- В России вступили в силу поправки, предусматривающие уголовную и административную ответственность для граждан, объявленных иностранными агентами.
- Медработники и учителя требуют обещанных президентом прибавок к зарплатам, а получают выговоры и уведомления о сокращении.
КРУГОМ ВРАГИ
Вы еще не слышали об "иностранных агентах"? Если нет, то теперь это словосочетание, судя по всему, будет все чаще попадаться вам на глаза. 1 марта в России вступили в силу поправки к Уголовному кодексу и Кодексу об административных правонарушениях. Теперь каждую публикацию "иноагента" (будь то его запись в личном блоге или упоминание о нем где-либо) нужно маркировать, иначе – штраф или даже срок.
В студии Радио Свобода – юрист Правозащитного центра "Мемориал" Татьяна Глушкова ("Мемориал" тоже объявлен "иностранным агентом", но не согласен с этим статусом), на видеосвязи – еще один несогласный со статусом "иноагента", который на него навесили, правозащитник Лев Пономарев.
Лев Александрович, на днях появились известия о том, что вы намерены распустить движение "За права человека", которое на протяжении многих лет помогало самым разным людям отстоять их права. Почему вы приняли такое решение?
Лев Пономарев: Дело в том, что я руковожу тремя организациями, которые носят статус "иностранный агент". И два года назад у крупнейшей из этих организаций – движения "За права человека" – Министерство юстиции ликвидировало юридическое лицо. Это абсолютно несправедливо и незаконно. После этого, понимая, что мы хотим продолжать работать вместе, мы создали новую организацию, которая работала без статуса юридического лица, и назвали ее "Национальная общественная организация", с тем же брендом – "За права человека". И вот теперь, я подозреваю, специально под нашу организацию была принята поправка в законодательство, по которой общественная организация, существующая без юридического лица, не имеющая регистрации, занимающаяся политической деятельностью (а это любая общественная деятельность) и получающая финансовую поддержку из-за границы, должна быть зарегистрирована как "иностранный агент".
И одновременно в этой поправке сказано, что на тех, кто не выполняет этот закон, будут накладываться очень жесткие санкции. Конечно, мы должны войти добровольно, а если мы этого не сделаем, то будем оштрафованы. Но самое главное, что каждый участник этой незарегистрированной организации, если он выступает и комментирует что-то в Сети, каждый раз должен писать, что он является участником этой незарегистрированной организации, которая имеет статус "иностранного агента". Это значит, что около тысячи человек по всей стране, которые являются участниками нашей организации, имеют удостоверения ее экспертов, должны каждый раз в комментариях писать, что они "иноагенты". Я за этим практически даже проследить не могу, потому что у меня народная правозащитная организация. У нас не все сидят в офисах, люди работают в малых городах, в поселках. Поэтому мы, посоветовавшись, решили просто ликвидировать (я надеюсь, на время) нашу организацию. В воскресенье я провожу онлайн съезд, и мы примем решение о ее самороспуске. При этом мы, как ни странно, ничего не теряем, потому что я их не финансирую, денег у меня нет, я буду заниматься правозащитной деятельностью, и они тоже продолжат заниматься правозащитной деятельностью.
Марьяна Торочешникова: А как вы вообще относитесь к идее называть людей и организации "иностранными агентами"?
Люди обращаются к нам, мы спасаем их, но власть хочет нас уничтожить
Лев Пономарев: Это очередной шаг страны, которая встала на твердый путь построения фашистского режима: не побоюсь этого слова, потому что это реальные признаки фашизации страны. Конечно, с точки зрения властей, любой человек, который противодействует их действиям, как-то сопротивляется, – враг, и его надо уничтожить. И "иностранный агент" – это враг. Пока еще не принято решение всех поголовно сажать или расстреливать, но это только первые шаги в этом направлении. Они уничтожают правозащитников и правозащитное движение. Возникает такая стигма: это опасные люди. Но все равно к нам обращаются, все равно мы защищаем людей. Кстати, у нас огромный успех – как ни странно, мы "раскрутили" дело о пытках в Иркутской области. Люди обращаются к нам, мы спасаем их, работаем для граждан. Но власть хочет нас уничтожить.
