На этой неделе Преображенский суд Москвы назначил пресс-секретарю Алексея Навального Кире Ярмыш полтора года ограничения свободы по "санитарному делу". 7 месяцев, пока длилось разбирательство и суд, Ярмыш находилась под домашним арестом. В понедельник после вынесения приговора эту меру с нее сняли. Такой поворот событий стал неожиданностью даже для самой Ярмыш – она была уверена, что будет оставаться под домашним арестом до вступления приговора в силу.
Радио Свобода поговорило с Кирой Ярмыш, чтобы узнать, как прошли ее первые дни на свободе и 7 месяцев домашнего ареста, а также обсудили тактику сторонников Алексея Навального на предстоящие недели перед сентябрьскими выборами.
– Как прошли ваши первые дни после вынесения приговора по "санитарному делу"?
С понедельника я просто хаотично бегаю по Москве и решаю какие-то сложные насущные дела
– Я была уверена, что суд оставит меня под домашним арестом до вступления приговора в силу, так что я ничего не планировала. Само наказание – 1,5 года ограничения свободы – для меня сюрпризом не стало. Я была почти уверена, что будет именно так. Но меня застало врасплох, что с меня сняли меру пресечения и сразу же после приговора выпустили на улицу и в интернет. (Смеется.) В итоге с понедельника я просто хаотично бегаю по Москве и решаю какие-то сложные насущные дела, которые не могла решить все семь месяцев домашнего ареста. Так что нет, я за эти дни не сделала ничего классного. Нет! Я ничего не успеваю, хотя всего лишь пытаюсь справиться с валом навалившихся на меня дел.
– А можете рассказать чуть подробнее, что это за дела?
– Мне было нужно сходить к врачу. Мне нужно было пойти подстричься. Мне нужно работать в конце концов! На этой неделе исполнился год с момента отравления Алексея, поэтому работы очень много. А еще мне нужно было с кем-то встретиться, с кем я не могла увидеться эти самые семь месяцев. Причем как по работе, так и нет. Так что пока ничего другого я не делаю, но я много гуляю. В основном хожу пешком. Это очень приятное и давно забытое мною чувство.
– Буквально позавчера Лиза Нестерова, девушка другого соратника Навального Олега Степанова, написала в социальных сетях, что домашний арест – это вовсе не мягкая мера пресечения, как принято считать. Как для вас прошли эти семь месяцев? Чем вы занимались?
– Домашний арест – очень коварная мера пресечения. Тебя никому не жалко: ты сидишь не в тюрьме, а в комфортной квартире в Москве. Но эта мера пресечения придумана как раз для того, чтобы поместить человека в изоляцию. У тебя нет доступа к интернету и телефону. Если ты живешь один, то к тебе никто не может прийти, кроме адвоката, следователя и инспектора ФСИН. Так что у тебя крайне скудная жизнь. Это длится изо дня в день. И это довольно непросто. Но я не падала духом. Я много читала, смотрела сериалы. Причем сериалы мне буквально приносили на флешке. Естественно, я узнавала новости, но с большим опозданием.
– А как вы узнавали новости?
– Мне приносили что-то вроде дайджеста, как Путину. Но все это было постфактум. Когда ты постоянно сидишь в интернете, ты видишь комментарии, ты видишь реакцию… А здесь ты не видишь ничего. Очень сложно чувствовать связь с окружающим миром, потому что для тебя новости – это просто распечатанная бумажка. Так что поначалу я даже слышала фантомные вибрации в квартире: мне казалось, что мой телефон где-то лежит и звонит. Но это было не так, потому что у меня не было телефона и ничего не лежало и не звонило.
– А у вас изъяли телефон или вы его просто отдали адвокату на всякий случай?
– Да, я его отдала адвокату. На самом деле у меня был мобильный телефон, согласованный со следствием. Но это был старый-престарый кнопочный телефон без интернета. Я могла звонить адвокату, инспектору, следователю и близким родственникам – это все люди, с кем я могла общаться.
– Но, скажем, заказать продукты в той же Яндекс.Лавке вы не могли?
Когда мне разрешили прогулки, в бытовом плане стало полегче
– Нет, не могла – мне нельзя было пользоваться интернетом. Первые два месяца домашнего ареста у меня не было прогулок, поэтому я звонила адвокату и диктовала ей список того, что мне нужно. Она мне все заказывала, курьер приносил заказ под дверь, а я потом забирала пакеты. Вот так вот и жила. Но через два месяца мне разрешили прогулки, и в бытовом плане стало полегче. Хотя, конечно, "прогулки" – это громкое слово. Мне согласовали один час в день с 10 до 11 часов утра, но при этом я не могла отходить дальше 500 метров от дома. Это означает, что даже в этот час погулять я не могла, но зато я могла дойти до ближайшего супермаркета и вернуться. Потому что до этого я буквально не могла выбросить мусор. А мне даже не приходило в голову, что это может осложнить жизнь.
