Александр Генис: Сегодня в гостях ''Американского часа'' профессор Стэнфорсдкого университета, психолингвист Лера Бородицкая, которая рассказывает нашим слушателям, почему по-английски можно ''ревновать машину'', а по-русски – нет. Беседу ведет Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: Некоторое время назад одна бдительная английская мать обнаружила в очередном издании Оксфордского словаря для школьников отсутствие множества самых обыкновенных слов. Редактор исключил, к примеру, названия многих растений и животных – на том основании, что большинство детей живет теперь в городе, и названия эти им ни к чему. Спрашивается: как теперь ребенок будет читать стихи Роберта Бернса со всеми его вальдшнепами, вьюрками и коноплянками, что поймет в монологе шекспировской Офелии, где упоминаются розмарин, анютины глазки, ромашка и фиалка? Да что там коноплянка - в словаре нет вереска и кабана, плюща и бобра, одуванчика и сороки, пуделя и спаниеля, ивы и морской свинки. Вычеркнуты за ненадобностью сказочные существа - гном, эльф и гоблин. А из меню англичан исчезли шпинат, бекон и... совершенно верно - овсянка. Церковная лексика исключена потому, что современные дети нерелигиозны.
Место всех этих слов в словаре заняли "блог", "mp3-плейер", "войсмейл ", "аттачмент", "широкополосный", "толерантный", "взаимозависимый", "двуязычный", "гражданство", "комитет", "демократический", "квадрат целого числа", "пищевая цепь".
Спору нет, все это слова нужные и полезные. Однако, по мнению экспертов по школьному образованию, при отборе слов составители словаря проявили явную тенденциозность. На фоне массовой полиэтнической иммиграции и борьбы с телеящиком, заменяющим детям чтение, дискуссия о словаре приобрела неожиданно острое, актуальное значение. Газеты повели речь о подкопе под культурное наследие Англии, всего англоязычного мира и, в конечном счете, христианства.
Ведь язык – это не просто культурное достояние. Он неразрывно связан со способом нашего мышления. Этой взаимосвязи посвящена статья профессора психологии Стэнфордского университета Леры Бородицкой, опубликованная недавно в газете ''Уолл Стрит Джорнал''. Заголовок статьи повторяет название известного фильма Софи Копполы, который на русский перевели как ''Трудности перевода'', а надо было бы - ''Утрачено при переводе''.
Наш разговор с доктором Бородицкой начался с моего признания в том, что если я говорю о юриспруденции, мне удобнее пользоваться английским языком, и понятно почему: Россия, строго говоря, никогда не была правовым государством. Но если я стану говорить о человеческих чувствах, мне потребуется русский, потому что по-английски зависть, например, неотличима от ревности.
Лера Бородицкая: Да, по-русски разница между завистью и ревностью гораздо яснее. Вы не можете сказать по-русски: ''Я ревную твою машину''. А по-английски – вполне: ''I am jealous of your car''.
Владимир Абаринов: Лера Бородицкая утверждает, что язык формирует наше сознание в гораздо большей мере, чем мы это сознаем.
Лера Бородицкая: Большинство вопросов о том, как язык формирует образ мышления исходят из общего наблюдения, которое гласит, что языки действительно отличаются друг от друга. И как только начинаешь их сравнивать, сразу замечаешь изумительные различия и говоришь себе: ''Надо же, а ведь я никогда не думал о мире таким манером''. И возникают естественные вопросы: воспринимают ли говорящие на разных языках мир по-разному? На свете около семи тысяч живых языков, и о большинстве из них мы знаем очень мало, лишь незначительная часть проанализирована.
Владимир Абаринов: Но разве не наоборот – когда начинаешь учить иностранный язык, думать продолжаешь на родном и потому никак не можешь вникнуть в логику чужого языка.