Марьяна Торочешникова: Лев Пономарев, признанный российскими властями "физлицом, выполняющим функции СМИ-иноагента", – это само по себе звучит чудовищно. Татьяна, что это за формулировка? Для чего это?
Татьяна Глушкова: Действительно, конструкция "физлицо-СМИ-иностранный агент" – это какая-то совершенно безумная конструкция, которая появилась в нашем законодательстве в декабре 2019 года. А спустя год, в 2020-м, появились просто "физлица-иноагенты". Мое предположение таково: после того, как закон об НКО-иностранных агентах был принят в 2012 году, накопилась определенная практика его правоприменения. Власти увидели, что люди, которые занимаются правозащитной, активистской деятельностью, распускают юридические лица или даже создают какие-то новые организации без образования юридических лиц и действуют как частные активисты. Соответственно, у властей появилось желание навесить "черные" метки также и на эти объединения, и на этих людей.
Возможно, в 2019 году эта идея еще казалась странной или непонятной: как заставлять отчитываться без юрлица? Поэтому появилась вот эта невероятная конструкция "человек-СМИ-иностранный агент". Человек, который становится "СМИ-иностранным агентом", обязан создать юридическое лицо, как бы "ООО иноагент". И вот это юридическое лицо становится как бы автором их публикаций, и они обязаны отчитываться о расходах, в том числе этого юридического лица.
Марьяна Торочешникова: А когда речь идет об обычных людях (хотя пока еще никого, насколько я понимаю, не признали "физлицом-иноагентом"), им тоже нужно создавать какие-то юридические лица?
Татьяна Глушкова: Нет, но они обязаны раз в полгода отчитываться о своей деятельности и о своих тратах. У всех сразу возник такой пример: купил трусы – написал об этом в Минюст. Официальное объяснение такое: "мы должны знать, на какие деньги в нашей стране осуществляется политическая деятельность, и если она осуществляется на иностранные деньги, мы должны знать, что вот эти люди являются агентами иностранного влияния".
Марьяна Торочешникова: Но политическая деятельность здесь понимается так широко, что туда может подойти вообще все, что угодно. Даже человек, который участвовал в выборах как избиратель, получается, уже занимался политической деятельностью. И если он, не дай бог, ходил и собирал подписи, или был наблюдателем на выборах, это тоже может рассматриваться как политдеятельность.
Татьяна Глушкова: Самое интересное, что любое действие, которое может оказать влияние на решение органов государственной власти, это политическая деятельность, с точки зрения российского права. Если мы славим какое-то решение органов государственной власти, это политическая деятельность. Если мы пишем жалобу на что-то, это тоже политическая деятельность.
Марьяна Торочешникова: И доходит до абсурда. Центру "Насилию.нет", который относительно недавно внесли в Реестр иноагентов, сейчас пришли бумаги по поводу того, в чем, собственно, заключается их "иноагентство". И там черным по белому написано, что они занимаются продвижением принятия Государственной Думой закона о профилактике семейно-бытового насилия, и дается ссылка на сайт Госдумы, на этот законопроект. Это же бред!
Татьяна Глушкова: Закон не делит формально, то есть с юридической точки зрения, те НКО, которые занимаются, предположим, восхвалением органов государственной власти, и если у них есть хоть копейка иностранных денег – например, пожертвования от иностранного гражданина в сумме 100 рублей, они тоже могут быть объявлены "иностранными агентами".
Марьяна Торочешникова: В том же законе есть специальная оговорка, что российские чиновники, политики и депутаты не могут быть объявлены "иностранными агентами". Это абсолютно дискриминационное положение: обычные граждане, которые ведут какую-то социальную активность, и не дай бог к ним пришла откуда-то копейка из-за границы... В качестве примера приводили отмену брони на Booking.com, например, гостиницы за рубежом, соответственно, деньги вернулись, и людей могут объявить "иностранными агентами". А чиновников – нет.
Татьяна Глушкова: Этот закон создан не для того, чтобы применять его ко всем в равной степени, а для точечного правоприменения.
