В Нижнем Новгороде, одной из российских столиц стрит-арта, андеграунд вполне уживается с согласованными масштабными работами. А сами работы чаще исчезают вместе со зданиями, а не по воле коммунальщиков. Корреспондент Радио Свобода встретился с инициатором нижегородского фестиваля стрит-арта “Место”.

Заблокированный Путин

Не самый примечательный дворик в самом центре Нижнего. Ветхий деревянный двухэтажный дом и граффити на соседней стене “Режим повышенной готовности”. Так нижегородский художник Никита Nomerz назвал свою серию работ. Часть из них небрежно закрашена.

“Вот здесь ещё три есть”, – подсказывают вышедшие на перекур работники соседнего медицинского центра. На противоположной стене заброшенного здания – три изображения: люди в полосатой тюремной форме (“Изоляция”), люди в противогазах (“Открытый воздух”) и череп (“Экономика”). Образы возникли на фоне пандемии, карантина, экономического кризиса, изоляции неудобных людей, рассказывает их автор. Среди закрашенных работ – “Социальная дистанция” с омоновцами в полном обмундировании и “Монологи”, где узнаётся президент Путин, делающий заявление перед микрофоном.

– Обрушение штукатурки на фасаде напомнило мне контурные карты, будто это регион страны, – вспоминает Никита Nomerz. – Символично, что сверху проходит газовая труба. Работа называлась “Монологи”. И получилось, что эта работа из монологов превратилась в диалоги. Во-первых, диалог с собственником, который решил через несколько недель закрасить стены, хотя их не закрашивать нужно, а ремонтировать. Это вызвало такую реакцию, что другие анонимные художники и прохожие стали оставлять послания, кто-то сделал здесь надпись "Действие заблокировано", отсылая к блокировкам контента в социальных сетях.

– То есть диалог вопреки позиции государства. Как эти образы возникли на фоне пандемии? При чём тут она?

– Для меня это довольно новая история. Я обычно не затрагивал в своих работах социальные истории и политический контекст. Но мне показалось важным об этом заговорить, потому что, видимо, во мне накопилось много вопросов, которые я хотел вынести в публичное пространство. Поэтому в каком-то смысле мое творчество трансформировалось, и это произошло в том числе из-за эпидемии. Она обнажила эти проблемы, хотя это всё происходило уже давно.

– Почему в монологах Путин? Как идея возникла?

– Здесь нет прямого образа Путина, это скорее собирательный образ власти из телевизора: нет лица, оно специально скрыто частью штукатурки.

– Был ли некий символизм в том, что серию, пока она существовала целиком, никто не мог посмотреть, потому что все сидели по домам?

– У меня была идея сделать публичную презентацию после снятия ограничений, но, когда несколько работ были закрашены, я подумал, что уже нет смысла. Но многие нижегородцы по фотографиям вычислили адреса и сами приходили сюда, фотографировали, и, я думаю, это повлияло на решение собственника: не нравилось, что достаточно много внимания к дому, который в плохом состоянии и разрушается.

– То есть дело не в омоновцах и образе, похожем на Путина?

– Конечно, это тоже повлияло. Получается, самые острые образы и были закрашены. Я думаю, это тоже повлияло. Но если бы это место так и оставалось закоулком, в который совсем никто не заходил, думаю, на это закрыли бы глаза.

– Вообще стрит-арт в Нижнем чаще закрашивают собственники? Сложилось впечатление, что местные власти более-менее лояльно к этому относятся.

– В этом конкретном случае я знаю, что это сделали собственники. Если говорить в целом, в Нижнем много уличного искусства, много работ сохраняется довольно долгое время. Фестивальные работы проходят процедуру согласований. Партизанский стрит-арт, а он достаточно активен, делается несанкционированно, на страх и риск авторов, и такие работы, конечно, быстрее могут исчезнуть. Но, на самом деле, как и здесь (во дворе с серией “Режим повышенной готовности”. – Прим. РС), где работы, в общем-то, на руинах. Такие работы в Нижнем быстрее не закрасят, а снесут, либо они сгорят вместе с деревянными домами, на которых оказались: в этих сооружениях довольно часто происходят пожары.

– Получается, работа недолговечная, хотя вроде бы краской на камне или дереве? Неужели не обидно? Те же “Монологи” или “Социальная дистанция” едва пережили изоляцию.