– Получается, что из-за того, что вы живете одна, для вас домашний арест сопровождался массой бытовых неудобств?
– Если ты заперт в квартире без возможности выйти и если ты живешь с кем-то, то, наверное, все друг от друга устают. Если ты живешь один, то ты устаешь от одиночества. Так что в любом случае домашний арест – это не сахар.
– Что вы прочитали и посмотрели за время своего домашнего ареста?
– Я прочитала, мне кажется, книжек 50. Например, я прочитала Водолазкина "Брисбен". Мне понравилось. Мне неожиданно понравилась книжка "Дебютант" Лебедева. Она вышла в "Корпусе" сразу после моей. Я ее прочитала и была потрясена. На меня просто снизошло какое-то мистическое чувство. "Дебютант" – это как бы художественное название некого химического оружия, которое разрабатывают российские спецслужбы. И история во многом настолько похожа (а человек писал ее раньше, когда еще не было никакого отравления Навального), что меня это просто потрясло. Я очень много чего прочитала.
– Кира, пока вы находились под домашним арестом, Генпрокуратуру попросили проверить вашу книгу "Невероятные происшествия в женской камере №3" на пропаганду наркотиков, самоубийств и "нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних". Насколько для вас и издательства это стало неожиданностью?
– Я, конечно, не могу сказать, что это для меня было ожидаемо. Это же абсурд! Мне не приходило в голову, что такое может произойти. Но когда это произошло, меня это нисколько не удивило. А чего я ждала?! Логично было, что найдется кто-нибудь, кто решит написать донос на мою книжку. Я это воспринимаю как очередную рекламу, поэтому сильно не грущу. Я узнала об этом исключительно из новостей. Кроме этого у меня нет никаких документов или доказательств.
– До сентябрьских выборов остался месяц. Как оставшаяся команда сторонников Навального собирается прожить эти ближайшие недели?
– Мы собираемся изо всех сил агитировать за "Умное голосование". Мы же видим, что сейчас происходит со всеми блокировками сайтов, со снятием всех на свете кандидатов и с признанием реально половины страны экстремистами. Как мне кажется, все это красноречивое подтверждение, что "Умное голосование" – это самая классная и самая правильная стратегия на выборах вообще и на ближайших в частности. Ничего лучше даже придумать невозможно. Мы собираемся как можно активнее убеждать людей скачивать себе приложение "Умного голосования". Сайт ["Умного голосования"] пока работает, но мы не сомневаемся, что его заблокируют. Буквально позавчера стало известно, что Роскомнадзор потребовал от Apple удалить наше приложение из AppStore. Но я очень надеюсь, что Apple на это не пойдет, потому что это совсем нарушает здравый смысл и любую законность.
– А у вас нет опасений, что тех кандидатов, кого вы будете поддерживать через "Умное голосование", в последний момент под каким-нибудь предлогом снимут? Даже несмотря на то, что сейчас это можно сделать только по решению суда.
Я не верю, что можно снять всех кандидатов по всем округам, на которых мы укажем
– Я не верю, что можно снять всех кандидатов по всем округам, на которых мы укажем. Никто и не рассчитывает, что условный Петя Петров, которого мы призовем поддержать, будет классным кандидатом. Цель голосования за него – это нарушить монополию "Единой России".
И я не думаю, что возможно беспрецедентное снятие нескольких сотен кандидатов с выборов в самый последний момент. Это ведь будет до такой степени дискредитацией выборов в противном случае. Понятное дело, что в них и сейчас никто не верит. Но, по крайней мере, и Памфилова, и "Единая Россия" стараются сделать вид, что существует какое-то представление о легитимности этих выборов. Но вот такой сценарий наглядно продемонстрирует, что это просто какая-то феноменальная насмешка, а не выборы. Ну кто пойдет голосовать после такого хоть за кого-нибудь?! Я надеюсь, что не будут снимать никого, потому что это слишком глупо даже для них.
– Сентябрьские выборы будут проходить в три дня и в условиях, когда будет крайне затруднено независимое наблюдение. Вы как-то готовитесь к этой новой электоральной реальности? У вас поменяется как-то стратегия? И вообще сработает ли "Умное голосование" при трехдневных выборах?
– Никто не сомневается в том, что они [власти] будут фальсифицировать всеми силами. В России есть традиционные регионы, где буквально рисуют заоблачные проценты. Но я думаю, что они не могут сфальсифицировать все. В большинстве мест (а тем более в Москве) все-таки будут наблюдатели, будет хоть какой-то контроль. Они не могут позволить себе внаглую нарисовать бессмысленно огромную цифру. Все-таки фальсификация выборов – это кропотливый процесс. Однако если у вас много людей и все голосуют за одного человека, то это должно перебить всю мелкую жульническую кропотливую работу.
– То есть вам не кажется вероятным, что в России может произойти сценарий белорусских выборов прошлого года? Я не про протесты, а о том, что Александр Лукашенко не постеснялся объявить себе победителем с результатом 80%?