Марьяна Торочешникова: Но разве это не противоречит российской Конституции и российским законам, которые говорят, что закон должен быть понятен и един для всех?
Татьяна Глушкова: Противоречит.
Марьяна Торочешникова: Но кому есть до этого дело?
Это не единственные законы, которые созданы для точечного правоприменения против каких-то конкретных людей
Татьяна Глушкова: И это не единственные законы, которые созданы для точечного правоприменения против каких-то конкретных людей в случае необходимости. Возьмем практически все законы, ограничивающие свободу слова в России, которые приняты с 2012 года. Если взять весь массив публикаций в интернете, даже процент тех публикаций, которые теоретически могли бы попасть под этот закон, люди, которые это опубликовали, становятся объектами преследования. Точно так же и здесь. Наша власть в органах ООН, например, любит говорить о том, что закон об "иностранных агентах" сильно не затронул НКО: "В России зарегистрировано много тысяч некоммерческих организаций, из них, допустим, 75 – в реестре. В процентном отношении это ничто. Все остальные НКО действуют безо всяких ярлыков". Другой вопрос, о каких НКО идет речь, о том, что это, может быть, наиболее яркие, наиболее известные некоммерческие организации в России, наиболее неугодные власти. И с физическими лицами будет точно так же.
Марьяна Торочешникова: Но теперь еще есть опасность для обычных людей, которые не ведут политическую деятельность и не получают никакого иностранного финансирования, быть оштрафованными, а может быть, даже и подвергнуться уголовному преследованию за то, что они разместили в соцсетях что-то, опубликованное тем самым физлицом или НКО-иностранным агентом. Но человек же не обязан помнить все эти 75 организаций. Если, предположим, какой-то человек пошел на сайт "Мемориала", который признали "иностранным агентом", нашел там какие-то архивы, связанные с репрессированными, разместил ссылку, сказал: "Я нашел здесь своего дедушку. Если кто-то хочет, :можно найти", – и не указал, что этот сайт принадлежит "иноагенту", этого человека теперь, с 1 марта, могут оштрафовать?
Татьяна Глушкова: Все-таки, насколько я понимаю, нет. Речь идет о том, что штрафы, которые касаются упоминаний "иностранных агентов", будут накладываться только на средства массовой информации, на журналистов.
Марьяна Торочешникова: А почему же тогда там специально оговорено, что это поправки для физических лиц? То есть это конкретного журналиста, что ли, будут штрафовать за то, что он опубликовал? Это он рассматривается как "физлицо"?
Татьяна Глушкова: Насколько я понимаю, да.
Марьяна Торочешникова: Это несколько обнадеживает. Ведь мы же знаем, как власти любят стараться, брать под козырек и собирать веерные штрафы со всех подряд. Не говоря уже о том, что в России в последнее время часто вообще любого человека, который завел где-то блог, уже могут считать средством массовой информации. По этому поводу тоже несколько лет назад принимали какие-то специальные поправки.
Татьяна Глушкова: Да, это так называемый "Закон о блогерах". Была какая-то очень невнятная практика его правоприменения, в итоге его все-таки отменили: стало понятно, что это полная ерунда.
А вот что касается закона об "иностранных агентах", всего этого пула законов, связанного и с НКО, и с физическими лицами, и с незарегистрированными объединениями, с 1 марта наиболее актуальны, допустим, для меня, как сотрудника и члена руководящего органа "НКО-иностранного агента", поправки, которые касаются того, что теперь все, что мы пишем в личном качестве, если это может быть сочтено политической деятельностью, должно быть промаркировано. И, начиная вчитываться в этот закон и отвечать на практические вопросы коллег: "Должен ли я промаркировать вот это? А как мне быть в такой-то ситуации?", – ты понимаешь, что этот закон сформулирован таким образом, что на огромное количество абсолютно практических вопросов ты не можешь ответить однозначно. На 80% вопросов, которые мне поступают, я вынуждена отвечать: "Я думаю так, но покажет правоприменительная практика". И закон абсолютно целенаправленно сформулирован именно таким образом.
