Как правило, реорганизация в любом вузе – дело тихое и сугубо внутреннее. Одни ставки упраздняются, вместо них возникают другие, и сотрудники попросту занимают новые должности. Когда грядут сокращения, люди, которых заблаговременно поставили об этом в известность, без лишнего шума начинают подыскивать новые места работы. В Национальном университете “Высшая школа экономики” все пошло по другому сценарию. Несколько десятков ведущих преподавателей до сих пор не знают, что их ждет. Они расценивают это как очень плохой сигнал. Более того – как расплату за публичные высказывания на политические и общественно значимые темы.
Реорганизации в Вышке подлежат три факультета. При этом на факультете гуманитарных наук предполагается слияние двух подразделений – школы философии и школы культурологии. 6 июля на заседании этих двух школ внезапно было объявлено об увольнении академического руководителя бакалаврской программы "Культурология" Ольги Рогинской. По версии руководителя школы культурологии Виталия Куренного – из-за того, что она не справилась со своими обязанностями. По мнению коллег, подлинной причиной стало то, что Ольга Рогинская предала огласке происходящее в ВШЭ. Об этом увольнении сообщил в соцсетях доцент школы культурологии, филолог и поэт Илья Кукулин:
Произошедшее показало нам, что кадровые решения в новой Школе могут быть приняты по сугубо субъективным критериям и вдобавок совершенно молниеносно. Работать под таким дамокловым мечом, признаться, было бы совершенно невозможно.
В интервью Радио Свобода Илья Кукулин заявил, что не сомневается: грядут большие сокращения:
– И мотивы, по которым сокращаются сотрудники, нигде публично до сих пор не обозначены, несмотря на настойчивые требования моих коллег. От руководителей факультета гуманитарных наук и его структурных подразделений приходят противоречивые сигналы. Один и тот же человек может на внутреннем совещании сказать, что основанием для оставления на работе станет профессионализм, и тут же сделать оговорку, что не обязательно будет именно так. Это происходит меньше чем за два месяца до начала учебного года, поэтому атмосфера, конечно, нервная.
– Но при этом в Высшей школе экономики, в частности на гуманитарном факультете, не первый раз происходит реорганизация. Понятно, что это болезненный процесс. Но так ли уж драматична ситуация? Ваше руководство говорит, что сотрудникам для работы будут предоставлены другие места.
Большое число людей менее чем за два месяца до начала учебного года не знают, будут ли они работать 1 сентября
– Во-первых, непонятно, какие места. Во-вторых, безусловно, Высшая школа экономики уже не раз реформировалась, однако обычно о реформах было известно за больший промежуток времени, и о своей судьбе сотрудники могли узнавать заранее. Сейчас же этот вопрос публично не обсуждается. Именно это порождает довольно напряженные дискуссии. В числе прочего – в соцсетях. Ситуация драматична в том смысле, что довольно большое число людей (речь идет о нескольких десятках) менее чем за два месяца до начала учебного года не знают, будут ли они работать 1 сентября. А если будут – то где. Потому что за редкими исключениями никому публично не говорят, что человек будет 1 сентября на своей должности, но говорят: а не поработать ли вам там-то и там-то?
– Поступали ли лично вам такие предложения?
– Да, и я веду переговоры на эту тему.
– Уже вышел ряд публикаций в разных изданиях, где утверждается, что реорганизация – это очень удобный способ расправиться с неудобными людьми. С теми, к примеру, кто выступил в защиту студента Вышки Егора Жукова или против осуждения Комиссией по этике нашумевшей публикации профессора Гасана Гусейнова про "клоачный язык". Иными словами, расправиться с теми сотрудниками, которые вели себя слишком независимо и обозначали свою позицию публично. Вы согласны с такой оценкой?
Делались намеки на то, что активность конкретных людей чрезмерна
– Поскольку со стороны руководства публично не назывались все эти мотивы, то я не могу подтвердить или опровергнуть это, но я боюсь, что у тех, кто это утверждает, есть для этого основания. Я много раз слышал, как делались намеки на то, что активность конкретных людей чрезмерна и она может привести к негативным последствиям. Конкретно меня при этом никто не угрожал уволить, но говорили со мной именно таким образом. Повторяю, речь шла не об увольнении, а, возможно, о каких-то других действиях. Возможно, это перевод с преподавательских позиций на исследовательские.
