поехали. Когда с ними все получилось, я испытал большое облегчение: вот теперь точно они будут в безопасности, это им гарантировано, что бы ни случилось.
В тот момент я осознал, что надо заниматься эвакуациями. Это самое лучшее, что ты можешь сделать для этих людей, – вывезти их из зоны боевых действий, а если получается, то вообще из страны, где идет война. Так совпало, что мой брат был в Северодонецке волонтером в гуманитарном штабе – еще до того, как город оккупировали. Он попросил привезти определенные вещи по гуманитарке. Мы поехали, это было 9 мая, несколько водителей отказались ехать (Северодонецк полностью перешел под контроль российской армии 25 июня. – Прим. РС). Мы приехали, раздали гуманитарку и эвакуировали несколько людей оттуда, а потом еще и их родственников. Сейчас они тоже живут в Австрии.
Потом как-то постепенно пошло-поехало, я начал концентрироваться именно на эвакуациях. Сначала я занимался этим в организации "Восток SOS". Потом была еще одна британская организация. Это был конец мая – начало июня, Краматорск, Славянск, Бахмут, где ситуация, конечно, была не такая, как сейчас. А потом была собрана команда ребят, и мы вместе занимались эвакуацией из Лисичанска, пока его тоже не оккупировали. Они смогли вывезти оттуда всего несколько сотен человек, а мой экипаж вывез порядка 20–30 тяжелобольных людей, потому что у нас была скорая и медперсонал. Это были дети с ДЦП, люди с ампутациями, с переломом шейки бедра, парализованные. Самые тяжелые кейсы.
С тех пор я на Донбассе. Мы уже вывезли три или четыре тысячи человек. Больше тысячи только из одного Соледара. Сейчас уже из Соледара никто ехать не хочет, и я с моей командой переключился на Бахмут. Иногда бывают заявки из других мест, это села вокруг Лимана. Они деоккупированы, но за несколько сел идут бои, и там очень напряженная ситуация. Сейчас условия намного сложнее: зима, даже просто по утрам вставать сложно, солнца нет, все серое, на дорогах условия ужасные. Сегодня мы просто не можем ехать, потому что сильный гололед. По шоссе мы, можем, и доедем, а крутиться по переулкам и где-нибудь застрять, да еще и с людьми в машине, это слишком большой риск. Бахмут полностью контролируется украинской армией, но он под постоянными обстрелами и там все равно нет условий для жизни, нет электричества, нет связи. Даже если тебя не убьет снаряд, то убьет простая пневмония, потому что врачи не приедут.
"Люди постепенно привыкают ко всему"
– Недавно наш журналист разговаривал с украинским военным, который находится в Бахмуте, и на вопрос о том, почему немногочисленные мирные жители, которые там остались, не уезжают, он сказал: "Меня это не интересует. По-моему, большинство тех, кто остался в городе, это "ждуны", которые ждут русского мира". Он прав или нет?
– Нет, я с ним не согласен. Люди не уезжают по огромному количеству причин. Во-первых, людям некуда уехать, у них нет другого жилья, они не очень доверяют государству. В мае эвакуированных расселяли по спортзалам, по школам, по 50 человек в комнате, и у людей это осталось в памяти, они не хотят жить в таких условиях. Сейчас, несмотря на то, что нормальные условия созданы, люди уже в это не верят.
Во-вторых, люди не хотят покидать родную землю, у людей здесь очень сильная привязанность к земле. Некоторые из них вообще никогда не выезжали с территории Донецкой области, а ты им предлагаешь ехать на западную Украину или еще дальше. Некоторых держат их родственники. Они бы поехали, но не хотят ехать папа, мама, бабушка, дедушка. У других, к сожалению, немного смещены ценности, они говорят, что если они эвакуируются, от их квартиры ничего не останется, потому что "добрые люди" придут и все размародерят. Я им говорю: "Да, это так, не буду вас обманывать, вы сами видите, что происходит". Но люди выбирают свое нажитое добро вместо своей жизни, надеются, что к ним не прилетит.
Проблема в том, что это устроено не так, что вдруг в один день не стало ничего. Это постепенная прогрессия. Сначала бой был в 30 километрах, что-то где-то прилетало. Потом бой стал поближе, потом начались перебои с электричеством, потом связь перестала ловить и не стало воды. Человек постепенно привыкает, адаптируется, и вот ты к нему приходишь, а он говорит: "Да мне нормально. Я в подвале живу, все в порядке".
Конечно, есть и те, которые ждут русских и думают, что сейчас они придут и все будет супер, но в моем опыте таких людей минимум. В основном это люди, которые просто хотят жить у себя дома, на своей земле, и все.
"Пытаемся работать на доверии"
Как же убедить эвакуироваться с линии фронта тех, кто уже повидал все ужасы войны?
"Те, кого мы пытаемся эвакуировать сейчас, самые сложные люди, потому что они абсолютно закоренелые. Они уже прошли через все. Мы пытаемся работать на доверии, приезжаем раз за разом, пытаемся дать свои номера телефонов, чтобы люди о нас знали, чтобы люди видели, что мы приезжаем, помогаем, что мы хорошие парни. Один из ребят в моей команде, Андрей, даже съездил в Тернопольскую область, куда сейчас идет расселение, чтобы пофотографировать, что этих людей будет ждать. Мы приезжали, показывали им фотографии: "Вот, это для вас". К сожалению, многих из этих людей уже не уговорить. Когда прилетит прямо в дом, завалит подвал, кого-то убьет, тогда, может, они и поедут. Пока этого не случится, доводов мало. Но мы все равно продолжаем стараться. Мы работаем по заявкам от родственников, которые присылают нам видео, мы приезжаем, говорим: "Вот, смотрите, вы едете не в никуда, вы едете к своим родственникам, они вас ждут". Когда такого нет, мы просто приезжаем на точку, где есть люди. Особенно стараемся найти людей с родителями, с детьми, рассказать им, куда мы их устроим: "Под личную опеку вас возьмем, вы поедете не обязательно по государственной программе, мы вам нашли жилье, там вас примут. Вот примеры людей, которых мы вывезли, у которых все хорошо. Только, пожалуйста, уезжайте отсюда".
"В Бахмуте остается около 500 детей"
"Это примерная цифра. Я смотрю на Соледар, где осталось порядка 400 человек, из них – 22 ребенка. Если прикинуть в процентном соотношении, то в Бахмуте осталось порядка 10 тысяч человек. Сложно сказать точно, но мы работаем с этой цифрой. Я постоянно встречаю родителей с детьми, мы пытаемся с ними работать, но эмоционально это очень тяжело. Есть дети, которые хотят выехать, а родители не хотят. Мы должны себя контролировать, не срываться на людей, пытаться их располагать к себе. А по факту ты видишь людей, которые крайне безответственно распоряжаются жизнью своих детей. Конечно, это расстраивает. Мне бы очень хотелось видеть со стороны украинского государства какие-то шаги в эту сторону. Я понимаю, что взрослые люди могут сами распоряжаться своей жизнью, но когда у тебя есть ребенок и ты так распоряжаешься своей и его жизнью, мне кажется, это безответственно. Мы же не позволим как общество поставить ребенка посередине шоссе и смотреть, собьет его машина или нет. А это примерно такая же ситуация.
Мне звонят родственники, говорят: "Они не хотят ехать, возьмите их силой". Я не могу этого сделать, я не могу силой вывезти человека оттуда. Поэтому мы только уговариваем.
Каждый человек в Украине, и здесь в частности, настолько тронут войной, что я даже не представляю, какой потом реабилитационный период нужен будет этим людям, семьям, детям и взрослым.
