Новое в ходе войны России против Украины. Контрнаступление против контрнаступления. Почему взорвали Крымский мост.

В эфире военный эксперт Владислав Селезнев, научный сотрудник Бременского университета Николай Митрохин.

^{Видеоверсия программы}

Михаил Соколов: Наши гости сегодня: научный сотрудник Бременского университета Николай Митрохин и военный эксперт Владислав Селезнев. Давайте мы начнем с последних событий в войне России с Украиной.

Михаил Соколов: Начнем с Крымского моста. Какова ваша версия его подрыва, что на сегодня сложилось?

Николай Митрохин: Здесь очевидно, что для Украины это постоянный раздражитель, если есть возможность навредить или как-то повредить этот мост, Украина это делает. Здесь есть и политические цели, то есть показать гражданам России, что Крым – это украинская территория, которую Украина будет защищать всеми силами, чтобы это было дано не только словами, чтобы это было дано в ощущениях, чтобы туда нельзя было уехать и приехать. Разумеется, есть военные цели, потому что Крымский мост активно используется для переброски российских сил, поставки боеприпасов и техники для всей российской группировки, находящейся в Запорожской и Херсонской области. Это удобно со стороны Краснодарского края завозить. Это не только железнодорожными составами делается, но и путем переброски воинских колонн. Поэтому, несомненно, в этом отношении Крымский мост является военной целью.

Михаил Соколов: Владислав, как вы видите задачи удара по Крымскому мосту? Действительно ли он играет важную роль в доставке военных грузов российских войск?

Владислав Селезнев: Я все-таки по-прежнему остаюсь скептиком в плане использования именно автомобильной части Крымского моста для поставки грузов военного назначения. Железнодорожная его часть да, безусловно, она принимает самое что ни на есть активное участие в обеспечении российской группировки войск, действующих на юге Херсонской, Запорожской областей, соответственно, для обеспечения нужд и потребностей российской группировки войск, действующей на территории временно оккупированного Крыма и Севастополя. Очевидно, что стандартный железнодорожный состав может одномоментно перевезти до 5 тысяч грузов. Обычный грузовик, даже трехосный, его максимальная грузоподъемность 30 тонн. Соответственно, в пользу именно железнодорожного сообщения в рамках обеспечения логистики российской группировки войск свидетельствуют именно эти цифры. Очевидно, что то, что произошло в районе Крымского моста, оставляет еще немало вопросов: почему именно таким образом была проведена атака? Достигнуты ли были желаемые результаты? И какие именно силы и средства были привлечены к реализации этого плана? Ведь что характерно: буквально за пару дней до атаки на Крымский мост все судоходство через Керченский пролив было полностью остановлено. Очевидно, уж коль Российская Федерация сейчас полностью контролирует весь этот процесс, то почему именно в это время принято такое решение? У меня ответа на этот вопрос нет. Очевидно, что часть автомобильного полотна заблокирована для движения автомобильного транспорта, требует длительного ремонта. Денег это потребует немало. Во временных показателях российские специалисты сходятся к мысли, что, скорее всего, полностью автомобильное сообщение Крымского моста будет восстановлено к началу ноября.

Михаил Соколов: А все-таки ваша версия тоже беспилотники морские какие-то новые?

Владислав Селезнев: С учетом того, что системы ПВО в тот период времени не работали над Крымским мостом, воздушная тревога не звучала, соответственно, скорее всего, работали морские дроны-камикадзе. Мы весьма скептически относимся к возможности украинских сил обороны атаковать именно дронами-камикадзе, но я предлагаю вспомнить определенную ретроспективу. За несколько недель до этого случая случились взрывы вблизи разведывательного корабля, который находился в это время за 400 километров от одесского побережья, ближе к берегам Турции. Тогда морские дроны-камикадзе были уничтожены, но, тем не менее, перед этим они преодолели расстояние в 400 километров и велись с достаточно ювелирной точностью именно на тот объект, который представляет определенную ценность в плане его ликвидации. Затем имеет смысл вспомнить массированную атаку дронами-камикадзе в акватории Севастополя в разных пунктах, эти дроны-камикадзе выполняли задачи, некоторые из них даже умудрялись перепрыгивать через боновые заграждения, которые в настоящее время закрывают вход в Севастопольскую бухту. Плюс необходимо вспомнить в этом контексте взрывы на территории одного из нефтяных терминалов вблизи Новороссийска.

