- Госдума приняла закон, позволяющий признавать "иностранными агентами" граждан России.
- Закончилось предварительное следствие по делу сестер Хачатурян, дело ушло в прокуратуру.
- Минюст ответил Европейскому суду по правам человека: домашнее насилие не является серьезной проблемой в России.
Новость четверга: Государственная дума России приняла в окончательной редакции закон, позволяющий признавать "иностранными агентами" собственных граждан. Депутаты, даже не стесняясь, говорят о том, что этот закон коснется 20–30 человек, то есть изначально сообщают всей стране, что хотят избавиться от неугодных им людей. Но по Конституции РФ все равны перед законом и судом. И нет никаких гарантий, что там, где 30, будет и 300, и так далее.
Видеоверсия программы
Это новшество комментируют доктор юридических наук, профессор Высшей школы экономики Илья Шаблинский и политик Дмитрий Гудков.
Илья Шаблинский: Мы имеем дело с набором политических установок, облеченных в форму закона. Это не право, а реализуемая волевая политическая установка, произвольный акт. Из формулировок, которые есть в этом законе, вытекает: на кого захотят – на того и навесят ярлык. Цель этого акта – унизить критиков власти и предельно затруднить эту критику. "Иностранный агент" – это унизительный, позорящий ярлык, ассоциируемый с работой вражеской агентуры.
Марьяна Торочешникова: Это реинкарнация понятия "враг народа"?
Илья Шаблинский: Да. К сожалению, Конституционный суд в свое время не дал этому правовую оценку. Так или иначе, это нарушение статьи Конституции, защищающей достоинство. Вот вам приклеивают этот ярлык, и нет никаких правовых оснований, то есть закон не требует устанавливать связь между тем, что человек получил какие-то деньги, и тем, что он занял какую-то позицию и за что-то критикует власть.
У России есть опыт стигматизации врагов, присваивания уничижительных социальных статусов лицам, принадлежащим к эксплуататорским классам. Полтора десятилетия этот термин кочевал в советских правовых документах. Лица, принадлежащие к бывшим эксплуататорским классам, лишались избирательных прав и ряда других прав.
Марьяна Торочешникова: То есть получается, что это первый шаг назад в 37-й год?
Дмитрий Гудков: Задача – не только унизить, но и заткнуть, а дальше разорить и выключить из политической борьбы. Представьте себе ситуацию: на выборы в Государственную думу пойдет команда "иностранных агентов", которые обязаны в своих публикациях писать "иностранный агент Навальный", "иностранный агент Яшин", "Соболь" и далее по списку.
Закон прописан таким образом, что, по сути, дает неограниченные полномочия Минюсту и МИДу фактически самим назначать "иностранных агентов". Они специально так расширили рамки закона, что под него может попасть кто угодно. Там написано: "если вы получаете деньги из-за рубежа", причем не важно, за что: просто получаете – и вы уже можете быть признаны "иностранным агентом". Например, профессор преподает в вузе, который получает деньги от иностранных студентов, их перераспределяют и ему платят. Или, скажем, какой-нибудь ученый получил премию... А вот недавно одна иностранная авиакомпания вернула мне деньги, потому что отменила рейс – и чем это не повод назначить меня "иностранным агентом"? А кто-то получит возврат, скажем, от Booking.com. Вот что они сделали. И депутат сегодня сказал: "Решают правительство и Минюст".
Но самое главное: нет правового механизма, как выйти из списка "иностранных агентов". Например, "Голос" не может выйти из этого списка, или Александр Плющев, или любой журналист, который пишет колонки в Deutsche Welle.
Марьяна Торочешникова: Конечно, признание "иностранным агентом" неприятно с точки зрения человеческого достоинства. Дмитрий привел в пример ситуацию, когда на выборы идет команда "иностранных агентов". Но люди же понимают, что это все не по-настоящему. Может быть, даже в этой ситуации "иностранный агент" – это как бы "знак качества". Или есть какие-то еще санкции?
Мы имеем дело с набором политических установок, облеченных в форму закона
Илья Шаблинский: Если человек, ведя активную жизнь в соцсетях, не будет указывать свой новый "прекрасный" статус, то его просто замучают огромными штрафами. А иностранную помощь можно будет просто изобрести: вам придет от какого-то испанского поклонника дар в 14 тысяч рублей, и вы даже не будете знать, откуда он пришел.
