Представим себе эпизод из фильма Алексея Балабанова, снятый Дэвидом Линчем: полвторого ночи, автозаправка с придорожным кафе, пластиковый стол, холодные лавки, ядовитый бледный свет лампы с потолка расходится конусом, остальное пространство погружено в темноту. На столе пара бутылок водки, два пластиковых пузыря с пепси-колой, пластиковые же стаканчики. Орет музыка, дискотека восьмидесятых и девяностых: “Земляне”, “Ласковый май”, Алена Апина, исключительно русская попса. Под неё в диком алкотанце подпрыгивают трое молодых парней и одна девица. Несмотря на холод, она в короткой куртке, куцей красной юбке и в высоких сапогах. Персонажи тоже что-то орут, но музыка перекрывает их горячность. Водила автобуса командует: “Остановка 15 минут, туалет направо, кафе прямо, не опаздываем, сами же будете в Москве ругаться, если приедем позже”.
Это Брянская область, первая остановка после украинско-русской границы. Ещё они, водилы, говорят: “Чего-то вы самолетом не летаете, чего нашим автобусом поехали, если не нравится?” Ответом пассажиров обычно бывает коллективное ржание и совет позвонить в офис Зеленского. Зеленскому водилы советуют позвонить, если пассажиры недовольны: тем, что туалет в автобусе не работает (“Граждане, по-большому не ходим, только по-маленькому, а то в прошлом рейсе один так постарался, что все окна пооткрывали, а мы же не хотим околеть"); тем, что места не соответствуют билетам, и кто-то из Одессы занял киевское место; тем, что фиг знает куда закинут чемодан в багажном отделении.
Но вот на границе водители автобусов украинско-московского направления – цари, боги и психотерапевты, главные переговорщики на обоих кордонах, русском и украинском. Самые уязвимые пассажиры – старики и старухи, которые едут в Москву на лечение. Даже если они собрали необходимые документы, на русском кордоне окажется, что одной бумажки не хватает, а у бабок не бывает гаджетов, которые способны фотографировать и пересылать по вотсапу нужное, у старых женщин и мужчин обычно кнопочные телефоны. Наш водила сделал это: позвонил в Москву и попросил дочь старухиной сестры прислать свидетельство о рождении, погранцы не соглашались её пропускать. Она плакала и причитала в углу помещения 6 на 9, куда загоняют на паспортный контроль пассажиров автобуса, числом примерно 60, и их скарбом, который нужно достать из багажного отделения автобуса, перепереть через окошко с офицером и ленту досмотра, вернуть обратно в автобус. Старуха была с нами, автобус аплодировал водителю.
Это хорошо, что я выбираю большие автобусы, уговариваю я себя, это хорошо. В маленьких, как говорят бывалые путешественники, можно попасть на процедуру “идем полтора километра с вещами от одного шлагбаума до другого”, порой через чистое поле, в грязи и снеговой каше. Есть маршрутки, где процедура паспортного контроля упрощена, частные перевозки из “серой” зоны, когда с перевозчиком надо связываться в мессенджере, но ты никогда не уверен, там ли будет ждать тебя машина и сколько ты заплатишь в итоге за это сомнительное приключение. С учетом коммерческой жилки украинской стороны, которая оформляет быстрый ковид-тест на въезде, цена вопроса приближается к билету на самолет через Ригу.
Украинские погранцы очень, очень вежливы. Они просто собирают паспорта, штампуют их и возвращают. Несмотря на вежливость, задерживают тех россиян, кто просрочил свои три месяца пребывания в стране. По ходу пьесы, когда весь автобус трясется от томления и ворчит, нарушителей возвращают, общий выдох, двинулись ещё на 500 метров до русской границы. Русские (молодые офицеры) откровенно хамят и расчетливо, с оттяжкой, унижают. “Я же сказал, те, кто на работу, проходим, почему вы не прошли? Что за жена, где документы?” – “Гражданская жена, сынок”. – “А, ну ладно, пропускаем”, – брезгливо смягчается юноша в погонах, который сидит в окошке. “Молодой человек, я отставной военный, я служил в Советском Союзе. Почему вы в таком тоне говорите со старшими?” – реагирует на сцену пожилой дядька. “Это ваша личная оценка, – ответ из окошка. – Проходите и не мешайте”. Мы проходим, проходим, конечно, мы стараемся быть лояльными к погранцам, не толпиться, хотя каждый готов пнуть другого в этом соревновании так, что не снилось Ларсу фон Триеру в его моралистическом кино о природе человека.
В Кремль не пожаловаться, не позвонить
“Доча, помоги”. Полуслепая монашка тащит свои узлы через границу. Автоматически поднимаю и тащу две клетчатые пластиковые сумки, на первый взгляд, набитые памперсами, но для памперсов тяжеловатые. Потом она просит позвонить своему московскому покровителю, который отвечает, что запрос слишком поздно пришел, но раз вы уже на границе, идите спокойно, сами справитесь. Бабка вцепилась в меня как клещ и умоляет пройти последними, выбирая, кто из погранцов добрее. У неё два паспорта. “Добрый” погранец поддается, когда она предъявляет русский паспорт и грамотно причитает насчет того, что Боженька его не забудет, да и она помолится за тебя, сынок. После ленты досмотра рассказывает, что везет чудотворные иконы из Одессы в подарок Московскому патриархату, поэтому сумки такие тяжелые. А вообще она в прошлом врач-онколог, её послали работать в Одессу по распределению. Но она всегда, с юности, служила Богу. Утром в Москве она, несмотря на слепоту, быстро находит таксиста, наблюдаю эту картину со стороны. Если не заказывать такси по приложению из района маленького автовокзала на юге столицы, это серьезные деньги для маленькой пожилой монашки. Надеюсь, её миссия оказалась выполнима.
О, эти удаленные от глаз жителей Садового кольца и пассажиров центральных вокзалов станции беды и надежды “Украина-Россия”! Бедные люди, чья судьба оказалась тонкой ниткой связана с родными, с любовниками, которые вряд ли выживут в этом кино; те, кто едет на работу и с неё, именно украинскими автобусными перевозчиками. В Кремль не пожаловаться, не позвонить, никто из пассажиров об этом даже не помышляет.
Елена Фанайлова – журналист Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции
