Христианский приют для бездомных людей "Дом трудолюбия Ной" в Ивантеевке Московской области заинтересовал полицию. Месяц назад полицейские принудительно вывезли всех жителей дома в отделение, где продержали несколько часов и взяли у всех отпечатки пальцев. В конце марта полицейские приехали второй раз вместе с автобусом и простояли у входа в приют около часа, а потом уехали. Руководство организации считает, что полицейские хотят выгнать приют со своей территории.

"Дом трудолюбия Ной" существует для того, чтобы помогать людям вернуться к нормальной жизни. В приют приходят бездомные, инвалиды, одинокие матери с детьми, которые не могут выжить самостоятельно. Трудоспособные мужчины находят работу, содержат себя и остальных жильцов без помощи государства. Женщины берут на себя работу по дому или ведут хозяйство. Всего у организации шестнадцать приютов в Москве и Подмосковье, пять из них – это "социальные дома", где живут инвалиды, старики и женщины с детьми. А недавно в "Доме трудолюбия" появился тысячный житель.

Примерно раз в год полиция посещает приют в Ивантеевке, чтобы снять у всех жильцов отпечатки пальцев. Но в марте этого года к бывшим бездомным появился особый интерес. За месяц полицейские приехали дважды и, по словам жильцов приюта, вели себя странно и грубо.

4 марта к приюту приехали около десяти полицейских на легковых машинах и в гражданской одежде. Они самостоятельно открыли дверь и вошли на территорию без разрешения. Причиной визита они назвали разыскные мероприятия и показали жильцам несколько фотографий людей, которые находятся в розыске. Мужчина с одной фотографии раньше жил в "Ное", но потом ушел и больше не возвращался. Полицейские забрали у всех жителей приюта паспорта и сказали, что вернут только в отделении. После этого жильцов "Ноя" посадили в машины и увезли.

– В один автомобиль загрузили девять человек, некоторых посадили в багажник внедорожника на корточках, – рассказывает Андрей Козлов, который следит за порядком в "Ное". – Почему-то мне не разрешили поехать в отделение на своей машине, хотя мой паспорт все равно был у них. Происходил просто полнейший беспредел. На откатку пальцев нам выделили какого-то стажера, который даже не знал, как это делать. Лично мне он откатывал пальцы полчаса, а нас было 30 человек. Всех сфотографировали и только потом отпустили. Лично я не понимаю, в чем необходимость вывозить нас всех и прерывать работу в приюте. Я, допустим, ни разу не был судим. Я человек законопослушный и богобоязненный, я никогда не нарушал закон. И абсолютно без причины забирать у меня документы... На вопросы о причине задержания они ответили: "Ты у меня сейчас договоришься". Общались с нами как с людьми низшего сорта. Для любого нормального человека это стресс, потому что непонятно зачем все это, за что. Если я здесь живу, то это не значит, что я сильно отличаюсь от человека, который живет в соседнем доме. Почему они в соседние дома так не вламываются? Потому что здесь бомжи?

В приют приходят совершенно разные люди, у некоторых из них есть криминальное прошлое, некоторые могут находиться в розыске. Но, по словам Андрея, который живет в "Ное" уже три года, значительная часть – это люди, которые приехали в Москву работать и попали в руки обманщиков. По данным "Ноя", среди бездомных не более 10% жителей Москвы и Подмосковья, все остальные приехали из других регионов.

Сам Андрей приехал в Москву из Псковской области и устроился работать на стройку. После первого месяца работы ему сказали, что пока денег нет. Когда не заплатили после второго месяца, он понял, что денег не будет. Свой паспорт он в самом начале отдал для оформления пропуска на объект, забрать документ назад ему не удалось. Без денег и документов Андрей оказался на вокзале, где ему рассказали о существовании "Ноя" и предложили обратиться в социальный патруль, который может отвезти его в приют. Так Андрей нашел новый дом и работу. А потом женился на женщине из приюта, и теперь у них есть отдельная комната. Он следит за порядком в доме, а она занимается хозяйством вместе с другими женщинами.