Михаил Соколов: Давайте мы перейдем к другой теме – это выход России из зерновой сделки. Два дня наносит Россия удары по порту в Одессе, в Черноморске. Что дальше будет, сможет ли Украина, как предложил Зеленский, вывозить зерно с риском для себя при нынешней ситуации на Черном море?

Николай Митрохин: Уже нет. Было заявление только что Министерства обороны российского, что все суда под иностранными флагами, которые будут идти по коридорам без российского разрешения, будут рассматриваться как участники боевых действий, пособники врага, подвергаться атакам. Плюс Россия, как сегодня показали в том числе украинские медиа, разрушила систему подачи зерна, систему подачи масла в одесском порту, я имею в виду масла сельскохозяйственных культур. Погрузка теперь невозможна, по украинским данным, ремонт займет до года. Поэтому можно сказать, что из одесского порта это невозможно, из других портов, типа Ильичевска, наверное, еще возможно. Но, конечно, Россия попробует это тоже уничтожить, чтобы перечеркнуть даже теоретическую возможность потом новых поставок. То, что шипинговые компании развернут такие суда назад, скорее всего, мы это скоро увидим.

Михаил Соколов: Видимо, страховые компании не будут брать на себя риски в подобном случае, придется вывозить зерно Украине сухопутным путем, железнодорожными составами?

Николай Митрохин: Есть еще варианты поставок по Дунаю, через дунайские порты, но это не те объемы совершенно. Европейские государства, граничащие с Украиной, подписали декларацию о запрете ввоза украинского зерна и другой сельскохозяйственной продукции в страну, но допустили транзит зерна и сельхозпродукции. Я думаю, что в целом эта ситуация лучше, чем была год назад, когда были не готовы грузоперевозчики автомобильные для подобного транзита в Европу.

Михаил Соколов: Владислав, пару слов по зерновой сделке, прекращению и, видимо, блокированию одесского порта уже на длительное время, что вы скажете?

Владислав Селезнев: Буквально вчера мы слышали вал информации от российских пропагандистов, мол, удары авиационные, дроновые удары по территории Одессы и Одесской области – это такая вендетта за нанесение поражения по Крымскому мосту. Очевидно, что это не соответствует действительности. Это была рационально спланированная и очень тщательно организованная атака и дронами, и ракетами разного типа базирования, применялись очень комбинированно и ракеты морского базирования "Калибр", было выпущено 16 ракет, и ракетами с береговых комплексов "Бастион" так называемые "Ониксы", плюс запускались ракеты со стратегических бомбардировщиков, которые практически невозможно сбить существующими у украинской армии системами ПВО и ПРО. Очевидно, что все эти ракетные атаки были направлены на то, чтобы максимально повредить ту самую инфраструктуру, которая обеспечивала реализацию зерновой сделки. Соответственно, терминалы зерновые в акватории порта в Одессе получили серьезные повреждения. Я согласен с коллегой, требуется ремонт достаточно длительный.

Плюс были прилеты на территорию наибольшего в нашей стране рынка, мы называем "Седьмой километр" в Одессе, там ряд ангаров с продукцией получили критические повреждения, соответственно, товары местных торговцев просто превратились в пепел. Плюс были попытки атаковать побережье Черного моря в Одесской области. То есть проводилась масштабная спланированная, скоординированная атака дронами и ракетами для того, чтобы попасть именно по объектам, которые обеспечивают с украинской стороны реализацию той самой зерновой сделки. В этой программе задействовано несколько портов на побережье Черного моря Украины, но готовы ли они в тех же объемах осуществлять перевозки грузов – вопрос крайне непростой. Опять же, вряд ли сейчас страховые компании решатся страховать те самые сухогрузы, которые способны перевозить такого рода грузы с учетом угроз со стороны российского Министерства обороны, я думаю, в ближайшей перспективе зерновая сделка будет находиться на паузе. Как скоро она будет разблокирована, одному Богу известно. Возможно, еще господину Эрдогану. Но он всякий раз излучает оптимизм, когда говорит о перспективах реализации зерновой сделки, и он уверен, что он со своим другом Владимиром сможет договориться.

Михаил Соколов: Посмотрим, сможет ли он договориться, будет ли встреча, которая была анонсирована. Пока вопрос открытый. Что происходит на сухопутном фронте войны России с Украиной? Идет ли украинское контрнаступление? Тоже вопрос достаточно важный.

