Сергей Медведев: Будущее наступило в 2020 году с эпидемией коронавируса и наступлением тотального онлайна. В частности, он наступил для высшего образования, для университетов: один за другим они переходят в "Зум". Сейчас, на фоне второй волны эпидемии, уже все московские вузы переведены в онлайн, студенты осваивают новые форматы, сидят перед компьютерами либо дома, либо там, где для них найдется укромное место, а преподаватели учатся читать лекции в "Зуме". Что это – будущее высшего образования? Смогут ли университеты вернуться в офлайн, в большие здания после того, как закончится эпидемия? И каково вообще будущее высшего образования?
Корреспондент: Университеты в России с каждым годом подвергаются все большему административному и политическому давлению: увольняются неугодные и оппозиционные преподаватели, студенты под угрозой отчисления также лишаются свободы слова и собраний. На фоне пандемии коронавируса и полного перехода почти всех университетов на дистанционное обучение был создан онлайн-проект Свободного университета, независимого от административного и бюрократического контроля и цензуры.
Задача создателей – собрать университетское сообщество заново, с учетом новых условий. Инициаторами проекта выступили бывшие преподаватели Высшей школы экономики, с которыми университет прекратил сотрудничество по политическим причинам. К ним присоединяются преподаватели и из других российских и зарубежных высших учебных заведений. Манифест проекта заканчивается фразой "Нас нельзя изгнать из университета, потому что университет – это мы".
Обучение по методам программы Liberal Arts проходит онлайн: отказ от привычных лекций, свободное посещение занятий, дебаты и интеллектуальные игры. Планируются и офлайновые мероприятия: летние школы и неформальные дискуссии в кафе.
Массовые онлайн-курсы уже давно не новость, давно функционирует онлайн-проект Coursera с тысячами курсов от ведущих вузов и десятками миллионов пользователей во всем мире. Крупнейшие университеты уже не первый год переводят свои занятия в онлайн, и пандемия только ускорит этот тренд, который, возможно, очень скоро полностью сменит облик высшего образования. Конечно, онлайн-обучение подходит далеко не всем специальностям, например, врачам или музыкантам в практических занятиях по-прежнему нужен живой контакт, пропадает аура университетской аудитории и общение с преподавателем и сокурсниками, не происходит социализация студента. Однако стоит вспомнить и о плюсах: такое обучение дешевле, обучаться можно в спокойной обстановке и в любом месте без отрыва от основной деятельности, а многим преподавателям значительно удобнее читать лекции онлайн. В России, особенно за пределами Москвы, потребность в дистанционном обучении крайне велика, однако до сих пор не везде есть подходящая скорость соединения, а то и компьютер.
Как изменится университет в России и в мире? Многим ли сегодня нужен университетский диплом? Станет ли онлайн в будущем главной формой массового высшего образования или останется классический университет – с аудиториями, кафедрами и звонком?
Крупнейшие университеты уже не первый год переводят свои занятия в онлайн, и пандемия только ускорит этот тренд
Сергей Медведев: У нас в гостях философ Кирилл Мартынов, сооснователь Свободного университета. Онлайн начался не в 2020 году, если вспоминать то, что доступно российским пользователям интернета: Coursera, Arzamas.Academy и так далее; в фонде Гайдара есть Открытый университет Егора Гайдара. Так что это уже многолетняя онлайновая история.
Кирилл Мартынов: Мне кажется, университеты всегда рассматривали онлайн как некоторый эрзац, причем этот взгляд был характерен как для администрации университетов, так и для преподавателей, и для студентов. Нас всегда отличало то, что мы приходим на настоящий кампус, видим там какой-то дух университета, стоящий столбом. У нас есть, как раньше говорили, перекуры, а теперь какие-то кофе-брейки, происходит социализация, здесь же находится библиотека, книжный магазин, все это вместе является университетом, который – что-то большее, чем сумма своих частей. Соответственно, те люди, которые получают образование на Coursera, или те, которые слушают какие-то образовательные проекты, рассматривались как молодцы, но не настоящие студенты, это выглядело как ненастоящее образование. А мой взгляд, такой водораздел для настоящего и будущего высшего образования случился в этом году, когда выяснилось: то, что считалось эрзацем, стало, по крайней мере, на несколько, а теперь уже на много месяцев единственно возможной, единственно приемлемой формой организации образования.
