Шестнадцатилетний школьник Иван Комендантов, несмотря на юный возраст, – идеологический секретарь Сталинградского райкома комсомола города Москвы. Сталинградского района не существует, в подчинении Ивана – районы Кузьминки, Выхино, Люблино и Новогиреево. Но комсомол есть. О нем повествует фильм Юрия Пивоварова "Секретарь по идеологии", показанный в Риге в конкурсной программе фестиваля "Артдокфест".

Иван солиден, начитан, любит русский авангард и собирается поступать в МГУ на политолога. Его пребывание в Юнармии закончилось бесславно: когда ему, атеисту, предложили исповедаться в церкви, он разрыдался. Мы знакомимся с героем – офицерский тулуп, сапоги, ушанка и портупея – на церемонии похорон Анатолия Лукьянова. Комичность этого вдохновенного косплея усугубляется смертельной серьезностью героя и присутствием в кадре реального Геннадия Зюганова. Вместе с другом, китайским комсомольцем по прозвищу Богу, Иван организует встречу китайских студентов с депутатом Государственной думы. Но не может ответить на вопрос вышестоящего товарища, какую практическую цель эта встреча преследовала. В своем безудержном стремлении общаться он выходит на первого секретаря Центрального комитета Ленинского комсомола ДНР Вадима Попкова, который ищет китайских инвестиций в разрушенный войной регион. Иван начинает подозревать, что сел не в свои сани…

Эта невероятно смешная авантюрная комедия – дебютная работа студента школы документального кино Марины Разбежкиной Юрия Пивоварова, с которым побеседовала корреспондент Радио Свобода.

– У вас необыкновенно симпатичный герой. Но это типаж абсолютно анахроничный. Он не узнаваем в современной жизни. Это идеалист, карьерист, авантюрист. Я правильно его понимаю?

– Нет, не совсем. Он совсем не карьерист.

– То есть его деятельность – это исключительно стилизация?

– Когда я пришел снимать митинг 7 ноября, я обратил внимание, как он одет. Они все одеты стильно, как комсомольцы с картинки, но вот он одевается особенно стильно. И, наверное, поэтому у меня глаз за него зацепился. Он действительно выглядит как человек не из этого времени. Но он не карьерист. В комсомоле, как и в любой политической организации, особенно молодежной, где есть амбиции, довольно много карьеристов. Он абсолютно не умеет играть в эти игры, и этим он меня тоже привлек – своей какой-то особенной непосредственностью и искренним интересом к теме левого движения.

– Представим себе, что этот человек развивается, скажем, в Германии. И можно себе представить, что он вольется в левое движение и 1 мая на демонстрации будет биться с какими-нибудь неонацистами. Но в России это приобретает такой карикатурный вид…

– Для Вани это игра в политику, во взрослость. Он с полной серьезностью ко всему этому относится, но для него это в первую очередь игра, это надо понимать. Многие что-то пытались снимать про комсомол, но им не так везло с героем, как мне, и они как раз получали карьеристов, людей, которые не готовы настолько раскрываться перед камерой и вообще перед человеком со стороны.

– У него бездна самоиронии, он постоянно иронизирует над собой в кадре.

– И это удивительно, потому что он очень серьезно к себе относится, к своему образу, к любому своему слову, но при всей этой даже болезненной серьезности он потом может "перезагрузиться" и посмеяться над собой.

– Вы познакомились с ним на митинге...

– Мы тогда даже не познакомились, но я тогда снял довольно забавный его диалог с товарищем. Я выполнял задание Марины Александровной Разбежкиной и потом об этом забыл. А потом, когда начал думать о том, на какую тему снимать курсовой фильм, вспомнил об этой истории и нашел Ваню через социальные сети. Предложил ему его поснимать, он согласился, потому что он секретарь по идеологии, и в его интересах было мне что-то рассказать, показать. Он меня пригласил на похороны Анатолия Лукьянова. С этого, собственно, начались съемки.