Марьяна Торочешникова: Хочешь или не хочешь, но ты все равно что-то нарушишь.
Татьяна Глушкова: Либо ты должен обвеситься ярлыками "иностранный агент", набить себе на лбу соответствующую татуировку, либо ты находишься под дамокловым мечом.
Марьяна Торочешникова: А как российские суды до недавнего времени относились к таким делам? Можно ли убедить российский суд в том, что человек или организация не являются "иностранным агентом", не ведут политическую деятельность в том смысле, в котором это понимают правоприменители и законодатели?
Татьяна Глушкова: Я достаточно плотно следила за правоприменительной практикой в отношении "НКО-иностранных агентов", и ни одна некоммерческая организация, которая пыталась доказать, что она не занимается политической деятельностью, не преуспела. А те НКО, которые вышли из реестра, не ликвидировавшись, отказались от иностранного финансирования.
Марьяна Торочешникова: Только таким образом можно выйти?
Татьяна Глушкова: Да.
Марьяна Торочешникова: Во всяком случае, уже с 1 марта можно и штрафовать, и даже лишать свободы за то, что ты что-то сделал не так, как "иностранный агент", или кого-то неправильно уведомил.
УКАЗЫ ЕСТЬ, А ДЕНЕГ НЕТ
Март 2021 года. Майским указам президента Путина, которые гарантировали зарплаты бюджетникам вдвое выше средних по региону, почти десять лет. По данным Росстата, указы давно выполнены. На деле не проходит и полугода между массовыми жалобами, к примеру, медработников по поводу повышенной нагрузки и мизерных компенсаций. Теперь к ним добавились жалобы на задержки или полное отсутствие дополнительных выплат за работу с зараженными коронавирусом. В 2021 году денег по-прежнему на всех не хватает, а на жалобщиков начали оказывать как административное, так и силовое давление.
У нас в студии – председатель независимого профсоюза медработников "Действие" Андрей Коновал.
Андрей, как так выходит, что Росстат, чиновники и все вокруг говорят о том, что майские указы выполнены, у врачей замечательные зарплаты, а врачи настойчиво продолжают требовать денег?
Врачи стали работать больше за меньшие деньги
Андрей Коновал: Вот сейчас, в 2021 году, уже даже высокопоставленные чиновники и депутаты, в том числе и партия власти, признают, что что-то выполнено не так. Это то, о чем мы, профсоюз "Действие", говорили, начиная с 2013 года, когда начали выполняться эти майские указы, были составлены "дорожные карты" поэтапного повышения: что все это не приведет ни к чему хорошему, потому что сам подход, сама методика того, как должны повышаться зарплаты, была придумана неправильно. Там было установлено, что зарплаты у врачей должны вырасти, допустим, до 200% от средней по региону, у среднего и младшего медперсонала – до 100% от средней по региону. При этом не уточнялось, что статистика должна учитывать зарплату на одну ставку. А что такое одна ставка? Это нормальная продолжительность рабочего времени. различных категорий медработников, в зависимости от вредности – как правило, от 36-и до 39 часов в неделю, то есть примерно 7 с лишним часов. А поскольку не было принято никаких принципиальных решений именно по системе оплаты труда, то есть сколько должен составлять оклад, сколько стимулирующие, сколько компенсационные надбавки, и тут царил полный хаос, то в результате зарплаты на ставку сохранялись нищенские, а медработники, чтобы свести концы с концами, были вынуждены работать на полторы-две и даже более ставки.
Марьяна Торочешникова: А чиновники при этом отчитывались, что зарплаты выросли.
Андрей Коновал: Они берут среднее по региону.
Марьяна Торочешникова: То есть получается, что врачи стали работать больше за меньшие деньги?
Андрей Коновал: Да. Еще там провозглашалось, что повышение зарплаты должно идти, в том числе, за счет так называемой "оптимизации", а это означает сократить койки, целые структурные подразделения и сотрудников. Средний коэффициент совместительства, когда люди работают сверх нормальной продолжительности рабочего времени, в предыдущие годы достигал даже 1,8. Но к этому еще добавляется то, что в основное рабочее время работник тоже получает дополнительную нагрузку – иногда двукратную, иногда трехкратную.