Если бы не было высокоскоростного интернета, который доступен более-менее всем, если бы не было американской компании Zoom, которая внезапно стала спасительницей части человечества, то, наверное, нам пришлось бы на год закрывать учебные программы: все уходят в отпуск, занимаются своими делами, пишут работы, читают книги, мы не общаемся, потому что это слишком опасно. Когда это произошло, когда онлайн-образование стало повседневным нормальным явлением, которое сейчас воспринимается не как экзотика, а как рутина (все уже знают, как выключать микрофоны, как поднимать руку в "Зуме", все освоили эти базовые навыки уже именно как рутинные, а не экзотические), мне кажется, это показало, что в том образовании, которым мы занимались до 2020 года, очень много избыточного и архаического. Я не думаю, что онлайн-образование победит (как говорили в одном советском телефильме, "будет одно сплошное телевидение"), этого, конечно, не случится. Я думаю, как только люди провакцинируются, мы вернемся обратно на кампусы. Может быть, люди, пережившие этот учебный год, будут относиться к своему присутствию на кампусе как к чему-то более высокому, к такой роскоши: вообще-то можно и без этого остаться.
Сергей Медведев: Но мне кажется, что большая часть курсов останется в онлайне, этот опыт не пройдет незамеченным для высшего образования, так же как и огромная часть экономики останется в онлайне, то есть многие уже не вернутся в офисы, потому что офисы закрылись.
Кирилл Мартынов: Тут есть как минимум две истории. Одна из них: университеты заинтересованы в том, чтобы платить за происходящее меньше, а денег получать больше. Поэтому понятно, что университеты заинтересованы в том, чтобы вынести в онлайн часть своей программы, но чтобы при этом им платили так, так если бы ничего не поменялось. Это скользкий момент. Но мне интереснее посмотреть на вещи не с точки зрения администраторов, а с точки зрения преподавателей и студентов. Мне кажется, за этот год мы выяснили, что некоторые вещи лучше делать в онлайне. Например, что можно сделать в онлайне и что почти никогда нельзя сделать в офлайне: можно пригласить на свой рядовой семинар. Вот есть семинар про какой-то раздел философии, как в моем случае; понятно, что все страшно заняты, никто не может ходить друг к другу в гости, у всех свои дела, все находятся в разных точках. Допустим, я делаю дебаты про феминизм, приглашаю какую-нибудь известную фемактивистку, которая расскажет, что в этих дебатах ей понравилось, это будет просто жюри на рядовом семинаре обычных бакалавров. Есть возможность привлечь эксперта по теме к ведению обычного семинара, чтобы люди могли с ним пообщаться 15 минут в конце семинара, получить какую-то обратную связь: хотя бы эта возможность все меняет. Так можно было делать и раньше, но это было очень сложно, а теперь очень просто.
Сергей Медведев: Даже на эфирах в момент пика эпидемии появился огромный репертуар спикеров, "скамейка запасных" расширилась, можно говорить с людьми из разных точек мира.
Кирилл Мартынов: И другой момент, который, видимо, останется нам в наследие от этой эпохи вынужденного онлайнового образования, это более внятное понимание динамики. У нас есть образ монотонного семинара и еще более монотонной лекции, когда мы все приходим, звучит звонок, потом начинается "бу-бу-бу", и все понимают, что надо вставить какую-то реплику, а после этого можно спокойно спать на семинаре. Мы так, в принципе, и учились, я так учился в МГУ, было абсолютно такое ощущение от большей части занятий.
Сергей Медведев: Преподаватель заполняет часы, студенты своим присутствием заполняют те же часы в аудитории.