– Исчезновение работы – это некие правила игры. Выходя на улицу, ты всегда понимаешь, что с работами может произойти что угодно: их могут закрасить, их могут испортить прохожие, хулиганы, рекламщики заклеить, здание могут снести, и сами работы видоизменяются со временем из-за погодных условий. Для меня наиболее важно и наиболее интересно, что, в отличие от искусства в галереях, уличное искусство живое, оно меняется, и за этим интересно наблюдать. Сделав последний штрих, осознаёшь, что работа уже не принадлежит тебе, она принадлежит городу, всем прохожим, и каждый, в общем, имеет право внедриться в неё. Я к этому отношусь спокойно, понимаю, что это могло произойти, тем более здесь, с таким социально-политическим проектом, это было достаточно ожидаемо. Мне было интересно наблюдать за тем, как эта история стала здесь разворачиваться дальше.

Никита показывает не закрашенную, но исчезнувшую работу серии. За плотной зелёной стеной плюща – огромный QR-код. Это цифровой пропуск, который Никита оформил, когда шёл в этот двор заканчивать работу. Весной стена была свободна от зелени, сейчас код, как и его оригинал, исчезли за ненадобностью, отмечает художник.

Грудная фигура в капюшоне

Больше шансов на выживание у другой серии Никиты Nomerz – проекта “Баланс”. На стенах заброшенного ангара Никита нанёс образы темнокожего и белого людей в капюшонах друг напротив друга в виде мишеней типа “грудная фигура”. В видеопрезентации проекта мелькает кадр с видео о гибели афроамериканца Джорджа Флойда после задержания полицейскими. В конце ролика после череды кадров, имитирующих полицейский фонарик, направленный на подозреваемых, в этой роли появляется и сам автор “Баланса". В своём инстаграме Никита Nomerz упомянул убийство в 2012 году 17-летнего подростка Трэйвона Мартина, который привлёк внимание полицейских тем, что был одет в кофту с капюшоном и куда-то спешил. Художник проводит параллель между США и Россией в вопросе полицейского произвола, уточняет, что в России нет проблемы расовой дискриминации, но нет и общего осуждения немотивированного насилия:

“Зачастую мы с энтузиазмом находим изъяны пострадавшего, оправдывая жестокость полицейских. Погибшему Джорджу Флойду не помешали неоднократные судимости, чтобы стать символом жертвы полицейского насилия в США. Почему мы в России ждем "идеальную жертву"?”

Поправки больше недоступны

На месте работы “Монологи” с образом, похожим на Путина, теперь – граффити “Действие заблокировано”. Неизвестные оставили его здесь в конце июня почти синхронно с другой, очень похожей работой Никиты Nomerz.

Рекламный баннер на пешеходной улице напомнил художнику экран смартфона с инстаграм-историей и “бесконечной и агрессивной рекламной лентой”. Разве что в инстаграме возможна блокировка контента, а истории публикуются только на 24 часа. В июне, по мнению Никиты, такой опции не хватало агитационной рекламе о поправках к Конституции. Художник сам дополнил реальность:

– Я вскрыл один из баннеров и вставил туда свой распечатанный постер, на котором была такая отсылка тоже к инстаграму с подписью "неприемлемый контент". Спустя буквально день баннер убрали, он исчез, и я напечатал постер "эта история больше недоступна". Получилась такая двухсерийная история одной работы, некий диалог опять-таки с рекламщиками или теми, кто её убрал.

– Получилось и яркое выступление против поправок. Почему вы были против?

– Я думаю, все понимали, зачем эти поправки нужны были: лишь для того, чтобы продлить срок нашему президенту. Я считаю, что это уже слишком, должна быть сменяемость власти. Хотя, разумеется, там было много каких-то положительных предложенных изменений, но у нас, к сожалению, это шло одним целым, и все лишь для того, чтобы прикрыть обнуление.

Искусство среди руин

За пару лет до твита Марии Захаровой отсылка к ленте “Основной инстинкт” появилась в формате работы с окружающей средой в одном из дворов “нижегородского Арбата” – улицы Большой Покровской.

Работа московского художника Zoom до сих пор есть в онлайн-картах и путеводителях Нижнего Новгорода как неофициальная достопримечательность, но уже давно стёрта коммунальщиками. Это пример “партизанского” внедрения в город одного из участников фестиваля “Место”, уточняет Никита Nomerz. Такое внеконкурсное выступление художника. Основная программа фестиваля куда масштабнее.