Лера Бородицкая: Я думаю, взаимодействие происходит в обоих направлениях. Наш образ мышления формирует нашу речь, но, с другой стороны, наш язык предъявляет к говорящему определенные требования, закладывает в нас определенный набор идей и в свою очередь формирует наш образ мыслей. Эти два процесса влияют друг на друга. От рождения у вас нет никакого выбора: вы должны говорить на том языке, на каком говорят окружающие. Родился в России – должен говорить по-русски. И в каждом языке существует своя система понятий, как устроен мир, система, различными способами обращающая внимание говорящего на те или иные аспекты бытия. Простой пример: в русском языке есть числительные – слова, при помощи которых мы считаем. Для нас это само собой разумеется, но есть языки, где числительных нет. И говорящие на этих языках не имеют навыка счета, не умеют точно определять количество, как это делают говорящие по-русски или по-английски. Это создает огромную разницу в наиболее вероятных направлениях, по которым будет развиваться ваше сознание. Следовательно, существует вероятность, что вы займетесь алгеброй, высшей математикой, создадите космические аппараты и пошлете людей в космос. Но если в вашем языке нет числительных, вероятность таких свершений весьма незначительна. Лишь отдельные уникальные личности способны на такое с нуля, без помощи своего языка и своей культуры. Так что мы получаем в готовом виде все наши представления об окружающем мире вместе с языком, в котором сконцентрирован опыт предшествовавших поколений. Мы получаем их без каких бы то ни было усилий и не отдаем себе отчета в их существовании. А потом вы начинаете учить иностранный язык, и этот язык содержит новый набор идей. И я полагаю, что одна из трудностей изучения иностранного языка заключается в том, что вы не можете переключиться на этот новый способ видеть окружающее и думать определенным образом. Изучение другого языка, в свою очередь, неизбежно меняет ваш образ мышления. Мы можете этого не сознавать, это происходит подсознательно – вы начинаете видеть мир иначе, а кроме того, получаете в свое распоряжение новые средства выражения абстрактных понятий – это может быть одно-единственное слово, которому нет аналога в вашем родном языке. Некоторые двуязычные люди даже говорили мне, что ощущают в себе практически разные индивидуальности, когда переходят с одного языка на другой. Это очень распространенное явление: люди смотрят на мир разными глазами, когда говорят на разных языках.
Владимир Абаринов: Среди множества примеров у Леры Бородицкой есть совершенно замечательный – язык малочисленного племени австралийских аборигенов.
Лера Бородицкая: Во многих языках мира – таких примерно треть – говорящий не полагается на такие понятия, как ''левое'' и ''правое''. Вместо этого применяется указание на стороны света: север, юг, восток и запад. Группа австралийских аборигенов, которую я имела возможность изучать, называется ''пормпураау'' и живет уединенно на западном побережье мыса Йорк в штате Квинсленд. Вот они как раз вместо ''лево'' и ''право'' говорят ''север'', ''юг'', ''восток'' и ''запад''. Например: ''У тебя муравей на юго-восточной ноге''. Это означает, что для того, чтобы объясняться на этом языке, вы должны постоянно знать свое положение относительно сторон света. По-английски вы приветствуете знакомого словами ''hello'' или ''how are you'' и получаете ответ: ''fine''. На языке пормпураау вы должны сказать ''Куда идешь?'', а ответ будет, например таким: ''Очень далеко на северо-северо-восток. А ты?'' Таким образом, даже для того, чтобы просто поздороваться, вам необходимо знать свою ориентацию в пространстве и в зависимости от направления, в каком вы идете, менять свой ответ другим прохожим. Это свойство языка влечет за собой огромную разницу в восприятии окружающего мира.
Вы можете спросить пятилетнего ребенка этого племени: ''Покажи мне северо-восток'', и он должен не задумываясь показать – таково требование языка, на котором он говорит. Если у нас в Стэнфордском университете попросить профессора зажмуриться и показать юго-восток, то профессора покажут пальцем наобум в самых разных направлениях. Они - умные люди, но у них просто нет такой способности ориентироваться в пространстве, какой обладает даже пятилетний ребенок другой культуры.
Владимир Абаринов: Императору Священной Римской империи Карлу V приписывается такой афоризм: ''Я говорю по-испански с Богом, по-итальянски – с женщинами, по-французски – с мужчинами, а по-немецки – со своей лошадью''. Как видим, в известном смысле Карл – единомышленник Леры Бородицкой. Но Ломоносов дополнил изречение Карла. Процитировав императора, он написал: ''Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие гишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях кратость греческого и латинского языков''. Комментарий Леры Бородицкой.
Лера Бородицкая: Всякий, кто говорил о языке на протяжении человеческой истории, пытался утверждать, что его родной язык наилучший. Французский философ может сказать, что французский – наиболее натуральный язык для философии, потому что его структура идеально соответствует образу мышления этого философа. Удачное совпадение, верно? Суждения о том, какой язык для чего больше подходит, высказывались издавна. Каждому человеку структура его родного языка кажется наиболее подходящей к его образу мышления. На самом деле мы просто не замечаем, как язык направляет ход наших мыслей. Именно тот факт, что люди считают свой родной язык самым удобным, говорит о том, что язык повлиял на способ их мышления – в противном случае они не считали бы его таким естественным.
Владимир Абаринов: Исследование Леры Бородицкой не завершено. Она продолжает сравнительное изучение языков, чтобы найти ответы на самые сокровенные вопросы бытия.
Лера Бородицкая: Этот вопрос принадлежит к числу тех, какие все мы задаем себе: как мы стали такими, какие мы есть, почему мы думаем так, а не иначе? Видим ли мы мир одинаково или по-разному, в зависимости от языка, на котором мы говорим и думаем? Я пытаюсь понять механизмы, создавшие нас такими, какие мы есть, что повлияло на формирование сложной, взрослой, думающей личности.
