1 января в Москве на 84-м году жизни скончался писатель Георгий Балл. Он писал сказки, рассказы и пьесы для детей. Среди его известных рассказов – "Дорога в Егорьевск", "Сара", "Я с тобой, Джо". Георгий Балл являлся членом Международного ПЕН-центра, в 1998 году стал лауреатом Фестиваля малой прозы имени Ивана Тургенева, а в 2000 году – победил в сетевом литературном конкурсе "Улов". Георгия Балла вспоминает его друг, художник Виктор Пивоваров:
– Мы познакомились в середине 60-х годов. Он принадлежал к очень небольшому и очень тесному кругу, в который входили Генрих Сапгир, Игорь Холин, Ян Сатуновский, Эдуард Лимонов. У Жоры были три врожденных качества. Первое – чувство бесконечности вселенных, самых разных пространственно-временных пластов, которые существуют одновременно. Второе – врожденное чувство этического. Он не мог ни сделать, ни сказать ничего плохого. И третье – было особое, только ему свойственное чувство формы. Он был абсолютно не похож ни на кого.
Вот крошечный рассказик или стихотворение в прозе Георгия Балла. Он называется "Стрела". Это о смерти и о нем самом, о его смерти.
"Маленький мальчик стоял на перекрестке. Он выбирал дорогу к себе. Мимо проносились машины. А он все стоял на перекрестке и искал дорогу.
В центре города, на перекрестке, стоял мальчик. Он был похож на стрелу, которая должна была взлететь. Эта стрела должна была лететь сквозь беды и горе. Сквозь несчастья и болезни. Все было готово к тому, чтобы взлететь. И в глубине души мальчик знал, что нет никаких смертей. Все это придумали взрослые. И надо правильно выбрать направление. И взлететь вместе со старым городом, где он начинает новую жизнь".
– Вы сказали, что Георгий Балл ни на кого не похож, но, когда читаешь его тексты, сразу вспоминаешь Юрия Мамлеева. Конечно, нельзя назвать Балла учеником Мамлеева. Наверное, облако метафизики накрыло все это поколение. Я бы еще одного подпольного писателя 50-х годов вспомнил – Бориса Лунина.
– Возможно, вы правы, что с какого-то расстояния это выглядит немножко похожим. Но мне так никогда не казалось. Мне казалось, что и форма, и общая аура прозы Мамлеева и Балла различные. Балл по сравнению с Мамлеевым необычайно романтичен.
– Но смерть живет в его прозе, и его герои ждут смерти. Может быть, ожидание смерти – главное их занятие, как в том рассказе, который вы только что прочитали.
– Это правильно. Несмотря на то, что время было достаточно веселое, тема смерти присутствует у всех.
– Многие из этого поколения эмигрировали в буквальном смысле. Другие ушли во внутреннюю эмиграцию, а Георгий Балл эмигрировал в детскую литературу.
– И да, и нет. Он действительно, так же, как и Генрих Сапгир, много внимания уделял детской литературе. У него есть блистательные детские вещи, совершенно ни что не похожие. Хотя по абсурдизму, конечно, их можно отнести к линии Хармса. Тем не менее, его интонация и стиль совершенно личные. Но я бы не сказал, что он эмигрировал в детскую литературу, потому что он все время писал и для себя, в стол. Только в последние годы он смог издавать эти вещи.
– Нужно еще добавить, что, к большому сожалению, взрослая проза Георгия Балла до сих пор не прочитана по-настоящему, важность ее места в русской литературе не всем очевидна.
– Абсолютно с вами согласен. Это вина общества, которое не замечает очень важного. Надеюсь, что это будет возможно в будущем: общество прозреет и откроет для себя писателей и поэтов, которых не замечало при их жизни.
– Мы познакомились в середине 60-х годов. Он принадлежал к очень небольшому и очень тесному кругу, в который входили Генрих Сапгир, Игорь Холин, Ян Сатуновский, Эдуард Лимонов. У Жоры были три врожденных качества. Первое – чувство бесконечности вселенных, самых разных пространственно-временных пластов, которые существуют одновременно. Второе – врожденное чувство этического. Он не мог ни сделать, ни сказать ничего плохого. И третье – было особое, только ему свойственное чувство формы. Он был абсолютно не похож ни на кого.
Вот крошечный рассказик или стихотворение в прозе Георгия Балла. Он называется "Стрела". Это о смерти и о нем самом, о его смерти.
"Маленький мальчик стоял на перекрестке. Он выбирал дорогу к себе. Мимо проносились машины. А он все стоял на перекрестке и искал дорогу.
В центре города, на перекрестке, стоял мальчик. Он был похож на стрелу, которая должна была взлететь. Эта стрела должна была лететь сквозь беды и горе. Сквозь несчастья и болезни. Все было готово к тому, чтобы взлететь. И в глубине души мальчик знал, что нет никаких смертей. Все это придумали взрослые. И надо правильно выбрать направление. И взлететь вместе со старым городом, где он начинает новую жизнь".
– Вы сказали, что Георгий Балл ни на кого не похож, но, когда читаешь его тексты, сразу вспоминаешь Юрия Мамлеева. Конечно, нельзя назвать Балла учеником Мамлеева. Наверное, облако метафизики накрыло все это поколение. Я бы еще одного подпольного писателя 50-х годов вспомнил – Бориса Лунина.
– Возможно, вы правы, что с какого-то расстояния это выглядит немножко похожим. Но мне так никогда не казалось. Мне казалось, что и форма, и общая аура прозы Мамлеева и Балла различные. Балл по сравнению с Мамлеевым необычайно романтичен.
– Но смерть живет в его прозе, и его герои ждут смерти. Может быть, ожидание смерти – главное их занятие, как в том рассказе, который вы только что прочитали.
– Это правильно. Несмотря на то, что время было достаточно веселое, тема смерти присутствует у всех.
– Многие из этого поколения эмигрировали в буквальном смысле. Другие ушли во внутреннюю эмиграцию, а Георгий Балл эмигрировал в детскую литературу.
– И да, и нет. Он действительно, так же, как и Генрих Сапгир, много внимания уделял детской литературе. У него есть блистательные детские вещи, совершенно ни что не похожие. Хотя по абсурдизму, конечно, их можно отнести к линии Хармса. Тем не менее, его интонация и стиль совершенно личные. Но я бы не сказал, что он эмигрировал в детскую литературу, потому что он все время писал и для себя, в стол. Только в последние годы он смог издавать эти вещи.
– Нужно еще добавить, что, к большому сожалению, взрослая проза Георгия Балла до сих пор не прочитана по-настоящему, важность ее места в русской литературе не всем очевидна.
– Абсолютно с вами согласен. Это вина общества, которое не замечает очень важного. Надеюсь, что это будет возможно в будущем: общество прозреет и откроет для себя писателей и поэтов, которых не замечало при их жизни.