Николай Митрохин: Я, смотря на ситуацию, сказал бы, что украинское наступление, потому что контрнаступление – это оксиморон, если бы было российское наступление, то было бы украинское контрнаступление, поскольку российского наступления уже больше полугода нет, то тут в чистом виде можно назвать украинским наступлением. Украинского наступления, судя по всему, хватило на несколько дней в июне, после этого оно закончилось фактически. Есть у нас несколько мест разрозненных боев на запорожском фронте, включая запад Донецкой области. Есть украинская воинская операция в районе Бахмута, которая фактически слабо связана с ситуацией на запорожском фронте. Есть российское наступление в последние дни на купянском направлении и на Лимане с общей задачей выйти к Лиману, завоевать для России северо-запад Донецкой области. Эти разные военные события, ведущиеся с переменным успехом.

У Украины наиболее успешная операция южнее Великих Новоселок, где они смогли срезать Времьевский выступ и постепенно продвигаются, но крайне медленно, на юг с перспективой очень отдаленной, очень туманной когда-нибудь обеспечить плацдарм для наступления на Мариуполь. Есть относительно успешные бои в районе Бахмута, но опять же продвигаются они там не быстрее, чем продвигалась ЧВК "Вагнер" зимой. Фактически, если мы посмотрим на ситуацию в динамике, Украина с ноября прошлого года больше потеряла территорий, чем приобрела. Сейчас Украина должна еще обороняться на купянском и на лиманском направлениях, где фактически она сдает территорию примерно в том же количестве, в котором успевает освободить в районе Бахмута или даже быстрее сдает эту территорию. Поэтому разнонаправленная динамика, больше мы возвращаемся к периоду разнонаправленных боевых действий прошлого лета, хотя темпы продвижения ниже, чем прошлым летом.

Михаил Соколов: Владислав, как вам видится сегодняшняя ситуация? Может быть, вы с чем-то не согласны, что сказал ваш коллега?

Владислав Селезнев: Да, безусловно, я с некоторыми моментами не могу согласиться. С одной стороны, совершенно очевидно, что на купянско-лиманском направлении враг активизировал свои усилия. Но немудрено: порядка ста тысяч группировка российских войск действует с целью выхода на рубежи и позиции вдоль левого берега реки Оскол, имеет частичный успех на некоторых рубежах по позициям вблизи Оскола. Украинские силы отошли, дабы не попасть окружение. Ситуация крайне сложная. Я думаю, сейчас украинский Генеральный штаб стоит перед выбором: отправлять вообще, а если отправлять, то когда, наши стратегические резервы, которые были приготовлены для проведения той самой наступательной операции с целью деоккупации определенных регионов Украины.

Безусловно, ситуация на юге Запорожской области оставляет желать лучшего, но тому есть объективные причины. Противник имел 9 месяцев для того, чтобы качественно подготовить свои инженерные фортификационные сооружения, оборонительные рубежи и позиции, тщательно заминировать территорию. Многие специалисты сходятся в мысли, что плотность минирования тех территорий находится на уровне одна мина на квадратный метр – это кратно больше, нежели даже предусматривают нормативные документы российской армии. Это сделано с целью, чтобы максимально замедлить продвижение украинских сил обороны. Такая тактика работает, продвижение украинских сил обороны невелико. Но, с другой стороны, россияне постоянно несут потери. В рамках контрбатарейной борьбы и эффективного задействования тех самых западных систем артиллерийского вооружения, в том числе реактивных систем залпового огня типа "Хаймерс" и аналогов, нам удается уничтожать большое количество вражеской артиллерии. Обратите внимание на сводки от украинского Генерального штаба: десятки артиллерийских систем, систем противовоздушной обороны, специальной техники ежесуточно превращаются в пепел.

Что касается территориальных приобретений, безусловно, тут хвалиться особо нечем. Но опять же, тут есть объективные причины. Идти на лобовые штурмы, уничтожать личный состав, пытаясь пробиться через плотно минированные территории, – это история из серии "вагнеровских" местных штурмов. Таким образом украинская армия точно действовать не будет. Что касается в принципе перспектив, то, безусловно, ситуация крайне сложная. Ресурсов и у российской оккупационной армии, и у украинских сил обороны именно в части артиллерийских боеприпасов уже начинает не хватать. Этот кейс в части передачи боеприпасов кассетного типа на определенный период времени хватит. Но мы видим, насколько сложное восприятие в принципе среди цивилизованных стран вызывает сам факт передачи такого типа боеприпасов. Хотя, безусловно, учитывая, что западные партнеры нам не могут предложить иные варианты боеприпасов необходимых калибров, то мы будем использовать то, что имеем в наличии.