Марьяна Торочешникова: А сколько все-таки получают сейчас врачи?
Андрей Коновал: Москва вне конкуренции, тут большие деньги, высокие зарплаты. Официально средняя зарплата врача здесь 156 с лишним тысяч. Может быть, это и так, особенно с учетом каких-нибудь высокопоставленных сотрудников администрации больниц. Кроме того, кто-то оказывает платные услуги, высокотехнологическую помощь. Но у обычного акушера-гинеколога в Москве сейчас зарплата на ставку 60 тысяч, при окладе 30 тысяч. Причем в 2018 году, когда они должны были отчитаться, они установили для себя планку, что он не должен получать меньше 70 тысяч. В 2019 году у него, по официальным данным, получилось 86 тысяч, в 2020-м – 70, а в эти месяцы уже пошло по 60.
Марьяна Торочешникова: То есть еще меньше, при том что цены растут, инфляция...
Андрей Коновал: Но 70 тысяч – это еще прекрасно. Я думаю, сейчас в регионах какой-нибудь врач скажет: "Зажрались московские врачи!". Возьмем участкового педиатра в Ленинградской области: 30 тысяч при окладе в 27 тысяч, при средней по отчетности по региону у врачей – 94 тысячи. Травматолог-ортопед в Самарской области – 32-35 тысяч при средней, официально, 64 с лишним тысячи.
Марьяна Торочешникова: То есть это очковтирательство!
Андрей Коновал: А в Московской области у хирурга с высшей категорией зарплата на ставку 40 тысяч 804 рубля, при отчетной 111 тысяч 825.
Я не хочу сказать, что сама идея майских указов не сработала на повышение зарплат. Она сработала, то есть средние зарплаты росли. Но для подавляющего большинства медицинских работников вот эти показатели, которые официально заявлены, не достигаются даже при работе на полторы ставки. В этом смысле это, конечно, большая ложь.
Марьяна Торочешникова: Просто страшно представить, сколько получают медсестры и санитары.
Андрей Коновал: Челябинская область: фельдшер "скорой помощи" – 21-22 тысячи на ставку. Кстати, это с НДФЛ, с 13%, которые потом еще уходят. Плюс семь-девять тысяч "ковидных" стимулирующих. А с "ковидными", которые государство провозгласило и ввело, у определенных групп медработников зарплата очень существенно выросла, у некоторых – в разы. Но в целом большинство медицинских работников не увидели этих денег, а многие из них увидели совсем другие цифры, чем обещалось в публичном поле.
Марьяна Торочешникова: А почему так происходит? Ведь самое страшное во всей этой истории, когда врачи недополучают свои деньги или вынуждены совмещать ставки и работать по два-три дежурства подряд, это то, что в конечном счете страдают люди, которые обращаются к этим врачам. Врачам некогда заниматься этими людьми – идет конвейер.
Андрей Коновал: Именно поэтому наш профсоюз "Действие" подчеркивает, что интересы пациентов и медицинских работников совпадают: мы все в одной лодке. И в наших общественных компаниях мы стараемся опереться и на обычных граждан, на пациентов, объясняя, что даже идя на какие-то яркие акции, в том числе и "итальянские забастовки" на "скорой помощи" (на самом деле это не забастовка, это не то что медработники не выезжают на вызовы), мы стремимся заручиться поддержкой пациентов и населения. И, в принципе, нам это удается. На уровне региональных компаний и повышения зарплат нам пока удается добиваться и снижения нагрузки. Но глобальность проблем, которые стоят сейчас перед нами, пока не сопоставима с тем, что нам уже удалось сделать. Мы пока небольшой профсоюз, сейчас около пяти тысяч по стране. Это все очень непросто, потому что в стране не сформирована традиция независимого профсоюзного движения. Тем не менее, если медработники не объединятся, все это так и будет продолжаться.