В "Ной" приходят только те, кто готов начать новую жизнь и следовать правилам приюта: в каждом доме действует сухой закон, все должны трудиться. Через месяц жизни в "Ное" человеку помогают восстановить документы, ему также могут помочь в поиске работы. В каждом доме есть дежурный, который по камерам следит за тем, что происходит во всех помещениях. Периодически в приюты приходят православные батюшки для бесед с жильцами "Ноя". Те, кто не могут привыкнуть к новым правилам жизни, обычно надолго не задерживаются. Поэтому в приюте остаются только те, кто действительно решил поменять свою жизнь.

После первого визита полиции руководство приюта установило дополнительную камеру, которая направлена на калитку. Андрей считает, что отчасти это защитило их во время второго визита полицейских. Где-то в полшестого утра 27 марта к "Ною" подъехали две служебные машины полиции и автобус. На этот раз камера снимала все происходящее, и, вероятно, полицейские увидели ее. Около часа они простояли у входа, а потом уехали. Все это время из дома никто не мог выйти, многие опоздали на работу.

– Я не понимаю, почему они все делают именно так, – говорит Андрей. – Мы никогда не отказываемся от сотрудничества с полицией и ничего не скрываем. Мы общаемся с участковым, если он приходит, пускаем его без проблем. Участковый может проверить у каждого документы. Если у него возникло какое-либо подозрение, он может предложить кому-то проехать в отделение. Нет никакой надобности вывозить людей массово. Если есть какие-то ориентировки, приходите с участковым. У нас есть анкеты, есть определенные данные. Сотрудничать всегда можно.

Радио Свобода не удалось получить оперативный комментарий полиции насчет этой ситуации.

Руководство "Ноя" подозревает, что таким образом полицейские пытаются выгнать их со своей территории, потому что аналогичная ситуация уже случилась с одним домом в Домодедово в 2012 году. И тогда полиция действовала аналогичными методами.

– Началось все с того, что я послушал советы доброхотов, – говорит соучредитель "Ноя" Емилиан Сосинский. – Они говорили, что перед открытием дома нужно пойти и познакомиться с властью. Нужно им объяснить, какое хорошее дело мы делаем, и тогда они будут за нас. Я пришел к замначальника домодедовской полиции. Он мне сразу сказал: "Я вам запрещаю работать на нашей территории". Он пообещал, что любыми путями нас уберет. То есть для того, чтобы решить проблему бездомных, он просто выгонит нас со своей территории, и бездомных у него не будет. Поэтому все предположения, что если сначала познакомиться с властью, то они будут вас поддерживать, – это полная ерунда. Конечно, они сделают все, чтобы дом закрыть.

В конце декабря 2012 года всех жителей дома – это примерно 120 человек – ночью вывезли в отделение полиции. На улице тогда было 25 градусов мороза. До 4 утра людей держали в неотапливаемом помещении, всем откатывали пальцы, всех фотографировали. После этого к приюту каждый день подъезжала полиция. Хватали всех, кто шел на работу, и увозили в отделение для установления личности.

– Таким образом они сорвали всю работу, – говорит Емилиан. – А найти работу для бездомных людей очень тяжело: там все договоренности устные, так как документально почти никто не может оформиться. После этого еще нажали на хозяина дома. Кончилось все тем, что в конце февраля мы были вынуждены уехать оттуда.

Срыв работы очень опасен для приюта, так как почти все держится на трудоспособных жителях "Ноя". Сейчас в "Ное" около 500 работающих мужчин и около 500 нетрудоспособных людей. Один работающий мужчина содержит себя и одного инвалида, старика, женщину или ребенка.

У соучредителя "Ноя" есть еще одно предположение, почему полиция начала вести себя таким образом: по его версии, это может быть попыткой получить процент от зарплаты работоспособных жильцов приюта.