Михаил Соколов: Каково соотношение сил на поле боя, есть ли численное преимущество российской армии, превосходство в артиллерии и бронетехнике, как это ранее отмечалось?

Владислав Селезнев: С одной стороны цифры парадоксальные: украинские силы обороны в настоящий момент насчитывают один миллион 300 тысяч, но они чаще всего размазаны тонким слоем вдоль границ и линий боевых столкновений, соответственно, границ с Приднестровьем, Республикой Беларусь. Поэтому непосредственно в боевых порядках участвует лишь небольшая часть группировки. Российских оккупационных войск в рамках так называемой СВО задействовано порядка 400 личного состава. По авиации и большей части артиллерии Россия имеет кратное превосходство, соответственно, ситуация крайне сложная. Что играет на руку украинским силам обороны – это то, что те артиллерийские средства, которые они применяют, более высокоточные. Некоторые специалисты утверждают, что точность западных образов вооружений как минимум всемеро превышает российские, советские аналоги. Но все это очень относительно, многое зависит и от классности специалистов, которые используют это вооружение, боеприпасы. Особенности боевых действий в первую очередь подразумевают стабильную логистику. Успех на поле боя имеет та сторона, которая имеет возможность своевременно и в полном объеме получать все необходимое для ведения боевых действий.

Михаил Соколов: Николай, какова ваша оценка соотношений сил? Насколько серьезно влияет то, что, насколько я понимаю, преимущество в воздухе есть у России, хотя и не очень большое в связи с применением современных средств ПВО Украиной?

Николай Митрохин: Россия не имеет возможности применять фактически авиацию на поле боя. В начале наступления на запорожском фронте Россия подняла и активно использовала эскадрильи вертолетов К, "Аллигаторов", но после того, как на второй день буквально четыре из них уничтожили, по-моему, этого использования больше нет. То же самое с самолетами, они используются на большую глубину обороны, точность нанесения ими ударов невысокая. Главным образом самолеты сейчас используются для перехвата украинских ракет или беспилотников. По данным, которые были оглашены буквально три недели назад, количество бронетехники Украины превысило количество российской бронетехники, в том числе за счет уничтожения или захвата этой бронетехники прошлой осенью, западных поставок. Что касается численности войск, то все-таки минимальная оценка количества войск на фронте украинских идет от цифры 850 тысяч человек, что фактически вдвое больше количества российских войск. Именно за счет этого Украина может накапливать и проводить наступательную операцию на тех или иных участках, притом что она сохраняет огромные резервы.

Писали многократно, что Украина не использовала в наступлении порядка 75% войск, которые должны были в нем участвовать. Так что ситуация украинского доминирования и по численности, и по количеству типов войск, кроме ствольной артиллерии. Но здесь главный вопрос количества снарядов, которые имеются у обеих сторон. Здесь, мне кажется, главная причина ограниченного объема боевых действий, которые сейчас ведутся на примерно 12 участках, если в мае велись на 6 примерно участках, все-таки не на всей линии фронта, главная причина здесь недостаток боеприпасов для тяжелой артиллерии, для гаубиц. На Западе это не способны произвести в больших количествах, поэтому эти снаряды приехали кассетные, и у России запасы исчерпаны от союзников, то, что получено, например, от Северной Кореи. Поэтому обе стороны вынуждены сражаться без привычных огневых валов, поддерживающих наступление, – это все затормаживает развитие боевых действий. Может быть, и к лучшему.

Михаил Соколов: Можно ли говорить, что как-то изменилась тактика Украины? Пишут, что наносятся удары по каким-то тыловым объектам для дезорганизации снабжения и так далее, какой-то новый этап. Или это какие-то оговорки на сегодняшний день?

Николай Митрохин: Это было заявление в твиттере от 2 июля со стороны секретаря СБУ Алексея Данилова о том, что Украина меняет тактику. На самом деле ничего не подтверждает того, что произошла интенсификация ударов по тылам. И до этого Украина эффективно использовала ракеты "Шторм шэдоу" на большие расстояния или "Хаймерс" на ближние расстояния для уничтожения российской техники, штабов и так далее, и сейчас использует. Никакая статистика не фиксирует резкого увеличения ни по одному показателю. Каждую неделю за счет этих ракетных ударов Украина крупные цели эффективно поражает, но это было и в марте, и в апреле, и в мае, и в июне, и сейчас.