Марьяна Торочешникова: Очень много несправедливости. В октябре я переболела COVID, и к моему мужу приезжал человек брать у него анализы, как у контактного. И я спросила: "Делают ли вам обещанные "ковидные" доплаты?". Он говорит: "Нет, мне не положено, потому что я-то общаюсь не с "ковидными", а с контактными". Я говорю: "Во-первых, тут сижу "ковидная" я, а во-вторых, таким же образом и этот человек может оказаться "ковидным".
Андрей Коновал: Если взять 415-е постановление правительства (которое сейчас уже заменили на другое), мы видим, что за оказание помощи, в том числе даже пациентам из так называемой "группы риска", то есть и с подозрением на коронавирус, и контактных, должна была идти доплата. Но все это сформулировано нечетко. Все делалось хаотично, во многом диктовалось интересами общественного пиара, и в результате сначала принималось одно постановление, а потом, вместо того, чтобы дополнить это, принималось другое. В итоге полный хаос.
Марьяна Торочешникова: А чиновники на местах, которые отвечают за распределение денег, пытались где-нибудь урезать…
Сейчас врачей возвращают примерно в то нищенское состояние, в котором они были до "ковидных" надбавок
Андрей Коновал: Денег было выделено много, но в разы меньше, чем было бы нужно для реализации этих постановлений. И когда начались все эти скандалы, Минздрав разослал свои разъяснения, причем незаконные: он не имел права официально давать их. Я даже написал в Генеральную прокуратуру и потребовал привлечь их за fake news, за то, что они вводят в заблуждение органы исполнительной власти с плохими последствиями для сотен людей. Прокуратура задала соответствующий вопрос Минздраву, а Минздрав официально ответил нашему профсоюзу: "Да, мы не имели права, мы не уполномочены...". При этом суды, прокуратура, надзорные органы продолжают руководствоваться этими письмами Минздрава. Когда мы приносим это в суд, суд говорит: "Мы это даже не будем принимать к рассмотрению, это не имеет отношения к делу". Сейчас ситуация несколько упростилась: вот эти два предыдущих постановления, которыми определялись две "ковидные" выплаты – 415-е и 484-е – прекратили свое действие с 1 ноября, и было введено новое постановление, 1762-е. По этому постановлению мы видим, что было принято решение сэкономить. Раньше было две выплаты, теперь одна, и то, чтобы ее добрать, учет идет уже посменно.
Действительно, какие-то категории медработников получали очень существенные надбавки. И вот сейчас их возвращают примерно в то нищенское состояние, в котором они были до "ковидных" надбавок. Осенью прошлого года, понимая, что грядет сокращение этих надбавок, не говоря о том, что кому-то их вообще не дали, мы приняли решение сменить тактику. Мы выдвинули идею, что "ковидные" надбавки – это стимулирующий фактор, но надо бороться уже за повышение гарантированной части оплаты, должностных окладов.
Марьяна Торочешникова: А есть какая-то минимальная планка, ниже которой врач не может получать?
Андрей Коновал: Оклад врача, по нынешнему законодательству, может быть даже ниже МРОТ. Понятно, что он должен догоняться компенсационными, стимулирующими или просто доплатами до МРОТа. Вот у врачей (я даже не говорю про фельдшеров) в Мурманской области оклад ниже МРОТ. Они там исходят из того, что "мы должны еще северные платить, поэтому давайте сделаем пониже, чтобы платить не больше, чем в Центральной России".
Но мы выдвинули идею, что минимальный оклад врача должен быть не ниже 150% от средней зарплаты по стране. Мы взяли первое полугодие 2020 года, и там средняя сумма была 41 тысяча рублей. Мы считаем, что минималка должна быть 60 тысяч – это без доплат за ночной характер работы и за вредность. Эти предложения мы направили в правительство. В 2021 году мы займемся общественной кампанией в масштабах страны в поддержку этого тезиса.
Марьяна Торочешникова: Это год выборов в Государственную Думу, так что есть надежда.
Андрей Коновал: Мы взаимодействуем с депутатами из партий, которые относят себя к левому спектру: "Справедливая Россия", КПРФ. Они поддерживают эти инициативы, и спасибо им за это!
