Виталий Портников: Сегодня мы говорим о том, как прошло празднование Пасхи, к каким последствиям оно может привести и какими были взаимоотношения власти и церкви в эти непростые праздничные дни. Участники нашей программы — религиоведы Виктор Еленский из Киева и Сергей Чапнин из Москвы. Перед тем, как начать разговор с гостями, сюжет о том, что происходило.
Корреспондент: 19 апреля 2020 года христиане Восточного обряда отметили Пасху. Из-за пандемии коронавируса празднование в Украине, как и во всем мире, проходило в условиях карантина.
Звон колоколов в небольшом храме Православной церкви Украины в селе Бузовая под Киевом ознаменовал начало утренней пасхальной службы. Однако церковь была пустой, и местный священник Богдан Тимошенко провел службу не в храме, а во дворе и лишь для нескольких прихожан, которые в защитных масках стояли на безопасном расстоянии друг от друга. Пасхальные корзины в этот раз верующие несли не в храм, а оставляли у ворот своих домов, и священник ходил от одного дома к другому, чтобы освятить продукты и поздравить семьи с праздником.
Накануне страстной недели в украинских церквях объявили о введении различных защитных мер против распространения коронавируса, в частности, о нахождении в храме не более десяти человек, соблюдении дистанции между ними, отказе от целования святынь. Большинство церквей согласились с ограничениями и транслировали пасхальные богослужения в прямом эфире при отсутствии прихожан.
Тем не менее, часть священников УПЦ Московского патриархата решили проигнорировать жесткие меры, даже несмотря на то, что у первых лиц этой церкви был подтвержден позитивный тест на COVID-19. По информации украинских СМИ, опасное заболевание обнаружили не только у главы УПЦ МП митрополита Онуфрия, но и у настоятеля Киево-Печерской Лавры митрополита Павла, который ранее призвал не верить в коронавирус. После сотен заражений прихожан и монахов и нескольких смертей, вызванных коронавирусом, Лавру закрыли на карантин. На этом фоне депутат Верховной Рады от партии "Европейская солидарность", бывший директор Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович потребовал от властей забрать Киево-Печерскую Лавру у московской церкви, поскольку она "вела прямую агитацию против карантина и стала рассадником вируса".
Из-за несоблюдения карантинного режима в двух монастырях полиция открыла уголовное производство
Отказались выполнять ограничения из-за пандемии коронавируса священники Московского патриархата в Почаевской Лавре (Тернопольская область) и в Святогорской Лавре (Донецкая область). Во время пасхальных служб здесь находились несколько сотен верующих, которые не придерживались необходимой дистанции и не использовали маски или респираторы. Из-за несоблюдения карантинного режима в двух монастырях полиция открыла уголовное производство по статье Уголовного кодекса Украины – "Нарушение санитарных правил и норм по предотвращению инфекционных заболеваний и массовых отравлений", которая предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от пяти до восьми лет. С 21 апреля в Донецкую область закрыт въезд и выезд из-за нарушений карантина в Святогорской Лавре. Массовое посещение церквей, как отмечают власти, в последнее время стало одной из причин скачка заболеваемости COVID-19 в стране. Из-за роста числа зараженных коронавирусом Кабинет министров продлил карантин в Украине до 11 мая.
Виталий Портников: Пасхальные праздники неожиданно превратились в некую эпидемиологическую и даже политическую проблему, причем не только в Украине или в России. Президент Владимир Зеленский встречался с предстоятелями двух ведущих конфессий — Православной церкви Украины и Украинской греко-католической церкви. С предстоятелем Украинской православной церкви Московского патриархата, то есть фактически автономной церкви Русской православной церкви в Украине он не встречался. Именно иерархи этой церкви не делали четких, очевидных заявлений о том, что верующим следует воздержаться от посещения храмов, хотя многие представители высших церковных кругов и послушники этой церкви оказались инфицированы коронавирусом. Очагом такого заражения стала Киево-Печерская лавра, один из самых известных в православии монастырей. Что же на самом деле произошло, почему не удалось достичь такого взаимопонимания на всех церковных уровнях, тем более, что в Москве иерархи РПЦ говорили о необходимости оставаться дома и быть осторожными в эти пасхальные дни?
Виктор Еленский: Я думаю, что президент Зеленский не смог встретиться с предстоятелем Украинской православной церкви Московского патриархата, потому что тот с высокой вероятностью инфицирован коронавирусом. С другой стороны, конечно, существует соблазн много говорить о том, как повел себя Московский патриархат в Украине, как он подверг опасности тысячи, если не сотни тысяч своих прихожан.