Михаил Соколов: Можно ли говорить о каком-то изменении тактики Украины? Прекратились ли отвлекающие операции, например, на севере против Белгородской области? Что тут новое нам говорит об изменении действий украинских сил или все идет по-старому?

Владислав Селезнев: Во-первых, я соглашусь с коллегой. Дело в том, что Украина на самом деле имеет ограниченное количество ракет "Шторм шэдоу" или французских аналогов, только лишь 50 ракет французские коллеги готовы передать для нужд украинских сил обороны – это крайне мало. Я понимаю логику – каждая ракета стоит два миллиона долларов. Но с другой стороны, огромное количество важных целей на временно оккупированной территории находится, которые необходимо в первую очередь уничтожить. Если мы не имеем сил и средств уничтожить, соответственно, они продолжают функционировать, и уж точно не работают на нашу победу. Что же касается тех процессов, которые вы упомянули, на территории Брянской и Белгородской областей, там действовали подразделения под названием легион "Свобода России" и Русский добровольческий корпус. Очевидно, что исключительно в их составе находятся граждане Российской Федерации. Но то, что эти подразделения действуют под крылом и под соответствующей координацией со стороны Главного управления разведки Министерства обороны Украины – это не является ни для кого секретом. Акции носят скорее разовый, а не системный характер. Количество бойцов, задействованных в этих информационно-силовых операциях, невелико, в общей сложности до 200 человек, что точно не будет никаким образом влиять на ситуацию на поле боя.

Да, после известных событий в Брянской, затем в Белгородской областях российский Генеральный штаб перебросил определенное количество сил и средств на территорию трех областей Российской Федерации, которые граничат с Украиной, я имею в виду Брянскую, Курскую, Белгородскую области. Суммарно этот контингент составляет численность до 27 тысяч, бронетехника, артиллерия, немного авиации есть. Основная миссия этой группировки – это обеспечение прикрытия государственной границы между Украиной и Российской Федерацией. В любом случае эти факторы не являются определяющими. Из новинок я бы обратил внимание все-таки на ситуацию обстрелов территории временно оккупированного Крыма. С одной стороны, Крым далеко, с другой стороны, Крым – это логистический хаб, естественно, любое повреждение железнодорожного полотна на пути движения военных эшелонов – это всегда проблема, связанная с замедлением перемещения грузов военного назначения для нужд российской группировки, действующей на юге Херсонской и Запорожской областей. Кстати, весьма специфическая ситуация сейчас складывается на юге Херсонской области, тот самый плацдарм украинских сил обороны, который действует на левом берегу Днепра вблизи Антоновского моста, вернее, его остатков, вызывает определенное беспокойство у российского Генерального штаба. Они задействовали уже немало сил и ресурсов для того, чтобы купировать эту угрозу.

С одной стороны, они смогли частично оттеснить украинские силы обороны, потому как ранее они занимали как минимум два участка на этой относительно небольшой полосе вблизи левого берега Днепра, сейчас занимают лишь один. Но, тем не менее, невзирая на тотальное преимущество российских вооруженных сил, гарнизон существует, гарнизон каждый день отбивает атаки, такое ощущение, что они там как заговоренные. Россияне используют и авиацию, и артиллерийский огонь ведут, и минометный, но при этом выбить полностью с этого плацдарма украинский гарнизон они не могут. С правого берега Днепра их активно поддерживают украинские артиллеристы, плюс система радиоэлектронной борьбы эффективно давит и дроны-камикадзе, и в том числе российскую авиацию, и ракеты, которые направляются для нанесения точечных ударов по позициям украинских сил обороны на этом участке. А так традиционно на юге Херсонской области действуют украинские разведчики, спецназовцы, но там скорее происходит точечная работа по ведению разведки, выдача целеуказаний для украинской авиации и артиллерии.

Михаил Соколов: Применяется ли какое-то новое вооружение, полученное Украиной с Запада, европейские танки? В достаточном ли количестве? Начала ли эта техника прибывать, меняется ли ситуация? Может быть, после саммита НАТО будет еще что-то новое?