Есть одна девочка, которую я эвакуировал из Соледара, они с бабушкой из Попасной, следы родителей потеряны. Они смогли эвакуироваться из Попасной в Соледар, но папа не смог поехать, потому что у него не хватило денег заплатить перевозчикам, и в итоге он отправил дочку с бабушкой. Они доехали до Соледара, в Соледаре все продолжилось. Я смог их уговорить, да они, в принципе, и сами хотели, особенно девочка эта, Даша, маленькая, она очень хотела эвакуироваться. Мы смогли их эвакуировать, теперь они живут в Киеве, в хороших условиях. Даша ходит в школу, присылает мне фотографии. Когда ты видишь такое, ты понимаешь, ради чего все это делаешь.
Другой пример. Не так давно у нас была семья, там девочка, ей 15 лет. Подходит и говорит: "Я хочу выехать, у меня еще брат, а мама не хочет". Я говорю: "Давай поедем, пообщаемся". Она говорит: "Нет, это бессмысленно, уже приезжали". – "Ну, давай попробуем".
Мы приехали, пообщались с ними, два раза приезжали, нашли им хорошее жилье, хорошие условия, приезжаем в день, когда они должны были эвакуироваться, и мама говорит: "Я не поеду". Мы настояли, объяснили им, что надо выехать. Они выехали, и теперь они мне присылают видео, мама говорит: "Спасибо большое, что вы меня уговорили, здесь все так хорошо". Присылают фотографии, где они стоят у дома, у них там просто замечательные условия. Конечно, это греет душу.
"Отказался ехать, а через два дня его разорвало на части на глазах у детей"
Здесь постоянно, каждый день, куда бы ты ни поехал, тебя окружают человеческие трагедии. Есть семья, которую мы пытаемся вывезти, там девочка маленькая, Милана, они с мамой и братом эвакуировались из города, попали в аварию, и брат погиб. Они поехали обратно, и сейчас очень сложно уговорить их выехать, потому что у них был такой травмирующий опыт от эвакуации.
Не так давно был человек в селе Торском. Туда приезжал мой брат Филипп с другим волонтером, Колей. Они пытались уговорить его выехать, потому что у него двое детей, а он вообще совсем отказывался, хотя у него был дом в Краматорске, куда он мог поехать, там намного безопаснее. Через два дня Торское обстреливали "Грады", и его разорвало на части прямо на глазах у детей. Потом эвакуировали детей без отца, точнее, отца тоже эвакуировали, но уже в мешке.
Есть люди, к которым мы пытались попасть, но не смогли. Дороги не было, не хватало информации, не хватало людей, а потом эти люди погибали. Сегодня, например, мы не можем заехать, потому что дорога не позволяет. Возможно, какие-то, к которым мы должны были попасть сегодня, погибнут там под обстрелами. Такое уже случалось. Поэтому мы призываем всех эвакуироваться и не ждать последнего момента.
Соледар, август 2022 года, волонтеры на улице, жители которой отказались от эвакуации, а на следующий день попали под массированный обстрел:
"У противника надо учиться"
– Как вы относитесь к таким же усилиям и к таким же волонтерам, которые работают по другую сторону фронта? Украинцы говорят, что это принудительная депортация.
– Я знаю точно, что, когда в населенный пункт заходят бойцы "ОРДЛО", когда заходят сепары и при этом еще идет соприкосновение сил, бой, то они эвакуируют людей принудительно, вывозят их в определенные пункты размещения. Я считаю, что это правильно. Я считаю, что с этой стороны должны быть такие же усилия по эвакуации людей, потому что мирные жители просто не должны быть в зоне боевых действий. Я думаю, что у противника тоже нужно чему-то учиться. Да, можно сказать, что это принудительно, это депортация, но зато эти люди живы. Они могут поехать обратно в Украину, им ехать день, два-три дня, с российской стороны тоже есть волонтеры, которые помогают им выехать, нормальные, адекватные люди. Мы не так давно, например, вывезли семью из шести человек из Херсона. Они со мной связались через инстаграм, и моя мама помогла им. Их эвакуировали через Россию, и они теперь живут в Финляндии, у них все хорошо, они не в Херсоне под обстрелами. Можно это назвать как хочешь, но главное, что эти люди живы, и мне кажется, это самое важное.