– В фейсбуке сейчас идет полемика о внутрикорпоративной этике в вузах. В частности, имеет ли право преподаватель высказываться на какие-то посторонние общественно значимые темы. Или он должен держать свое мнение при себе, чтобы не навлечь беду на свой университет?
– В целом 29-я статья Конституции РФ гарантирует гражданам Российской Федерации свободу слова. Ну а для ограничения права на свободу слова в каждом конкретном случае должны быть серьезные основания, – говорит Илья Кукулин.
Исследователь современного фольклора Александра Архипова на своей странице в фейсбуке назвала то, что происходит сейчас в ВШЭ, "чисткой". В минувшем учебном году она читала в школе культурологии курс лекций "Методы антропологии". От увиденного остались самые лучшие впечатления:
Будет большой потерей, если случится уход всех этих преподавателей
– По факту школа культурологии – это факультет, где учится очень много разумных студентов с самыми разнообразными интересами. Я была потрясена количеством, разнообразием и качеством их дипломных работ. Что касается преподавателей, я знаю фигурантов всего этого дела, то есть Ольгу Рогинскую, Марию Майофис, Илью Кукулина и Яна Левченко. Собственно говоря, Ольга Рогинская позвала меня туда на работу. Насколько я понимаю, ее уволили за комментарий в студенческом журнале DOXA, который в принципе очень любит поднимать разные болезненные темы. В частности, DOXA делал материал о готовящихся сокращениях, Рогинская прокомментировала, и это вызвало раздражение. Сейчас информация о преобразовании факультетов используется как указание строптивым на свое место. Те собрания, о которых писал Илья Кукулин в своих постах, – это угроза. Это способ продемонстрировать, что не надо рыпаться. Как в реальности будет произведена реорганизация, я не знаю. Но будет большой потерей, если случится уход всех этих преподавателей.
К примеру, Маша Майофис и Илья Кукулин обладают редким сочетанием: они очень хорошие ученые, и они реально очень много сил вкладывали в студентов. Сочетание этих двух вещей не так уж часто встречается в России. Человек может быть хорошим ученым, но ограничиваться просто чтением лекций, или быть, например, хорошим преподавателем, но слабым ученым. Маша и Илья сочетают эти два фактора – они прекрасные ученые, и они очень много занимались со студентами, очень болели за них.
Я знаю, что другие факультеты Вышки им предлагают места для работы. Любой факультет этого университета или любого другого вуза, которые получат Машу и Илью, будут в выигрыше. Илья - психолог по образованию, ставший культурологом, Маша - филолог и культуролог, раньше занималась XIX веком". Сейчас оба они очень много занимаются советской цивилизацией позднего времени. Точнее, так называемой "советской утопией", написали ряд статей по этому поводу.
Уже несколько недель в Вышке идут слухи о том, что за счет реорганизации будут сокращения. Они коснутся тех, кто вызывал какое-либо неудовольствие. И уже давно ходят слухи о том, что людям, которые подписали письмо в поддержку Гасана Гусейнова, этого не простят. Недовольство активностью преподавателей в соцсетях, тем, что они высказывают свою позицию, в принципе, абсолютно невозможно! Получается, что человек как бы лишается права своего голоса, то есть он не может никаким образом высказывать свою позицию на своей частной странице в соцсетях.
– Вы называете такую реакцию невозможной, но сейчас, пожалуй, в России ей уже никто не удивится. Потому что, прикрываясь представлениями о внутрикорпоративной этике, руководители вузов боятся, что даже косвенная критика действий российских властей может навлечь на их структуру огромные неприятности.