Николай Митрохин: Безусловно, расширяется зона применения ракет "Шторм шэдоу" и их аналогов. И это то, что ВСУ начали эффективно использовать, обучились, это хорошо получается, несмотря на то, что российская ПВО учится сбивать эти ракеты. Три недели назад появились первые снимки сбитых, не долетевших до целей этих ракет. Так же, как российская ПВО научилась сбивать целые пакеты "Хаймерсов", которые на ранних стадиях перехватывать не могла. Что касается тяжелой бронетехники, то основные поставки прошли в течение марта-апреля к грядущему наступлению, потом ВСУ, видимо, потратили два месяца на их освоение, применение в начале июня показало, что техника была освоена плохо. Все видео с места боев показывают, что групповая работа в составе колонн не была никак отточена, использование самой техники было весьма ограничено. То есть, проще говоря, возникала паника, стреляли чуть ли не друг по другу или над головами друг друга. Бросили несколько машин с заведенными моторами, много машин было брошено во вполне приличном состоянии, не были эвакуированы, так что российские солдаты до них доходили и снимали видео с техникой.

Мне кажется, одна из серьезных причин откладывания этого наступления после серии разведок боем, в ходе которых было потеряно много техники, состояла в том, чтобы украинские экипажи все-таки поездили еще на этой технике, поосваивали ее получше, чтобы не было таких кадров, видео, как это было в начале июня. Насколько это удалось – открытый вопрос. В ходе недавних боев снова были потеряны "Брэдли", причем группами. Скорее опыт отрицательный, было уничтожено 8 "Леопардов" из 36 поставленных, в двух или трех боях потеряна четверть поставленной немецкой техники. Тут возникает вопрос: надо ли продолжать подобного рода поставки в таких объемах, в которых они были? Техника теряется просто на пустом месте. Хотя Запад сейчас допоставляет технику взамен уничтоженной или поврежденной, но я не вижу, чтобы были серьезные разговоры о массовых поставках. То, что обещали, "Леопарды" первой модели должны до осени еще прийти, довольно значительное количество, штук 80, но поставки новых партий серьезных вооружений речи не идет, только о единичных машинах.

Михаил Соколов: Владислав, что вы дополните по этому вопросу об использовании западной современной техники, что удается сделать?

Владислав Селезнев: Безусловно, всякая техника требует качественного освоения, необходимы тренировки. Только хорошо обученные экипажи в состоянии максимально эффективно использовать такую технику. Но украинские силы обороны могут по-настоящему гордиться своими операторами систем противовоздушной обороны, в частности "Пэтриот", которые творят чудеса, которые уничтожают те самые ракеты, не имеющие аналогов, российских вооруженных сил типа "Кинжал". С другой стороны, безусловно, есть проблемы в части использования бронетехники, которая непосредственно задействована в боевых действиях. Хочу уточнить в плане 20% потерь бронетехники, которую мы получили от наших западных партнеров: 20% от той техники, которая была задействована непосредственно в боевых действиях. Как известно, лишь малая часть этой техники, вооружений задействована на данном этапе украинского контрнаступления, большая ее часть, равно как и тех самых штурмовых бригад, подготовленных к контрнаступлению, все еще находится в стратегическом резерве. Тем не менее, потери есть. Это очень важный фактор, который требует от украинского Генерального штаба реализации совершенно очевидной программы – программы постоперационного разбора. На войне ошибки совершают все, очень важно проанализировать эти ошибки, сделать соответствующие выводы, чтобы в дальнейшем такого рода ошибки не возникали, иначе это путь в никуда.

Безусловно, война серьезная, ни в коем случае нельзя недооценивать противника. Российская оккупационная армия имеет достаточно серьезные ресурсы, подготовленный офицерский состав, в определенной степени мотивированный личный состав. Поэтому война эта надолго. Если мы говорим исключительно о погодных условиях, то как минимум в начале октября нас всех будут ожидать достаточно динамичные события. Выйдем ли мы на формат позиционной войны? Вряд ли, слишком много амбиций. Российская оккупационная армия пытается взять под контроль всю территорию Луганской и Донецкой областей, украинские силы обороны настроены на то, чтобы по максимуму освободить территорию Украины, хотя очевидно, с какими проблемами они сталкиваются в связи с тотальным минированием всего и вся российской оккупационной армией за эти 9 месяцев. Соответственно, ждут определенных результатов от Украины западные партнеры. О каких условиях идет речь в таких условиях и обстоятельствах, сложно комментировать.