Я хочу обратить ваше внимание на то, что фундаментализм, который демонстрирует Московский патриархат в Украине, чрезвычайно избирателен, совершенно не касается самопожертвования. Он, что называется, видит себя в противопоставлении обществу. В Киевско-Печерской лавре это случается практически постоянно: лавра противопоставляет себя обществу, что можно было бы понять, учитывая призвание монахов, но также она противопоставляет себя и православной традиции, вообще аскезе. Митрополит Павел, тоже зараженный коронавирусом, постоянно проклинает обращающихся к нему, постоянно идет на всевозможные конфликты, и в то же время он ухитряется не обострять отношения со спонсорами и с сильными мира сего. Ситуация чрезвычайно печальная.
Но и Православная церковь Украины, и Украинская греко-католическая церковь, и многие протестантские сообщества в эти дни проявили высокий уровень самосознания и больше говорили о том, как помочь нуждающимся, тем, кто оказался во время карантина в тяжелой ситуации, и каким образом наладить глубокую духовную жизнь, прикоснуться к пасхальному таинству в эти дни. Во многом им это удалось.
Виталий Портников: Я живу возле Киево-Печерской лавры и всегда считал, что это большая привилегия — жить возле такого прекрасного, знаменитого, красивого места. Но в день, когда в украинскую столицу был доставлен Благодатный огонь, лавра напоминала просто военный лагерь. Я специально прошелся, чтобыувидеть людей, которые собрались около монастыря. Ощущалась не столько атмосфера праздника, сколько атмосфера тревоги: солдаты Национальной гвардии, машины "скорой помощи", которые то въезжали, то выезжали из монастыря с сиренами… Было такое ощущение, что в воздухе разлит запах опасности. Я подумал: может быть, можно было этого избежать, сохранить праздничную атмосферу, если бы об этом позаботились иерархи церкви, подумали бы о том, как это сделать, сохраняя взаимопонимание и с властью, и с обществом?
Почему, по вашему мнению, так произошло именно с церковью, которая является частью Русской православной церкви, где, как известно, не стремились к такой конфронтации, по крайней мере, если говорить о позиции патриарха Кирилла и высшего руководства РПЦ?
Сергей Чапнин: Мы столкнулись с довольно большой группировкой, которую традиционно называют фундаменталистами. Эти фундаменталисты оказались гораздо более обширной и серьезной группой, чем нам представлялось еще два месяца назад, до начала пандемии. В этой группе есть и миряне, они составляют большинство, но есть также и священники, очень авторитетные духовники и довольно много епископов. Я бы назвал это течение несколько парадоксальным термином "магический фундаментализм".
С одной стороны, они ратуют за то, что надо придерживаться уже сложившихся, устоявшихся традиций, которые ни в коем случае нельзя пересматривать даже под угрозой жизни прихожанам, священникам и тому обществу, с которым члены церкви контактируют, как только выходят за ограду храма.
Но с другой стороны, кроме этого фундаментализма, то есть не критичного и не творческого отношения к традиции, возникла вторая совершенно неожиданная проблема — это магизм. Попытка богословского, церковно-практического осмысления той ситуации, в которой оказалась церковь, по сути дела, провалилась. Мы не смогли обсудить ситуацию с причащением, поскольку тех, кто пытался предложить какой-то новый богословский подход к причастию, тут же заклеймили как еретиков, и на этом дискуссия закончилась.
Многие монастыри выступили как политдиссиденты, как те, кто отказывается что-либо делать перед лицом пандемии
А с церковно-практической точки зрения, когда были предложены довольно серьезные меры, меняющие практику православного благочестия: отказ от целования икон, края чаши после причастия, руки священника, причащение лжицей, которая дезинфицируется после каждого причастника, одноразовыми лжицами или редко встречающаяся практика преподания причастия в руки причащающимся, – все это оказалось действенным в очень узком диапазоне. Не только Киевско-Печерская, но и Почаевская, и Святогорская, и московская Троицко-Сергиева лавра, и крупнейший монастырь в Минске (Свято-Елизаветинский), и многие другие монастыри выступили как политдиссиденты, как те, кто не принимает этого и отказывается что-либо делать перед лицом пандемии.
Естественно, все они оказались наказаны. Мы видим, какая тяжелая ситуация в Киево-Печерской лавре, как прогрессирует количество зараженных в Почаевской лавре, в Елизаветинском монастыре тоже начались случаи заражения, их пока скрывают, но, я думаю, не смогут скрывать долго. По поводу событий в Святогорской лавре возбуждено уголовное дело. Казалось бы, вроде пока все благополучно только в Троицко-Сергиевой лавре, которая тоже оказалась в оппозиции к патриарху и официальной церкви. Но, как мы видим, Московская патриархия, к сожалению, пытается скрывать данные, в частности, мы точно не знаем количество зараженных священников в Москве. По предварительным оценкам, это около ста священников и дьяконов. Некоторые храмы могут быть закрыты, потому что там все священники и дьяконы заражены. Об этом в последнюю неделю не говорится ровным счетом ничего.