Чтобы уметь думать, надо быть свободным духом
– Вы говорите – корпоративная этика. Но университет – не корпорация. Это не коммерческая компания. То есть его пытаются такой сделать, но по своему духу университет – это не коммерческая компания. Университет – это в первую очередь люди, которые передают свои знания и свой опыт. Соответственно, преподавать должны люди, свободные в своем духе, а этот дух давят и превращают университет действительно в корпорацию, которая от кого-то зависит. Университет не должен ни от кого зависеть! Иначе любое преподавание бессмысленно. Университет – это место, где людей учат думать, прежде всего. А чтобы уметь думать, надо быть свободным духом. Запрет преподавателям высказываться, писать свои мнения, обсуждать что-то – это запрет на эту свободу духа.
– Вы общались со студентами школы культурологии. Они свободные духом?
Как будто мы - ранние млекопитающие в эпоху поздних динозавров
– Я бы сказала – да. Один из студентов однажды мне сказал очень хорошую фразу. Мы обсуждали изменения в нашей политической и социальной жизни в прошлом году, и он мне сказал, это было как раз осенью 2019 года, во время волны протестов, что "ощущение, как будто мы – ранние млекопитающие в эпоху поздних динозавров. Наша политическая и социальная элита – это динозавры. Они знают, что мир принадлежит им. Мы знаем, что они вымрут. Мы как бы существа другого класса. Мы думаем не так, как они". И вот это ощущение такого тотального разрыва у них существует.
– Это межпоколенческий разрыв?
– Это не поколенческий разрыв. Дело не в поколении как таковом. Социология описала бы это термином "кризис репрезентативности". То есть в публичной политической жизни у молодых людей нет никого или почти никого, кто бы представлял их интересы. Отсюда и возникает это ощущение, что они млекопитающие в эпоху динозавров. Поэтому, несомненно, студенты Вышки, школы культурологии, да и других мест, где я преподавала, – это, прежде всего, молодые люди, которые крайне интересно думают. Не могу сказать, что я согласна со всем, что они мне говорят, но они, прежде всего, умеют думать и учатся думать, а это очень важно, – говорит Александра Архипова.
По данным, которыми располагает председатель профкома первичной профсоюзной организации "Университетская солидарность" в Высшей школе экономики Павел Кудюкин, всего в Вышке должно быть сокращено около 200 штатных единиц. При этом подавляющее большинство – должности профессорско-преподавательского состава:
– Сейчас больше всего говорят о школе культурологии. Однако отмечу, что реорганизации и сопряженные с ними сокращения проводятся не только на факультете гуманитарных наук, а там они сильнее всего действительно затронули две школы – школу философии и школу культурологии – и два филологических департамента, но еще и на факультете менеджмента и на факультете права. Кстати, наибольшее количество сокращаемых ставок как раз на факультете права.
Нас беспокоит не столько сама реорганизация, сколько нарушения социально-трудовых прав работников
Разумеется, подобного рода реорганизации проходят во многих вузах. Но нас, как профсоюз, беспокоит не столько сама реорганизация, сколько нарушения социально-трудовых прав работников. К сожалению, административные сотрудники ВШЭ уже успели совершить ряд нарушений законодательства. В частности, они не уведомили своевременно профсоюзный комитет нашей первичной организации о сокращениях. По закону такое уведомление должно было бы быть дано за три месяца до планируемой даты сокращения, иначе говоря – в конце мая.
– А этого не было сделано?
– Нет, не было. Мы получили уведомление только 7 июля, причем только по электронной почте, без номера и даты документа. Даже если не считать предполагаемые сокращения массовыми, а они все-таки подпадают под критерий именно массового сокращения, то все равно как минимум 30 июня мы должны были бы это уведомление получить. Однако мы его получили с опозданием. По этому поводу наша профсоюзная организация обращается в Государственную инспекцию труда с жалобой на нарушение трудового законодательства и прав профсоюза.
– Какие уведомления получили сейчас сотрудники?
– Каждый конкретный человек – о том, что он может быть сокращен.
– Может быть, а может не быть?
– Да, что его должность сокращается с 1 сентября, а при этом какова будет его судьба, неизвестно. Вот это самое неприятное, что людей поставили в такое подвешенное состояние.