Это не право, а набор политических инструментов. Возрождаются самые худшие и мрачные традиции. Можно вспомнить опасный и позорящий статус "кулак": это юридическая категория.
Марьяна Торочешникова: А вот если я, скажем, Мария Петровна, политикой не интересуюсь, зарегистрирована только на сайте "Одноклассники", я пенсионерка, никаких иностранных денег у меня нет, значит, меня и не коснется этот закон?
Илья Шаблинский: Ту женщину, которую вы описали, может быть, и не коснется. Но у нас есть несколько сот очень популярных блогеров, чуждых политических интересов, но они могут иногда репостить интересные исследования ФБК. И у них один-три миллиона подписчиков. Один из источников их заработков – реклама зарубежной продукции известных брендов. Они точно получают средства от зарубежных источников, и это нормально для нормальной страны. Второй адресат этого закона – как я понимаю, популярные блогеры, которые должны испугаться и решить: может быть, лучше обойтись без перепоста…
Марьяна Торочешникова: Речь может идти не только об ФБК, но и о многих других организациях: о том же "Мемориале", который не смог отбиться от этого статуса. И теперь получается, что если человек открыто делится где-то в социальных сетях сообщениями о том, как на сайте "Мемориала" найти репрессированного родственника, то теоретически он тоже становится распространителем зловредных агентских идей?
Илья Шаблинский: Да. Они будут наносить удары тем, чья критика может быть для них опасна.
Марьяна Торочешникова: Дмитрий, на ваш взгляд, кто первым попадет под раздачу? И есть ли все-таки такие люди, которых это вообще никак не коснется?
Дмитрий Гудков: Марию Петровну это тоже коснется. В руки товарища майора, который еще недавно пытал граждан бутылкой из-под шампанского, дается идеальный инструмент произвола. Желая заработать звездочки на погонах, он открывает "ВКонтакте", Facebook или любые другие социальные сети и просто пишет список будущих "иностранных агентов". Будет соревнование, каждый регион будет говорить: "Мы разоблачили столько-то "иностранных агентов", "А мы столько-то". Поверьте, это все пойдет дальше, поэтому и Мария Ивановна в том числе станет "иностранным агентом". У нас же мать девяти детей была "шпионом". Ну, наверное, первыми попадут политики, оппозиционные журналисты и блогеры.
Но я не думаю, что этим законом все ограничится. Вспомните 2012 год. Могли мы себе представить, что будут приняты все эти репрессивные законы? Могли представить Крым, ситуацию на Донбассе? Нет! И вот они принимают закон. Все равно все их посылают к черту, и все равно будут, даже выплачивая штрафы, писать: "Иностранный агент" в соответствии с принятым Путиным репрессивным законом..." А дальше они могут, например, внести изменения в избирательное законодательство, где пропишут запрет "иностранным агентам" на участие в выборах или, скажем, на преподавание в вузах. Идиотизм – это такая болезнь, которая развивается, идет по нарастающей. Они будут дальше и дальше "закручивать гайки" в соответствии со своими дебильными представлениями о том, как можно бороться со свободным мнением.
Марьяна Торочешникова: А это можно каким-то образом остановить?
Илья Шаблинский: Теоретически – да. Если какая-то значительная часть общества возмутится...
Марьяна Торочешникова: То есть вы сейчас "разжигаете и призываете". Вы, наверное, сами из этих лагерей протестов?
Дмитрий Гудков: "Иностранный агент".
Илья Шаблинский: Я запросто могу попасть в эту категорию. Медиасообщество должно возражать, говорить, что это подлый закон, унижающий человеческое достоинство, а значит, нарушающий одну из важнейших статей Конституции. Это же ярлык на человека!
Марьяна Торочешникова: "Желтая звезда" нашего времени?
Илья Шаблинский: Это вполне сопоставимо. На человека накладывают ряд ограничений, он обязан отчитываться о своих доходах, о своих поступках, у него можно проводить плановые (или внеплановые) проверки. Человек оказывается вне правового поля, его унижают, государство плюет ему в лицо!
Для начала должно возмутиться медиасообщество. Высказал бы какое-то свое мнение Венедиктов, главные редакторы МК, "Независимой"… Интересно, что скажет Константин Ремчуков: он влиятельный человек. Но чтобы сказать, что это подло, нужно обладать силой духа.