Профессионалы сейчас должны быть заинтересованы в том, как переносить наиболее классные практики из онлайна в офлайн
Кирилл Мартынов: Это образ фабрики. То, что действительно устарело, это образование, как такой инкубатор. Туда все садятся, мы вкладываем туда наше время, потом все сидят на этом месте. Сейчас для того, чтобы не терять профессионального самоуважения, когда ты сидишь у себя дома за рабочим столом в домашних тапочках, ты вынужден как-то вкладываться в семинар в онлайне так, чтобы он был динамичнее, чтобы ты видел, что студенты туда вовлеклись, что-то узнали или чем-то заинтересовались, задали какие-то разумные вопросы, поспорили действительно по сути и с тобой, и друг с другом, что-то получили от этого семинара. То есть теперь мы начинаем гораздо больше ценить не отбывание на семинаре, а действительно преподавательскую динамику. Если мы этому научимся за этот год, будет огромный плюс для образования. И все дискуссии о том, что образование то ли гибнет, то ли никому не нужно, упускают наиболее важные детали, о которых сейчас должны говорить профессионалы. Профессионалы сейчас должны быть заинтересованы в том, как лучше преподавать и в офлайне, и в онлайне, как переносить наиболее классные практики из онлайна в офлайн.
Сергей Медведев: Скажу, как человек, немного поработавший в онлайне: качество коммуникации при правильном наполнении гораздо выше, потому что в онлайне у тебя многоканальная коммуникация, одновременно можно подгружать какие-то слайды, картинки, видео, которые могут смотреть все. Параллельно идет чат, где люди могут бросать какие-то мысли, не прерывая течение лекции. Лекция – это одноканальная коммуникация, а тут получается многоканальная, когда все люди действительно вовлечены. Онлайн, конечно, невероятно расширяет репертуар возможностей.
Кирилл Мартынов: Например, этим летом мы с коллегами, с нашими друзьями из InLiberty, решали вопрос о том, как провести онлайн большую летнюю школу про этику, которая была задумана до ковида в офлайне, так, чтобы сто человек студентов, не знакомых друг с другом, все перезнакомились, получили какие-то новые знания и опыт и еще у них было бы ощущение, что какое-то сообщество возникает на их глазах. Конечно, отчасти для тех, кто приехал в Москву или был в Москве, все это кончилось просто совместным походом в бар после снятия ограничений. Но туда действительно были вложены методы, мои коллеги специально сидели и думали, как это организовать.
Выяснилось, что показывать какие-то визуальные вещи может не только преподаватель онлайн. Например, ты говоришь: какой вопрос вы считаете самым важным в современной этике? Пожалуйста, открывайте доску и лепите стикеры: один студент – один стикер, один вопрос. Через пять минут ты видишь 20 разноцветных стикеров, и там написаны разные вопросы. Ты говоришь: окей, давайте теперь попробуем их сгруппировать – какие кластеры этих вопросов мы выделяем. Ты разносишь их по каким-то принципам, говоришь: вот мы так их отсортировали, какой признак деления мы здесь использовали? Люди видят, что что-то происходит: это сортируются их идеи. Помимо этих техник работы на семинаре, например, мы знали, что на летних школах всегда очень важна "курилка" как институт (странный термин, это так называется по привычке).
Сергей Медведев: Место неформальной социализации.
Кирилл Мартынов: Мы делали это в "Зуме". Вечером необязательный "Зум", все сто человек туда заходят, там пять комнат, то есть можно разойтись, в одной споры про феминизм, в другой политическая дискуссия. Курить и пить было необязательно, но не запрещалось в вечернем формате.
Сергей Медведев: Есть вечерние зум-сессии, когда люди собираются и выпивают.
Кирилл Мартынов: Встретиться где-нибудь за городом на такой летней школе было бы гораздо приятнее, а летом тем более, но даже этот эрзац на самом деле поддерживал людей как сообщество.
Сергей Медведев: В этом отношении онлайн может стать, конечно, не полной заменой, но очень интересным дополнением и альтернативой офлайну, традиционному образованию. Каким образом университет переживает нынешний всплеск дистанционного образования? В частности, как будет функционировать только что образованный Свободный университет? Об этом рассуждает ректор Российской экономической школы Рубен Ениколопов.
Рубен Ениколопов: Конечно, есть огромные ограничения онлайн-метода. Читать лекции с таким интерактивом вполне можно, но какие-то другие части – семинарские занятия, неформальное общение, обсуждение в группах – не приспособлены для онлайна, поэтому чистый онлайн явно менее эффективен. Самый сложный вопрос, который я еще не знаю, как будет решаться: люди разные, студенты разные. Некоторым комфортнее слушать лекции в онлайн-формате, они вполне это могут делать, они сами концентрируются, и они просто теряют время, если ходят в офлайн. Есть другие студенты, которые по психологическим особенностям не могут это делать, им нужен живой человеческий контакт, чтобы поддерживать мотивацию, концентрацию, им дико тяжело работать онлайн.