Сама по себе процедура такого массированного сокращения нам представляется неадекватной. Мы считаем, что разумнее было бы гласно подготовить новое штатное расписание реорганизуемых подразделений и опять-таки гласно тех работников, у которых функционал никак не меняется, просто перевести на новую ставку. Администрация могла бы четко сказать: "Вот этот работник показывает более высокие показатели, поэтому он остается на работе. А вы, к сожалению, не столь эффективны, поэтому вам предлагаем другое место либо предлагаем быть сокращенным". Это тоже болезненная процедура, но она по крайней мере прозрачная и объективная. Ничего подобного не делается.
Кто слишком громко шумит и нелоялен, тот пусть готовится на выход
Администраторы подразделений дают крайне противоречивые и туманные разъяснения и обещания. То они говорят "никто не будет уволен", потом говорят – "некоторые будут", но при этом сопровождается намеками, что, типа, кто слишком громко шумит и нелоялен, тот вообще пусть готовится на выход. Такая нервозная ситуация создается крайне неуклюжими действиями руководства и сильно вредит репутации ВШЭ. В имиджевых потерях виноваты не те работники, которые как бы выносят сор из избы, а те, кто этот сор завел. Вообще, если из избы сор не выносить, она зарастет грязью – это известно.
– Примерно с такими же соображениями вы обратились к руководству ВШЭ. Ответ уже получен?
– Пока еще нет. Мы примерно те же вещи пишем сейчас и в нашем мотивированном мнении в ответ на уведомление о сокращениях. Опять-таки по закону в семидневный срок обязаны такой ответ дать, но ответа мы пока не получили. Вместо этого я слышу очень невнятные намеки про некие враждебные внешние силы. Доходит даже до намеков, что чуть ли не большая часть членов нашего профсоюза в Вышке вовсе не работает, а это неправда. Я там единственный освобожденный член профкома, который в Вышке действительно сейчас не трудоустроен. Однако на пенсию я уходил с работы в ВШЭ и именно поэтому остался там на учете в первичной организации "Университетская солидарность". Именно это дает мне возможность быть освобожденным председателем профкома. Просто у меня больше времени, чем у людей, работающих с полной нагрузкой.
– Вернемся к ситуации с реорганизацией. К тому, в какие сроки она проводится. Сейчас лето. Но не успеем оглянуться, и уже 1 сентября. К чему столь запоздалые действия могут привести? Как это отразится на педагогах, студентах и абитуриентах?
– Это наиболее болезненная проблема. Действительно, люди находятся в подвешенном состоянии. Им не говорят четко – вы останетесь или вы будете уволены. Они даже не могут заняться поисками работы. А понятно, что чем ближе к 1 сентября, тем труднее работу будет найти даже высококвалифицированным преподавателям и исследователям. Тем более что у нас в целом и в науке, и в высшем образовании идут сокращения и рабочих мест не так много. Это что касается сотрудников.
Что касается обучающихся – студентов бакалавриата, магистратуры, аспирантов, для них возникают риски. Скажем, студенты работают в каких-то исследовательских проектах под руководством конкретного преподавателя. Если этот преподаватель будет сокращен, то судьба такого проекта становится неясной. В ином случае студент рассчитывает, что его научным руководителем по выпускной работе будет такой-то уважаемый профессор. Точно так же рассчитывают магистрант или аспирант. Но вдруг профессор окажется сокращенным? И тут учащийся оказывается в подвешенном состоянии. Абитуриенты, особенно магистратуры и аспирантуры, как правило, идут под конкретные образовательные программы и даже под конкретных преподавателей. Но может оказаться, что они поступили, заключили договор, в общем на весьма немалые деньги (а Вышка – вуз дорогой, если говорить про платные места), и обнаружили, что им всучили кота в мешке. Что тех преподавателей, к которым они, собственно, шли, уже нет. Что образовательные программы исчезли, потому что они были тесно завязаны на конкретных преподавателей, или остались, но с другими преподавателями, с другим качеством и другим содержанием. Учащихся это тоже затрагивает совершенно непосредственно и очень неприятным болезненным образом.