С одной стороны, магические фундаменталисты активно себя ведут, и многие уже заражены, но мы видим и какую-то неадекватную (прежде всего, с общественной точки зрения) позицию официальной церкви Московского патриархата, где тоже нет ясно осознанной социальной ответственности. Все это говорит о глубоком системном кризисе Русской православной церкви.
Виталий Портников: Мы активно обсуждаем то, что происходит с УПЦ Московского патриархата. Справедливости ради я хотел бы напомнить, что во Владимирском соборе (он принадлежит Православной церкви Украины, и в нем служит бывший патриарх Украинской православной церкви Киевского патриархата Филарет) тоже говорили о нарушении всех норм эпидемиологии в эти пасхальные праздники. Как мы видим, руководство этой церкви и власть не смогли повлиять на позицию бывшего патриарха.
Виктор Еленский: Поэтому я и говорю, что очень симпатична позиция Православной церкви Украины, в которую не входит бывший патриарх Филарет: она показала себя социально ответственной и ответственной в богословском смысле. Фейсбучная лента буквально пестрит призывами священников принять участие в богослужениях, которые они ведут онлайн. Приходской священник предлагает тебе не просто смотреть трансляцию по телевизору, а принять непосредственное участие в этом богослужении. У меня очень много друзей и знакомых, в пасхальную ночь принимавших участие в богослужении, которое транслировали в Фейсбуке их приходские священники.
Во время Страстной седмицы и сейчас я постоянно вспоминаю эпизод, которому был свидетелем лет 30 назад. Я был в подпольном монастыре в Черткове Тернопольской области, там в течение десятилетий в одном и том же каменном доме жили четыре монахини, которые получали причастие раз в два месяца, а то и реже: возможно, к ним прорывался подпольный греко-католически священник. У них в центре дома был стол, а в центре стола, покрытый рушником, стоял транзисторный радиоприемник "Спидола". Это был для них единственный выход в большой мир, они слушали радиолитургию на украинском языке, которая передавалась с 60-х годов из Ватикана. Я все время думаю: неужели их духовная жизнь была менее насыщенной и глубокой, чем у тех людей, которые стремятся во что бы то ни стало попасть за церковную ограду и посвятить пасхальный кулич и яйца? Священнослужители и священноначалие и Православной церкви Украины, и Украинской греко-католической церкви показали своим верным путь, возможность участвовать в жизни церкви, не выходя из дома.
Виталий Портников: Кстати, я свою первую Библию тоже получил по почте от радио Ватикана еще в советское время. Написал туда письмо, и мне пришла эта книга, которая тогда фактически была запрещена, ее нельзя было купить. Может быть, мы наблюдаем не конфликт конфессий, а конфликт, связанный с воспитанным в советские времена богословием, которое по своему отношению к действиям очень похоже на ту догму, которая проявлялась на съездах КПСС? Должно было быть так и никак иначе: вот вошли пионеры, пропели песню, внесли знамя, вынесли знамя, выступили, проголосовали, разошлись. С другой стороны, мы видим, что есть современные священники, которые понимают, что их главная задача – уберечь верующих и вместе с тем в этой сложной ситуации обеспечить пастве интенсивную духовную жизнь. В этом конфликт. Это не конфликт церкви и общества, а конфликт поколения, воспитанного КПСС и оставшегося верным этой идее даже в церкви, с людьми, которые смогли выйти из этой "шинели" Брежнева и Андропова.
Сергей Чапнин: Я думаю, описать происходящее мы сможем только с некоторой дистанции. Сейчас это очень и очень сложно. Но я склонен немного иначе интерпретировать происходящее: я бы сказал, что это конфликт постсоветской религиозности и реалий уже XXI века. Дело в том, что в 90-е годы возникла некая реконструированная церковная традиция, которой многие придерживались, и она возведена в некоторый абсолют — это абсолютная традиция, соблюдать которую обязаны буквально все. Частью этой традиции, отчасти аскетической, отчасти церковно-практической, является посещение храма. Это посещение храма сейчас поставлено под большой вопрос. Люди, которые на автомате принадлежат постсоветской традиции, считают, что никто и ничто не может помешать им прийти в храм: "время советских гонений закончено, я в своем праве, Конституция мне это гарантирует, я могу, я должен, я обязан, и никто мне не помешает быть в пасхальную ночь в храме".