– В Московской области около тысячи рабочих домов, так называемый "социальный бизнес". Это когда зарабатываются деньги на работе с социально незащищенными слоями населения. В таких домах работают с этими людьми, но все, что остается, уходит хозяину. Насколько я знаю, они все платят полиции. В наш дом в Ивантеевке три года назад приезжал какой-то мужчина, я потом говорил с ним по телефону. Он сказал: "Я опер, я Женя. Меня тут все знают, весь Пушкинский район мне платит". Мы никогда никому не платили, потому что у нас не бизнес. У нас все идет на содержание стариков, инвалидов, женщин и детей. Поэтому оперу Жене мы платить не будем, – говорит Сосинский.

Количество жителей "социальных домов" постоянно увеличивается, поэтому даже бесперебойная работа трудоспособных мужчин не всегда может обеспечить всех. Попытки помешать мужчинам работать только усугубят ситуацию. Социальный работник из дома в СНТ "Заозерный" Елена Куборская рассказала, что сейчас удвоился приход матерей с детьми, поэтому ресурсов не хватает на всех.

– Периодически нам оказывают помощь спонсоры, но это не регулярная помощь. В этом месяце мы пропали впросак. Поэтому до сих пор ломаем голову, что делать. У нас осталось запасов на две недели, а что будет дальше – неизвестно, – констатирует она.

По словам Елены, период с января по апрель и так считается "мертвым сезоном" для рабочих. И, как правило, 40–50% рабочего состава сидят дома.

– Иногда звоним каким-нибудь спонсорам и плачем. В этот раз спонсор нам сказал, что он сам в минусе, но если надо, то займет. Конечно, мы не можем в такой ситуации что-то просить и ищем другие варианты. Если совсем ничего не найдем, то придется уговаривать занять для нас.

Чтобы прокормиться, люди в "социальных домах" держат скот. Это позволяет не тратить дополнительные деньги на мясо. А когда своего мяса бывает в избытке, им делятся с другими домами.

​Сам приют представляет собой два коттеджа на границе леса: в одном живут мужчины, в другом – женщины с детьми. Каждое утро жильцы дома идут на работу: кто-то ухаживает за скотом, кто-то убирается, кто-то следит за детьми и так далее. Женщины на время работы отдают детей в сад, который на первом этаже дома. Несколько женщин остаются с ними в качестве нянь.

Некоторые семьи в "Ной" отправили отделы социальной защиты, когда стало ясно, что сами люди уже не справятся со своими проблемами. Например, у семьи Натальи зимой 2016 года сгорел дом. Они с дочерью и внуком успели выбежать только с тем, что было на них надето.

​– Мы ни разу с дочкой не были на улице, – говорит Наталья. – Но вот все сгорело. У нас был двухэтажный дом, но он не состоял на балансе, то есть по бумагам его не было. Это мы выяснили только потом. После пожара меня положили в больницу в Марьино, а потом отдел соцзащиты предложил приехать сюда. Мне здесь восстановили все документы, дочь ездит на работу. Пенсию, правда, получаю очень маленькую – 5 тысяч рублей. Мне здесь помогают покупать ингалятор от астмы. Он очень дорогой – 4500 рублей в месяц. Короче говоря, вся пенсия у меня уходит на лекарство.

Другая многодетная семья попала в приют из-за болезни младшего сына. У Елены трое детей. У младшего оказался порок сердца и синдром Дауна. Чтобы сделать ему операцию на сердце, Елена продала квартиру. Потом у Елены заболел муж, и его уволили. Так одно цеплялось за другое, и они уже не могли справиться самостоятельно.

– У нас большая семья, семь человек. Я с мужем, трое детей и двое внуков. Поселить нас вместе было сложно, поэтому мы живем в разных домах. Средняя дочь и муж сейчас живут в других приютах. Первое время было тяжело адаптироваться к новой жизни, но главное, что нас приняли хорошо.