Михаил Соколов: Николай, что вы скажете о перспективах шансов украинских сил, например, на успех, когда идет такое то ли наступление против наступления, то ли контрнаступление против контрнаступления? С одной стороны Купянск, с другой стороны то, что в Запорожской области происходит, на Днепре.

Николай Митрохин: Честно говоря, есть надежды на хороший вариант, в том числе связанные с поставками кассетных боеприпасов. Из того, что я видел в их применении, мне кажется, их вполне возможно использовать для разминирования дистанционного минных полей. Если так будет, если ВСУ решится пожертвовать людьми и техникой на каком-то определенном участке, то теоретически можно себе представить, что эти четыре линии российской обороны могут быть продавлены, в частности, в направлении южнее Великих Новоселок, где в принципе через сто километров Мариуполь. Если ВСУ смогут проломить эту оборону и выйти севернее Мариуполя, то там есть хорошая возможность развернуться, обрушить российские тылы и так далее. Второй есть вариант, что все-таки, может быть, возможны и удачные десанты массовые где-то между Херсоном, Антоновкой, Антоновским мостом и вниз по Днепру на левом берегу, что могло бы поддержать прорыв через линию фронта Запорожья. Теоретически я не исключаю, что подобную модель можно будет сделать. Но как она будет на практике – посмотрим.

Что касается Купянска и Лимана, тут, мне кажется, действительно очень важно не допустить той ошибки, которую Украина уже дважды делала на этой войне, когда увлеченная операциями на одних участках она оставляла прикрывать крупные города или крупные участки достаточно слабые силы, российские войска их постепенно забирали. Так было с лисичанско-северодонецкой агломерацией, например, которую в принципе можно было бы оборонить, использовав все резервы, но этого не было сделано. Так было с Бахмутом и Соледаром этой зимой, которые недостаточное количество украинских войск защищало, в результате Украина сейчас их не может вернуть так просто, возвращает с той же кровью, так же медленно и с неизвестным результатом. Поэтому, я думаю, довольно много будет зависеть от количества боеприпасов – это самый главный фактор, который сейчас работает, второе – от тактических и стратегических способностей украинских военачальников, о чем часто забывают, они не те абсолютно гении, на которых все надеются, хотя многие их операции достаточно успешны, а другие нет. Третий вопрос будет зависеть от политиков. Из того, что я вижу в украинских СМИ, начал уже прорабатываться вопрос публично о том, что не перейти ли к модели бонской республики в отношениях с ГДР, не заключить ли мирный договор с учетом того, что Украина контролирует 80% территории, добиваться возвращения остальной территории мирным путем. То есть это все началось после саммита НАТО, где, видимо, Зеленскому и украинскому военно-политическому руководству объяснили, что до бесконечности эту войну Запад поддерживать не может, просто нет физических ресурсов.

Михаил Соколов: Еще одна тема, которая кажется тоже важной, – это последствия мятежа Евгения Пригожина, конец ЧВК "Вагнер". Давайте посмотрим, чем все заканчивается.

Михаил Соколов: На ваш взгляд, каковы последствия на военном поле этого мятежа? Потеряла ли теперь Россия какие-то существенные силы, боевой ресурс?

Владислав Селезнев: Безусловно. Практически можно смело записывать в заслуги "Вагнера", лично Пригожина захват Попасной, захват Соледара, захват Бахмута, большей его части. Именно знаменитые "мясные штурмы" имени Пригожина стали причиной тех самых результатов, которых достигла российская оккупационная армия. В настоящее время человеческий ресурс "Вагнера" достаточно серьезно выбит, остался лишь костяк той самой частной военной компании. Порядка двух-двух с половиной тысяч личного состава в настоящее время перемещено на территорию Беларуси ближе к Осиповичам. Является ли этот контингент угрожающим для украинских сил обороны, действующих на севере нашей страны? Думаю, что нет, ресурсов не много. Но тем не менее, мы видим, насколько напряженно эту информацию восприняли наши польские и балтийские партнеры, они начинают перемещать дополнительные военные ресурсы ближе к границе с республикой Беларусь, дабы быть в готовности реагировать на любые провокации, в том числе с использованием представителей ЧВК "Вагнер".

Украинские силы обороны, получив соответствующий приказ от президента Зеленского, провели комплекс мероприятий, направленных на усиление наших северных границ. Собственно говоря, историй образца февраля минувшего года точно повторения не будет, слишком серьезно заминирована территория, серьезные рубежи инженерных и фортификационных сооружений. Для меня очевидно, что сам факт перемещения "вагнеровцев" на территорию Беларуси вряд ли каким-то образом будет влиять на ситуацию на поле боя. Я бы больше обращал внимание на ритмичность и объемы поставок артиллерийских средств и боеприпасов к ним на разные участки фронта. Это, мне кажется, более весомый аргумент.