Люди, которые принадлежат постсоветской традиции, считают, что никто и ничто не может помешать им прийти в храм
Аскетика вдруг неожиданным образом поменяла полюса: сегодня спасительнее, безопаснее быть и молиться дома (об этом говорят и священники, и здравый смысл), – и вдруг оказалось, что некоторые готовы это категорически отвергнуть без рассуждения, просто потому, что они так привыкли. Опыт гонений советской эпохи, в том числе и позднесоветской, 70-80-х годов, когда люди редко ходили в храм, довольно редко причащались, вдруг оказался отвергнуть и забыт. Поразительно, какая короткая у нас историческая память! Мы, с одной стороны, почитаем мучеников веры советского времени, а с другой стороны, уже совершенно не хотим знать, как соотносить себя с теми практиками, которые были в то время.
Виталий Портников: Как вы воспринимаете действия украинской власти, насколько она была адекватна в своем стремлении предотвратить распространение эпидемии в праздничные дни?
Виктор Еленский: Если мы обратимся к архивным документам и к хроникам, то увидим, что гражданские власти всегда стремились ограничить контакты людей во время эпидемий: это было и двести, и сто лет назад, во время "испанки". Я читал о том, как тогда проходили церковные богослужения. Испанские власти очень много говорили о городе под названием Замора, где были выставлены мощи святого, который считался покровителем борцов с чумой. В этом городе, где епископ призывал верных приложиться к мощам, был колоссальный уровень смертности.
Я бы меньше связывал с советским периодом то, что мы наблюдали со стороны Московского патриархата. Это такой новый антиглобализм во всем мире: "кто-то придумал этот вирус, от него будут крушиться западные страны, но нам совершенно нипочем, мы будем ходить в наши спасительные храмы, нашу душу никто не может понять". Если помните, министр иностранных дел РФ говорил: Россия сейчас менее понятна Западу, чем был Советский Союз, потому что она возвращается к своим православным истокам.
Если мы вернемся примерно на месяц назад и послушаем, о чем говорили иерархи Московского патриархата и священники в разных странах, то, в принципе, посыл такой, что только трусы, только люди, вскормленные растленной западной цивилизацией, боятся ходить в храмы. Они говорили об этом с убийственной иронией, натягивали на себя противогазы, требовали, чтобы верующие ходили, причащались и вели малых детей в храмы. Если они верующие люди и хотят распознавать знаки, то они бы могли, во-первых, глубоко и всенародно покаяться, а во-вторых, сделать выводы из того, что происходит не только в Киево-Печерской, но и в Почаевской лавре и еще как минимум в двух монастырях Украины.
Виталий Портников: Как изменятся отношения государства и церкви, общества и церкви после пандемии? Есть ли какой-то урок, который нужно вынести сейчас, в эти дни, не дожидаясь окончательных результатов?
Сергей Чапнин: Русская православная церковь – большая и очень разная, там тоже есть огромное количество и священников, и епископов, и мирян, которые ответственно относятся к проблемам, стоящим сегодня перед обществом и перед церковью. Удивительное количество зрителей, молящихся перед экранами компьютеров во время интернет-богослужения, превзошло все самые смелые ожидания — это десятки тысяч людей. Безусловно, есть спокойная, здоровая, вдумчивая, социально-ответственная часть церкви, на которую, наверное, во многом и общество, и государство будут ориентироваться в ближайшее время. Вместе с тем есть фундаменталисты, и что делать с ними — до конца не понятно. Их много, и никакой ответственной политики по полемике с ними, по ограничению их влияния не ведется. Я думаю, что и священноначалие русской церкви, и государство сделают из этого каждый свои выводы. Нас ждут гораздо более сложные и неожиданные по формату церковно-государственные, церковно-общественные отношения, чем до сегодняшнего дня.
Виктор Еленский: С одной стороны, конечно, Московский патриархат уже чрезвычайно дискредитирован в Украине, и сейчас пропасть, которая отделяет его от украинского общества, углубилась. С другой стороны (это я наблюдал, изучая новые религиозные движения), это чрезвычайно мало повлияет на тот прицерковный круг, который окружает того же митрополита Павла Лебедя и многие другие монастыри. Чем более нелепые, фантастически безумные идеи выдвигают религиозные лидеры для таких людей, тем к большему послушанию с их стороны это приводит. Казалось бы, дальше некуда дискредитировать человека, который называет себя христианином и в то же время по ходу дела проклинает три-четыре человека в день, требует отселить инфекционную больницу из лавры, говорит о том, что современная медицина глубоко греховна, потому что она лечит неизлечимо больных людей. Тем не менее, у него есть свой круг приверженцев, и этот круг будет еще более отдаляться от общества и еще более замыкаться в себе.