Марьяна Торочешникова: Можно представить себе, что об этом скажут на центральных каналах телевидения, у которых охват гораздо больше, чем у всех других СМИ.
Илья Шаблинский: Этот закон подл. Он действительно сопоставим с законами нацистской Германии. Это ярлык на физическое лицо с рядом потерь в правах.
Марьяна Торочешникова: А люди, которые принимают такие законы, сами не боятся оказаться в числе тех, на кого повесят ярлык "иностранный агент"?
Дмитрий Гудков: Эти люди не принимают никаких решений: им спустили это "сверху", а они нажали кнопки. Не нашлось даже ни одного депутата, который проголосовал бы "против"! Вот вам цена системной оппозиции!
Кроме того, если вас объявляют "иностранным агентом", вы еще будете отчитываться обо всех своих поступлениях и тратах: купили туалетную бумагу – отчитались, получили где-то три копейки гонорара – отчитались. С ума можно сойти! А если вы не вовремя направите эту отчетность, то будете платить штрафы.
Марьяна Торочешникова: Слава богу, пока не придумали еще никакой уголовной ответственности...
Илья Шаблинский: Я вполне могу предположить, что будет и уголовная ответственность за невыполнение требований этого закона: она же появилась для организаций. Все зависит еще от степени политической напряженности в обществе. Если кто-то, принимающий решения, решит, что все как-то напряженно и опасно, то и уголовная ответственность пойдет в ход.
Марьяна Торочешникова: Вы думаете, люди это проглотят?
Дмитрий Гудков: Потенциальные "иностранные агенты" это точно не проглотят. Но просто многие не знают о том, что они потенциальные "иностранные агенты". А всякие "диванные" аналитики, все безразличные, все те, кто говорит, что "политика – грязное дело, я этим не занимаюсь", – готовьтесь, это коснется и вас! Рано или поздно многие из тех, кто молчит, прячется, когда все выходят на митинги, рискуя собой и своей свободой, окажутся в списках "иностранных агентов", как, например, Егор Жуков может оказаться в списке экстремистов и террористов. Это человек достаточно умеренных взглядов, талантливый студент ВШЭ, он был прекрасным блогером, вел популярный ютьюб-канал. И сегодня он обвиняется в экстремизме!
Марьяна Торочешникова: Для того чтобы обвинили в экстремизме, даже не надо вести блог, достаточно просто быть членом запрещенной в России организации "Свидетели Иеговы".
Как долго это может продолжаться? В 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР ("Антисоветская агитация и пропаганда"), по которой люди прошли через лагеря, было 14 статей. Будет так же?
Илья Шаблинский: Возможно, в таком виде трагедия не повторится, тут будут какие-то элементы фарсовости. Это связано с президентством конкретного человека – Путина. Я не знаю, сколько еще он будет президентом. У него портится характер, что-то меняется во взглядах, он становится более консервативным, подозрительным.
Страна наращивает репрессивные механизмы и при этом не развивается
А еще все в какой-то мере зависит от международной обстановки и от экономической ситуации. В советский период "застой" длился долго, и люди помалкивали, терпели. У нас значительная часть общества достаточно пассивна, и они за это расплачиваются (ну, и мы с вами тоже). А страна наращивает репрессивные механизмы и при этом не развивается. Да, вероятно, накопятся раздражение и усталость, но это непредсказуемо.
На этой неделе закончилось предварительное следствие по делу сестер Хачатурян. Кристину, Ангелину и Марию обвиняют в убийстве собственного отца. Обвинительное заключение передано в прокуратуру. Адвокаты сестер вновь ходатайствовали о прекращении уголовного дела, заявляя о необходимой обороне со стороны своих подзащитных, а на случай отклонения этого ходатайства просили о рассмотрении дела в суде с участием присяжных заседателей.
Это очень важный этап, так как по дальнейшим действиям прокуратуры будет понятно, поддерживает ли государство ту версию обвинения, которую предъявил сестрам Хачатурян Следственный комитет. Рассказывает адвокат Мари Давтян.
Мари Давтян: Дело, конечно, непростое. Но это дело про людей, про их жизнь, про те условия, в которых оказались три совершенно юные девушки, и про то, как они могли выжить и защититься. Здесь самое время воспользоваться возможностью суда присяжных, именно потому, что тут нет большого количества юридических вопросов.