– И дальше у вас в процессе взаимодействия возникает такая история, что он встречается с комсомольцами из ДНР, с Вадимом Попковым, и сталкивается с реальностью, да? Расскажите, пожалуйста, про китайца.

– Он студент МГУ, член комсомола Китая. И когда Ваня с ним познакомился, он очень обрадовался, ему просто интересно было пообщаться с комсомольцами из других стран. Поэтому он так стремился и в Донбасс. Собственно, они просто дружили, и Ваня очень этой дружбой дорожил. Не помню, как он вышел на комсомольцев Донбасса, по-моему, он им сам написал, сказал, что вот есть товарищ Богу, этот китаец, который тоже хочет познакомиться. И донбасские товарищи приехали в Москву, и они встретились и предлагали сотрудничать в экономическом плане. Но они не совсем поняли, что ни Ваня, ни Богу не имеют ресурсов, чтобы решать такие вопросы. И Ваня, и Богу, в свою очередь, тоже не поняли, чего они от них хотят. В каком-то художественном смысле это столкновение с реальной политикой – такой, какая она есть.

– Даже не столько с политикой, сколько с реальной опасностью, то, что он обозначает в конце словом…

– Мы попали в какую-то жопу?

– Да вот, это слово. Серьезные неприятности. То есть Иван Комендантов – хороший человек. У него хорошее чутье на нехорошие дела.

– Да, это правда. Многое из того, что не вошло в фильм, об этом свидетельствует. Он действительно очень честный человек и всегда очень остро чувствует несправедливость по отношению к другим, к себе.

– У меня от того, что происходит в кадре, возникло двойственное ощущение: это, с одной стороны, полноценная субкультура. Иван не смог быть в Юнармии, потому что не выдержал давления. С другой стороны, это политическое движение, которое образовано парламентской партией. И там можно строить политическую карьеру. Как это все сочетается?

– Комсомол – это своего рода филиал КПРФ. Поэтому странно говорить, что они не встроены в систему. КПРФ вполне себе встроена в политическую картину России. Я не думаю, что они эскаписты, как какие-нибудь панки. Возможно, субкультурой их можно назвать потому, что у них есть свои мемы, специальные шутки, которые никому не понятны.

– Что толкает людей именно в комсомол?

– Политические взгляды, конечно.

– Левые, безусловно.

– Да, конечно. Я могу представить себе, что многие из людей, с которыми я познакомился и которые и сейчас в системной оппозиции, изменят свои политические взгляды. Но пока ты молодой, гораздо интереснее быть в комсомоле, чем в Юнармии. У молодых людей есть какая-то склонность не встраиваться в систему. В этом смысле комсомол – один из вариантов попытаться не встроиться. А то, что они убегают от давления, – это, наверное, неправильно. В комсомоле достаточно давления, и в фильме есть сцены, которые с этим связаны. Это, наверное, глобальная подростковая проблема – то, что человек оказывается под давлением родителей, учителей, всего большого страшного непонятного мира. Это не связано с политикой.

Ваня – исключение, потому что у него такой характер. Таких людей мало. Если бы он был не комсомольцем, а кем-нибудь другим, про него бы тоже вышел хороший фильм. Может быть, он был бы не такой фактурный, его не взяли бы на Артдокфест. Он очень искренний, открытый, очень смешной. Не в клоунском смысле. Я очень переживал, что он будет обижаться, что я показываю его смешным, но я сделал этот выбор, потому что показать его не смешно – погрешить против реальности. И одновременно он вызывает какое-то теплое чувство, в чем бы он ни участвовал. Именно поэтому мне повезло: у меня появилась возможность снимать фильм на неоднозначную тему, при этом уходя от оценки политического выбора.

– Давайте еще поясним, Ваня одевается как красноармеец – в тулупе, в сапогах и в буденовке. Он копировал определенную форму или это сборная солянка?