Мне очень хотелось бы, чтобы эта история взлетела, потому что там, безусловно, очень интересные преподаватели и очень интересные тематики. Другой вопрос, что мне не совсем понятно, в какой именно форме он выживет. То, что они назвали себя университетом, означает скорее выдавать желательное за действительное. Университет, как такая форма, которую мы видим, это гораздо больше, чем то, что пока что дает Открытый университет, хотя, может быть, они и дорастут до этого. Пока непонятно, насколько это выдержит как бизнес-модель, с точки зрения денег и так далее, чтобы они могли позволить себе существовать. Ведь все-таки никто не отменял того, что студенты или работодатели платят условной корочкой не только за те знания, которые получают студенты, но это и некий штамп на лбу, печать качества, что мы не только обучили этого студента, но еще и проверили путем экзаменов, действительно ли он подготовлен.
Как место, где вы сами для себя можете получить знания, это, конечно, потрясающе интересная история. Но как место, которое может существовать еще и с точки зрения материального выживания… Тут есть вопросы, насколько люди, как студенты, так и доноры, будут готовы платить за такие чистые свободные знания, не отягощенные формальными дипломами. Это выглядит как проект, который выживет на чистой благотворительности. Я очень надеюсь, что они найдут кого-то из доноров, которые их поддержат в достаточной степени, чтобы эта история выжила в долгосрочной перспективе. Это очень интересный проект, я действительно надеюсь, что он будет успешным.
Сергей Медведев: Поговорим о Свободном университете. Здесь, мне кажется, такое интересное совпадение: с одной стороны, тотальный онлайн, который наступил для всех нас, с другой стороны, некоего пика достигла политика давления на университеты. Мы все помним 2019 год, аресты студентов, дело Егора Жукова и так далее. Университеты сейчас являются одной из точек приложения политики нормализации, политики выдавливания несогласных: и преподавателей, и студентов.
Кирилл Мартынов: Я бы хотел вспомнить, что происходило весной этого года, потому что как раз тогда этот абсурд достиг своего завершения. С одной стороны, всем сказали: со следующей недели университеты, кампусы закрываются, доступа к аудитории у вас нет. Вот ваш список группы: пожалуйста, свяжитесь с ними как-нибудь, мы точно не знаем, но скорее всего, через "Зум". Кстати, как пользоваться "Зумом", вы тоже сами разберитесь, оплатите его желательно тоже сами. Учебный офис вставит ваше расписание на сайт, а дальше вы делайте, что хотите, экзамен принимайте, как хотите, все на ваше усмотрение.
И вот ты сидишь в своих домашних тапочках и домашних штанах (а в "Зуме" есть такая особенность, что видно твой торс), о чем-то говоришь со студентами, и в этот момент тебе приходят письма следующего содержания: "Дорогой работник такой-то, в соответствии с нормами этического кодекса мы просим вас удалить ваш пост про мэра Москвы Сергея Собянина и президента нашей страны Владимира Путина. Удалите в течение суток, потому что мы – очень ценный работодатель". Это полное оставление на произвол судьбы, ты не чувствуешь никакой поддержки, университет – это фактически ты и твои студенты, ты сам с ними общаешься, как тебе и им удобнее, все зависит исключительно от вашего энтузиазма, и при этом на тебя начинают возлагать еще какие-то дополнительные обязанности, которые ты точно на себя не принимал, когда устраивался на эту работу. Я понимаю, если бы госуниверситеты России достали дубину цензуры, когда они были в зените славы, когда просто все стояли бы у дверей и молились на госуниверситеты, хотели бы хотя бы немного постоять на пороге и побыть рядом с великими людьми. Но высшее образование находится в невероятном кризисе во всем мире, а в России тем более. Я думаю, не будет преувеличением сказать, что 80% высших учебных заведений страны вообще ничему не учат, а спасают людей от армии и предоставляют населению какие-то другие социальные услуги, на самом деле не связанные с образованием. И в этот момент они начинают говорить: а если вы будете себя плохо вести, мы вас еще и уволим. Это настолько нелепо и абсурдно!