Михаил Соколов: Николай, как вы видите последствия этого путча, мятежа, ухода сил, как нам сказали, костяка ЧВК "Вагнер" в Беларусь? Что дальше?

Николай Митрохин: Пригожин в своей речи обещает: подучим белорусов, защитим, если что, поедем в Африку, а потом, может быть, вернемся на СВО, когда в нас возникнет потребность. Я думаю, судя по цифрам, с Пригожиным осталась небольшая часть бойцов, из тех 25 тысяч, о которых шла речь, вроде бы с ним сейчас порядка тысячи наемников. Возможно, их число увеличится, но пока по цифрам выглядит так. Это тот контингент, который, условно говоря, может уехать в ту или иную африканскую страну, благо рынок наемнических услуг на этом континенте большой, потребности большие, они поедут туда совмещать интересы российских ведомств с собственным заработком. Поэтому здесь более интересны политические последствия, что действительно Пригожин смог в медиа раскрутить себя как фигуру, альтернативную Путину, вплоть до того, что школьники на выпускных вечерах в Москве или в других городах поднимали флаги ЧВК "Вагнер", масса милиционеров или военнослужащих у себя в приватном порядке вешали эту символику "Вагнера", заменяя ею официозную символику поддержки войны с этими буквами Z и V.

У Пригожина был большой медиахолдинг, создававший ему положительный имидж и претендовавший на замену значительной части государственных медиа. Здесь мы видим полный крах политического проекта, что очень похоже на то, что происходило с Игорем Гиркиным (Стрелковым) в 2014 году, которого тоже очень быстро медиа раскрутили как фигуру, альтернативную Путину, альтернативного вождя, но так же быстро этот фитилек и прикрутили по команде из Кремля. Третий слой здесь – это то, как вообще тип подобного рода военной организации может сейчас действовать внутри России. Мы прекрасно знаем, что помимо ЧВК "Вагнер" существует еще масса частных военных компаний, существует система военных подразделений разной принадлежности от ЧВК до подразделений Министерства обороны, МВД и Росгвардии под реальным управлением Рамзана Кадырова, которая по численности никак не меньше, чем ЧВК "Вагнер".

Существует, как стало понятно из записи беседы командующего 58-й армии генерала Ивана Попова, некие особые личные отношения между командующим армией и его военнослужащими, где он Спартак, а они гладиаторы, что тоже намек на независимую военную инициативу. Таким образом внезапно оказалось, что в, казалось бы, полностью замороженной политически путинской России, где все под контролем Кремля, ФСБ и так далее, возможно, что крупные воинские формирования, вооруженные в том числе тяжелым оружием, могут спокойно поднять бунт, им за это по большому счету ничего не будет. Таким образом, сам по себе мятеж показывает на высокий уровень турбулентности именно в военной сфере, среди людей с оружием в России, что подразумевает возможность того или иного путча нового, попыток его. Тем более что сейчас в Министерстве обороны идет схватка между различными группами генералов, проигравшей оказалась группа Суровикина, но сколько там подобных группировок, сколько там людей с политическими амбициями среди военных, мы не знаем. Возможно, в один прекрасный день мы это узнаем.

Михаил Соколов: Я хотел в заключение вернуться к Крымскому мосту и показать опрос, как люди реагируют на этот взрыв.

Михаил Соколов: Настроения в России все-таки в основном будут оставаться провоенными?

Николай Митрохин: Они не провоенные, они реактивные на какие-то события. Например, этим людям однозначно все равно на гибель людей во время российских обстрелов Украины, которые идут ежедневно. Я думаю, что и этим людям, и украинцам все равно на гибель людей от украинской артиллерии или ракет на территории Донбасса, которые тоже регулярно в Шебекино условном происходят, никого ничего не волнует. Но если послать журналиста спрашивать или акцентировать через президента на гибель двух человек, что по меркам этой войны небольшие жертвы, то, конечно, эффект будет морализаторский. Но реально, мне кажется, всегда стоит опрашивать людей на тему: а что вы думаете, если Путин решит закончить с войной сегодня или завтра? Я думаю, что подавляющее большинство отнесется к этому положительно.