– В конце июня возник некий “Кодекс этики работника ВШЭ”. Обязывает ли этот документ преподавателя держать свое мнения по политическим вопросам или по поводу общественной жизни при себе и не высказываться по таким поводам публично?
– Начну с того, что когда этот этический кодекс принимали на ученом совете, его переименовали в Хартию. Тогда и оговорили, что это не локальный нормативный акт, то есть само по себе его нарушение не влечет никаких дисциплинарных последствий. Это как раз одно из следствий нашего коллективного обращения к ученому совету. Так что этот документ не оговаривает, что работник вообще не может высказываться. В нем и в правилах внутреннего трудового распорядка говорится о другом. Говорится, что в случае, когда сотрудник ВШЭ высказывается по спорным общественным проблемам, он должен оговаривать, что это его личное мнение, и не выступать от определенного круга лиц. Если человек что-то пишет, он не должен говорить: "Мы, сотрудники ВШЭ, считаем так-то и так-то". Это лично он так считает.
– А может он при этом говорить: "я – сотрудник ВШЭ" или он должен говорить "я – филолог, я – философ" и так далее?
– В принципе, там есть такая рекомендация – по возможности воздерживаться от указаний аффилиации с ВШЭ, но это часто бывает невозможно. Более того, сама Высшая школа уже поставила себя в довольно двусмысленное положение, когда предъявила претензии за известный пост Гасана Гусейнова, в котором его аффилиация была никак не обозначена, – просто филолог Гусейнов нелицеприятно отозвался о современном состоянии массового русского языка. Но все же и так знают, что Гусейнов работает в ВШЭ. Это очень растяжимая и опасная трактовка. Действительно, любому человеку можно сказать: "Да все знают, где вы работаете". Получается, что вообще нельзя высказываться без указания аффилиации. Но это уже вопрос трактовок, а не того, что написано в документе.
– Обязательна ли эта Хартия к исполнению или ее положения - это просто пожелания?
– Это некая конвенция, выполнение которой ожидается, но за невыполнение которой не может быть санкций дисциплинарного характера, – говорит Павел Кудюкин.
Первый проректор ВШЭ Вадим Радаев заявил в эфире “Эха Москвы”, что никаких черных списков, в которые сотрудники попадали бы по политическим мотивам, не существует:
Фонит общая политическая ситуация
– Люди строят эти свои утверждения на некоторых предположениях. А откуда они берут эти предположения? Почему раньше их не было? Я думаю, что фонит общая политическая ситуация. Университет же не отгорожен. Мы нейтральны по отношению к политике, но свободными от общества мы быть не можем.
По словам Вадима Радаева, решающим фактором при приеме на работу в новые структуры Вышки будут академические заслуги:
Первое – это публикационная активность. Либо она у тебя есть, либо нет. Второе: конечно, ты должен быть хорошим преподавателем. Третье: на твой курс должен быть спрос со стороны образовательных программ. Четвертое – вот еще новая история: ты должен быть готов включаться в коллективную проектную деятельность вместе с другими, то есть не просто оставаться автономным сам по себе, хотя это комфортно для исследователя: сам по себе что-то пишешь. Но здесь ожидается более открытая и более вовлеченная позиция. Так это все и будет оцениваться.
Мы только совсем недавно приняли программу развития на 10 лет вперед. Там мы поставили амбициозные задачи. Мы хотим, чтобы наши исследования проводились на международном уровне. Корневая идея такова: весь университет должен преобразоваться и встать на проектную основу. Чтобы все студенты, которые приходили бы в ВШЭ, не просто осваивали бы дисциплины на должном уровне, но и были бы включены в некоторые проекты. В том числе коллективные проекты, когда ты делаешь не какую-то частичную операцию, а выполняешь всю работу от и до. И эта работа еще не имеет предопределенного, как это принято в учебном деле, результата. Такого нигде нет. Для того чтобы у студентов со временем появились такие навыки, они должны быть у старших. Поэтому идет преобразование, а именно – переход к этим проектным командам, – заявил Вадим Радаев.