Кризис – это не только катастрофа, кризис – это новые возможности
Сергей Медведев: Все это проходит под дискуссию об Гумбольдтовском университете – университет вне политики, вот приняты новые этические кодексы… А может вообще университет иметь политический нейтралитет?
Кирилл Мартынов: Если бы здесь не было лицемерия, то, конечно, университет вне политики – это была бы довольно приятная структура. Но в реальности мы видим: если речь конкретно про Высшую школу экономики, то, конечно, к сожалению для нас всех, такой хороший образовательный проект, декларируя политический нейтралитет, в реальности является проектом, который на уровне своего руководства напрямую работает на политическое обслуживание нынешней российской власти. Трудно понять, как можно баллотироваться по провластным спискам в Мосгордуму и одновременно заявлять о политическом нейтралитете. Трудно понять, как можно проводить встречи студентов с Жириновским, условно говоря, и при этом нельзя с Навальным, и называть это политическим нейтралитетом.
Сергей Медведев: Сейчас в США закончилась избирательная кампания. Преподаватели ведущих университетов тоже не могли высказываться за Трампа или за Байдена?
Кирилл Мартынов: Это не имеет никакого сравнения с США. Разумеется, там все преподаватели высказываются, о чем они хотят, в рамках действующей Конституции. Там есть этические ограничения: не заниматься сексизмом, дискриминацией и так далее.
Сергей Медведев: Политика приводных ремней, политика выравнивания и нормализации, которая проводилась в ведущих российских вузах в последние годы, принуждала любого преподавателя полностью убрать свою политическую и гражданскую ангажированность.
Кирилл Мартынов: Высшее образование в России: к Высшей школе экономики это относится в меньшей степени, но в целом "температура по палате" то ли очень высокая, то ли очень низкая, но совершенно ненормальная. В этот момент устраивать политическую охоту на преподавателя – просто плохая идея, потому что преподаватели – тоже люди в меру разумные и достаточно профессиональные, они могут просто начать придумывать образование заново именно в тот момент, когда они оказались один на один со своими студентами и под давлением цензуры.
Сергей Медведев: Собственно, из этого и родилась идея Свободного университета – придумать университет заново.
Кирилл Мартынов: Совершенно верно, это была идея изобретения высшего образования для России заново. Мы очень далеки от реализации этого проекта. Тем интереснее и тем приятнее в течение всех этих месяцев, пока мы делаем этот проект, получать симпатию, какие-то публичные или непубличные отзывы от самых разных людей, которые заинтересованы в том, чтобы таких проектов было больше и каждый из них был лучше.
Сергей Медведев: Как я понимаю, курсы достаточно успешны, на некоторые очень высокая конкуренция?
Кирилл Мартынов: Мы понимали природу медийного явления – преподаватели, ушедшие из Высшей школы экономики, открывают свой собственный проект. Люди действительно этим интересовались, на старте был зашкаливающе высокий интерес, нам было очень тяжело. Сейчас этот интерес нормализовался, но он достаточно высок, и мне нынешняя ситуация нравится больше, потому что мы наконец можем хотя бы отвечать всем, кто присылает нам заявки. Если преподавателю приходит 600 заявок на курс, если он должен каждому ответить личным письмом, то это означает, что он должен отвечать целую неделю.
Сергей Медведев: Вы будете предпринимать какие-то шаги к институализации, к монетизации этого проекта?
Кирилл Мартынов: Да, мы будем действовать и в направлении привлечения средств, и в сторону попыток получения какого-то официального статуса. Мы понимаем, что в Российской Федерации нам в ближайшие годы никакой статус не светит, а значит, это надо делать в другой юрисдикции. За этот статус в другой юрисдикции мы поборемся. Преимущество онлайнового образования в том, что к тебе на семинар не может прийти полиция.
Сергей Медведев: Заключая, хочу сказать, что кризис – это не только катастрофа, кризис – это возможности. В данном случае это возможность создания сетевых пространств свободы в рамках высшего образования. И одним из таких пространств, видимо, является Свободный университет.