– Что-то ему подарил китаец Богу, которого одаривают различные военные, с которыми он встречается. Мы как-то пришли к нему в общежитие МГУ, у него целый шкаф этих шинелей, и он прямо доставал и дарил Ване, потому что их слишком много. Это настоящие современные российские военные шинели. Ване очень нравится быть не таким, как все. Кто-то носит драные джинсы, кто-то надевает шинель.

– Когда я только увидела афишу, у меня возникло ощущение, что вот, это та самая молодежь, о которой мы ничего не знаем, – вы, наверное, тоже к ней относитесь, – и мы не знаем, что она думает и как она себя поведет в дальнейшем. Как вы думаете, как он себя поведет, человек, который не встраивается в систему и учится на политолога?

– Его деятельность в комсомоле мне сложно комментировать. Я думаю, что он поступит и будет учиться. У меня есть идея вернуться к нему через 5–7 лет и снять еще одно кино. По тому, что вы говорите, что я тоже отношусь к этой молодежи: для меня он точно так же непонятен, как и для вас. Время ускоряется, у нас разница 13 лет, но это очень много.

– У вас не возникло опасения, что он может отправиться в Донбасс?

– Воевать? Я сомневаюсь, что военный путь – это Ванин путь, что он даже будет об этом задумываться. Ему хотелось пообщаться, хотелось приключений в первую очередь. Собственно, мы туда съездили и пообщались, просто это не вошло в кино. Там не произошло никаких серьезных событий. Ни о чем договориться не удалось, потому что это изначально была провальная идея. Это было понятно мне с самого начала, но почему-то непонятно было героям с обеих сторон. И Ване с китайцем Богу, и ребятам с Донбасса. История закончилась ничем, в ней не было точки. Вообще, для меня как для режиссера было большим вопросом, что именно делать с финалом, это был тяжелый выбор.

– Во время комсомольского собрания Ваню спрашивают, какую цель он преследует, связывая людей, устраивая им встречи. Он не может на это ответить. А какую цель он на самом деле преследует?

– Да, он действительно не может ответить. Он похож на типичного подростка, который чем-то увлекается, который играет в какую-то игру просто ради того, чтобы играть. Все их партсобрания, пленумы, которые я снимал, во многом копируют все эти хроники, там, где аплодисменты по 10 минут, там, где есть какой-то строгий протокол. И людям все это нравится.

– Это реконструкция, по большому счету?

– Да, на самом деле это действительно реконструкция, и во многом это причина, почему людей это привлекает. Почему люди занимаются реконструкцией каких-то средневековых рыцарских турниров? Мне кажется, это вполне справедливая аналогия.

– Реконструкция – это эскейп, выход из реального мира. А с другой стороны, КПРФ – это парламентская партия.

– Эта двойственность действительно есть. Люди приходят туда за разным. Они приходят поиграть в игру, а в итоге из них готовят кадры для какой-то политической работы.

– В фильме прозвучал вопрос, собирается ли Иван участвовать в муниципальных выборах.

– Эти выборы еще через три года, и я думаю, что Ваня не будет участвовать. Он как-то холодно отреагировал на это предложение. Но многие из его товарищей участвуют в выборах, становятся членами КПРФ. В рамках КПРФ ты можешь пойти по такому пути: ты вступаешь в комсомол, добиваешься каких-то успехов, тебя назначают первым секретарем, тебя принимают в партию, выдвигают на муниципальные выборы.

– По поводу возложения цветов к памятнику Сталину. Насколько, по-вашему, этот момент принципиален во всей этой истории? Важно ли это в судьбе Ивана, что он считает жертвы культа личности оправданными?

– Мы с ним довольно много об этом говорили и сошлись на том, что у нас совершенно разные позиции по этому поводу. Я очень надеюсь, что он изменит свое мнение относительно репрессий и оправданности жертв. Если честно, я склонен делать скидку на его возраст. И на недостаточность знаний.