"Единая Россия" хочет получить каждый округ из 225. Наша задача – сделать так, чтобы она получила как можно меньше этих округов
– Мы видим рейтинги "Единой России". Они до такой степени низкие, что, мне кажется, сейчас без всяких выборов невозможно найти ни одного человека, который сказал бы, что он будет голосовать за "Единую Россию". Нет, скорее, мы хотим повторить успех наш собственный, который был год назад в Томске, Новосибирске, который был в Москве на выборах в Мосгордуму 2019 года. "Единая Россия" хочет получить каждый округ из 225. Наша задача – сделать так, чтобы она получила как можно меньше этих округов, поэтому нам нужно бороться за каждый. Будем этим заниматься.
– 20 августа была годовщина отравления Алексея Навального. Что это был за год и для вас, и для России?
– 20 августа 2020 года – это день, который, несомненно, изменил Россию, разделил ее на Россию до и Россию после. Такой вот водораздел, после которого ничего уже не было прежним. Это некая такая нисходящая спираль. Количество репрессий и закручивание гаек, которое происходило с тех пор, беспрецедентное. Но то, что Алексей выжил, вернулся в Россию, ничего не испугавшись, а мы выпустили наше видео про Путина – все это дает мне веру в людей и надежду на то, что все будет хорошо. Сложные времена требуют отчаянных мер и показывают, чем люди являются на самом деле. И мне кажется, что за этот год я увидела огромное количество поддержки и огромное количество самого неожиданно хорошего, чего я не могла представить себе раньше. У меня оптимистический настрой.
– То есть этот год оказался все-таки лучше, чем он представлялся вам из 20 августа 2020-го и уже тем более 17 января, когда Алексея Навального задержали на паспортном контроле?
– Да, 20 августа он мне представлялся, пожалуй, чудовищным. Произошло очень много событий (несомненно, очень много ужасных событий) с тех пор. Жизнь перешла в плоскость другого уровня противостояния. Все, что было раньше, – это была какая-то обычная жизнь. Такого вала репрессий никто не видел. Но было и очень много всего хорошего – много поддержки, мобилизации сторонников. Нельзя только грустить и страдать о том, как же плохо теперь все у нас складывается и будет только хуже.
– Уверена, что перед возвращением Навального в Россию вы всей командой просчитывали самые разные варианты. Но допускали ли вы, что спустя год после его отравления вся ваша деятельность окажется фактически вне правового поля в России, что ФБК признают и экстремистской организацией, и иностранным агентом, что вам придется ликвидировать сеть региональных штабов и что из России придется уехать не только ближайшим соратникам (типа Волкова и Жданова), но и некоторым руководителям этих самых штабов из регионов, а сама вы 7 месяцев проведете под домашним арестом?
Мы стараемся всеми силами противостоять системе, которую мы считаем несправедливой, незаконной, воровской
– Мы это не рассматривали, потому что это бессмысленно. Понимаете, нашей страной управляет человек, как мне кажется, уже впавший в безумие. Поэтому пытаться предполагать, что он собирается сделать, невозможно и бессмысленно. Нужно действовать, исходя из ситуации. Исходя из ситуации, Алексей посчитал, что он может вернуться. Я тогда поддерживала и по-прежнему поддерживаю его решение. Мне очень не нравится слышать комментарии в духе того, что, ах, как же вы его не удержали или, ах, зачем же он прилетел назад. Он восстановился. Это всегда было его целью – как можно скорее вернуться после лечения. Для себя эмиграцию он не рассматривал никогда. Вот он вернулся, и начало что-то происходить. Естественно, никто не предполагал, что ФБК признают экстремистами в апреле. Да, такой риск существовал всегда, но никто не знал, когда это может произойти. И вообще жить в тени этого риска было невозможно. Поэтому мы стараемся всеми силами противостоять системе, которую мы считаем несправедливой, незаконной, воровской.
– Насколько сейчас ваша работа, то есть работа сторонников Навального, парализована или затруднена?
– Я бы не стала называть ее парализованной. Мне кажется, что даже если посмотреть на наш Youtube-канал, то расследования выходят ничуть не худшего качества и ничуть не с меньшей частотой, чем раньше. Понятное дело, что сложно работать в ситуации, когда лидер твоей организации находится в тюрьме и связь с ним через адвокатов и через день... Но мы все же не рок-звезды, для которых любовь, обожание, внимание – это самоцель. Наша цель – процветающая и свободная Россия. Мы будем стараться делать все возможное, чтобы эту цель приблизить.
К тому же интерес к нашей работе или рейтинги и одобрения Алексея – это не какая-то стабильная величина, которая никогда не меняется и ничему не подвержена. Конечно, подвержены. Но это никак не влияет на нашу решимость заниматься тем, чем мы занимаемся. Если вам кажется, что нас стало меньше или мы стали какими-то неинтересными, то значит, мы сделаем еще что-нибудь еще более классное, чем раньше, и снова поднимем интерес к себе.