В 2017 году Никита организовал публичную презентацию своего документального фильма "В открытую" о стрит-арте, сопроводив его лекциями и мастер-классами коллег по цеху. Это стало отправной точкой для “Места” с участниками со всей России и не только:

– Параллельно с официальными объектами, которые проходят процедуру согласования, есть активность партизан. Это относится скорее к тем художникам, кому очень важно сперва погрузиться в город, погулять, найти локацию, провзаимодействовать с какими-то элементами городской среды и уже потом вписать свою работу. Конечно, такие работы быстрее исчезают.

– Сколько времени уходит на большие работы?

– Почти все объекты, особенно масштабные, начинались примерно за неделю или чуть больше. То есть художники приезжали до начала официальных дат, а в эти даты проходила как раз вся дополнительная программа: экскурсии, лекции, мастер-классы. Мы стали обращать внимание, что у фестиваля растёт аудитория: соответственно, старались расставить график работ так, чтобы зрители могли застать либо уже готовые объекты, либо те, которые на финальной стадии, увидеть не просто наброски.

– А вот масштабные, но согласованные проекты – это такой компромисс и выход из андеграунда?

– Мы стараемся приглашать авторов с разными стилями, техниками, из разных уголков, чтобы показать все грани уличного искусства. Потому что стрит-арт действительно очень многогранный: это не только масштабные росписи, но и миниатюры, арт-объекты, бетонные барельефы, видеопроекции на уличные стены, трафаретная техника, концептуальный стрит-арт, текстовой стрит-арт. Понятно, что всё это проходит в легальной форме, но при этом мы как организаторы, кураторы, стараемся не ограничивать художников, брать на себя все удары согласовательных процессов и сложностей, и при этом отстоять те проекты, которые художники предлагают, и даже какие-то сложные социальные проекты, которые иногда, естественно, больше вызывают вопросов у Департамента архитектуры, у собственников, с которыми мы работаем. Фестиваль – очень живой организм, и я не чиновник, который решил сделать фестиваль, или какой-то там коммерсант, а я сам художник, и соответственно, я лучше всех, наверное, понимаю участников. Поэтому интересные, смелые идеи, но не согласованные, тоже часто воплощаются параллельно. И всегда вместе с легальными работами, которые появляются в городе, происходит много партизанского стрит-арта. Для меня, как для художника, не важен статус легальности или нелегальности. Для меня важно высказывание, которое несет в себе работа.

– Как получилось, что именно в Нижнем Новгороде такая толерантность по отношению к стрит-арту и со стороны властей, и со стороны жителей?

– Фестивали стрит-арта здесь проходили ещё в 2000-х. Наверное, лояльность и понимание возникли только благодаря последовательной и долгой деятельности местных художников. Это низовая инициатива воспитала восприятие людей: человек, рисующий на улице, уже в меньшей степени будет вызывать негатив. Многие местные авторы стараются работать не как захватчики города, а как люди, которые заполняют городские пустоты, гармонично работают с местом. Соответственно, и зрители видят отношение авторов. Я думаю, это также связано и с расположением города: и к нам могут приезжать, например, художники из Москвы не только в рамках фестиваля. Плюс сам город во многом располагает по архитектуре. Многие нелегальные работы создаются в заброшенных локациях, в руинах, которые художники, на самом деле, любят по разным причинам. Во-первых, в отличие от свежевыкрашенной стены, скорее всего, к тебе не придут с вопросом: зачем ты здесь рисуешь? Во-вторых, такие места художники любят, потому что они пропитаны уже какой-то историей, атмосферой, и работы наполняются всем этим. У нас много таких мест, но на самом деле, к сожалению, это говорит о неухоженности города, но это благополучно влияет на развитие стрит-арта. И с годами это выросло уже в долгосрочные паблик-арт-проекты. Фестиваль “Место” продолжает существовать вне фестивальных дат. Подготовка фестиваля идёт круглогодично: закрыв один фестиваль, начинаем искать объекты, думать об авторах и готовить проекты на следующий. И параллельно как бы от фестиваля мы стараемся освещать активность в городе, в том числе партизанское уличное искусство, – рассказывает художник Никита Nomerz.