Следствие проверило наши заявления о том, что убитый совершал в отношении девочек очень много страшных, тяжких и особо тяжких преступлений. Речь идет и о сексуальном, и о физическом, и о психологическом насилии. Эти обстоятельства подтвердились. Девочки на протяжении практически всей своей жизни жили в ситуации постоянного и достаточно серьезного насилия. А в последние дни перед убийством насилие стало еще более агрессивным, и они опасались за свою жизнь и здоровье. Эпизоды насилия привели к причинению тяжкого вреда их здоровью, и по этому поводу у нас есть отдельные медицинские заключения.
Девочки реально опасались за свою жизнь. Они прекрасно понимали: куда бы они ни ушли, отец все равно бы их нашел, тем более что на тот момент младшей сестре не было 18 лет, и они даже не могли обратиться ни в какие организации, потому что сразу поставили бы в известность родителей. Многократно угрожая убийством, многократно применяя насилие к девочкам, убитый по факту подтверждал, что он способен на все. И мы предполагаем, что их жизнь и здоровье действительно находились в опасности. Другого выбора у них не было, и девочки имели полное право защищать свою жизнь и здоровье тем способом, который им был доступен. К сожалению, это оказался единственно доступный способ.
И это еще вопрос отсутствия каких-либо защитных механизмов для пострадавших от домашнего насилия. У нас создана такая система, при которой, находясь в крупнейшем мегаполисе страны, ты никак не можешь себя защитить. Вряд ли можно было обратиться в полицию, постоянно возвращавшую Хачатуряну заявления, которые на него подавали другие потерпевшие.
Мы очень надеемся на то, что прокуратура если не прекратит, то хотя бы переквалифицирует дело. Государству сейчас было бы хорошо дать сигнал о том, что ему небезразлично происходящее с пострадавшими от домашнего насилия, что оно учитывает серьезные обстоятельства в таких делах.
Продолжим разговор о том, как именно государство может защитить своих граждан в ситуации домашнего насилия, чтобы не вынуждать их защищаться самостоятельно подручными средствами. На этой неделе журналисты опубликовали официальный ответ российских властей Европейскому суду по правам человека, куда с жалобами на бездействие со стороны государства обратились четыре россиянки, пострадавшие от домашнего насилия и дискриминации. Оказывается, домашнее насилие не является серьезной проблемой в России, а "масштабы его дискриминационного воздействия на женщин достаточно преувеличены". Такой ответ Минюста Страсбургу вызвал недоумение и у журналистов, и у правозащитников, и у рядовых пользователей соцсетей. Тогда в ведомстве заявили, что их англоязычный документ неправильно перевели.
А 25 ноября в Москве – массовый пикет, который организует инициативная группа "СоцФем Альтернатива" в честь Международного дня борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин и в поддержку закона о профилактике семейно-бытового насилия.
Рассказывает юрист проекта "Правовая инициатива" Татьяна Саввина, представляющая интересы одной из заявительниц в ЕСПЧ – Елены Гершман.
Татьяна Саввина: Meduza уже опубликовала оригинал документа, где есть эта выдержка на английском и на русском, и перевод абсолютно точный. Это официальная позиция Министерства юстиции: что эта проблема не является распространенной, что можно говорить скорее о дискриминации мужчин, чем женщин. Все это есть в документе.
Марьяна Торочешникова: Это выглядит как некий троллинг, потому что историй, в том числе громких, когда женщины вынуждены спасаться от домашнего насилия, просто невероятное количество! А про мужчин ничего не рассказывают.
Должно быть наказание за насилие, должны быть охранные ордера, должны проводиться специальные тренинги для полицейских, судей, врачей
Татьяна Саввина: Да, это так. Конечно, большинство жертв домашнего насилия – это женщины и дети. Известны громкие случаи Маргариты Грачевой, Валерии Володиной, Аиши Ажиговой...
Марьяна Торочешникова: А что происходит у них в головах? Ведь после первого решения по делу Володиной (его тоже вела "Правовая инициатива" и довела до ЕСПЧ и до решения в ее пользу) встрепенулись все чиновники, даже Матвиенко сказала, что надо с этим что-то делать, и вроде всерьез отнеслись к призыву Страсбурга внести какие-то изменения в законодательство. Это было в июле, но на дворе ноябрь – и позиция кардинально меняется. "У нас все хорошо, – говорит Минюст. – Ничего разрабатывать мы не будем, потому что это интересы семей и частная жизнь".
Татьяна Саввина: Мы, конечно, удивлены этим. Причем на сайте Минюста было официальное заявление: когда вступило в законную силу решение по Володиной, они сказали, что будут его исполнять. Но в меморандуме по делу Гершман, по делу Туниковой и других это имеет совершенно другой ракурс.
Марьяна Торочешникова: Возможно, они испугались, что теперь начнется вал жалоб, и тогда всем надо будет платить?
Татьяна Саввина: Было принято решение по делу Гершман и Туниковой, скорее всего, будет пилотное решение, где суд укажет государству уже конкретные меры, которые оно должно будет внести в закон и принять. Наверное, они этого не хотят.
Марьяна Торочешникова: У вас есть объяснение тому, почему принятие закона о профилактике бытового насилия вызывает такое противодействие?
Татьяна Саввина: Какая-то часть людей, консервативно, религиозно настроенных, думает, что семья – это место, куда государству лезть не нужно, что это разрушит наши традиционные ценности. Но избиения и убийства никогда не были нашими традиционными ценностями, и ни в одном обществе это не является ценностью! А другая часть населения, видимо, боится того, что закон будет использоваться для фальсификаций, чтобы, например, отобрать у мужчины жилье.
Марьяна Торочешникова: Вот уровень доверия российскому законодателю!
Какие первоочередные меры должно принять государство для того, чтобы таких жалобщиц в Страсбург становилось меньше?
Татьяна Саввина: Конечно, должно быть наказание за насилие, причем в рамках публичного обвинения (сейчас это частное обвинение): даже если жертва забирает заявление, расследование и уголовное преследование все равно должно продолжаться в рамках общественного интереса. Должны быть охранные ордера, должны проводиться специальные тренинги для полицейских, судей, врачей и психологов для того, чтобы они могли правильно взаимодействовать и оценивать ситуацию. Сейчас, к сожалению, многие полицейские воспринимают это как частное, семейное дело: "мы даже не будем в это лезть".
Марьяна Торочешникова: Иногда у них просто нет механизмов воздействия. Что они могут сделать с агрессором? В лучшем случае оставят его на ночь для составления протокола.
Татьяна Саввина: Есть, например, статья 117, "Истязание": если было уже несколько эпизодов, они могут привлечь к ответственности. Но они этого не делают, потому что в головах у них сидит совершенно другое: это частное дело, это несерьезно.
Марьяна Торочешникова: Елену Гершман муж избивал девять раз, и она девять раз обращалась в полицию...
Татьяна Саввина: И каждый раз ей отказывали, говорили, что она должна в порядке частного обвинения обратиться к мировому судье. Она обращалась, но там не смогла доказать, что именно он нанес ей побои. В делах о частном обвинении все очень сложно доказать. Сейчас на потерпевшую возлагается огромное бремя: она должна сама собрать доказательства, обеспечить явку свидетелей, каждый раз приходить в суд и лицом к лицу встречаться с насильником. Насильник по закону имеет право на бесплатную юридическую помощь, потому что в этом деле он обвиняемый, а у жертвы такого права нет.
Марьяна Торочешникова: И это будет продолжаться до тех пор, пока не будет принят закон?
Татьяна Саввина: Закон – это необходимая мера, которая должна быть принята.
Марьяна Торочешникова: Ну, если, конечно, его не выхолостят, что вполне возможно при таком настроении в Министерстве юстиции.
Представлялась ли в ЕСПЧ какая-то статистика того, сколько людей ежегодно становятся в России жертвами семейно-бытового насилия?
Татьяна Саввина: Да, мы направляли официальные запросы в МВД. За 2015 год было, по-моему, около 60 тысяч таких случаев, 40 тысяч из них – в отношении женщин и детей. И это только то, что официально зарегистрировано в МВД. Но у этих преступлений высокая латентность – многие жертвы просто не обращаются за помощью.
Марьяна Торочешникова: Особенно если речь идет о стариках, которых избивают собственные дети, отбирая у них пенсию: они и сами не пойдут жаловаться.
А каковы дальнейшие действия юристов, представляющих интересы этих четырех женщин в ЕСПЧ?
Татьяна Саввина: Сейчас мы готовим ответ на меморандум Минюста. Мы представим нашу позицию, статистику, а также укажем на меры, которые государство должно принять для того, чтобы предотвратить такие ситуации в дальнейшем.
