Сергей Медведев: Будущее наступило в государстве Израиль, который в июне 2021 года стал первым в мире государством, полностью законодательно запретившим торговлю изделиями из натурального меха. В последние десятилетия в мире моды все больше брендов, все больше модных домов становятся свободными от меха.

Насколько вообще мировая индустрия моды готова отказаться от меха, а может быть, в перспективе и от кожи? Насколько популярным становится этичное потребление, отказ от эксплуатации животных? Откажется когда-нибудь Россия от своих традиционных меховых шуб? У нас в гостях Людмила Алябьева, шеф-редактор журнала "Теория моды: одежда, тело, культура", доцент Школы дизайна ВШЭ.

^{Видеоверсия программы}

Корреспондент: Многие мировые бренды заявили об отказе от натурального меха. В розничной торговле несколько компаний также опубликовали решение о прекращении продажи изделий из меха и кожи. В числе отказавшихся, кстати, и Букингемский дворец: меховые элементы одежды королевы Великобритании будут изготавливаться из искусственного сырья.

Неприязнь к натуральному меху демонстрирует запрос потребителей на экологию производства, клиенты не хотят поддерживать жестокость и стараются идти в ногу со временем. Кроме того, шубы из искусственного меха можно сдать на переработку. Количество домов моды, заявивших о желании переосмыслить отношение к меху, растет каждую неделю.

Сергей Медведев: Легко же отказаться от меха в Израиле: там не так холодно, – подумал я. Тем не менее, этот тренд в XXI веке определяется достаточно четко.

Людмила Алябьева: Да, мы наблюдаем снижение спроса на меховые изделия повсеместно. Но тому, с чем мы сегодня имеем дело, предшествовали долгие годы борьбы и работы.

Сергей Медведев: У меня такое ощущение, что это началось где-то в 60-е годы, когда пошла мода на синтетику – это было ново, технократично.

Людмила Алябьева: Мода на синтетику – это скорее такой взрыв в 50-е и начало 60-х, культура однодневного потребления: ты покупаешь и выбрасываешь. Все сходили от этого с ума: как здорово, можно купить вещь, поносить и сразу от нее избавиться! Но уже в 60-е годы начали звучать первые вопросы: избавиться ли, куда все это исчезает? На волне хиппи-истории постепенно начали пробивать себе дорогу первые экологически сознательные и в целом этические заявления.

Это набирает силу к концу 70-х годов. В 80-е уже начинает свою активную и даже довольно агрессивную деятельность известная организация "Люди за этичное отношение к животным": лозунг "я лучше пойду голым, чем буду носить мех", вся история вокруг этого. В 80-90-е годы идет очень агрессивный антимеховой активизм с атаками на людей. Потом эта борьба ушла куда-то за кулисы и там очень активно продолжалась. Сегодня мы имеем дело уже с другой волной, которая, скорее всего, приведет нас к немножко иным результатам.

Сергей Медведев: Она связана с новой молодежной культурой? Насколько сейчас прежние признаки статуса, богатства остаются важными в индустрии моды? В западной моде "Венера в мехах", соблазнительная женщина в меховой шубе поверх нижнего белья, уже больше не является идеалом.

Людмила Алябьева: Это уже архаичная история, сегодня востребованы совершенно другие нарративы. Конечно, новая аудитория без иронии не купится на таких "венер в мехах". Статус сегодня транслируется не при помощи брендированной одежды с ног до головы, это уже совершенно другая история. Конечно, сегодня молодые люди, связанные с производством одежды (студенты, будущие дизайнеры) совершенно по-другому мыслят и говорят на другом языке, в котором слова "прозрачность" и "справедливость" не звучат так патетично, как когда об этом говорим мы.

Сергей Медведев: Практически все крупные дома: и Calvin Klein, и Armani, и Gucci, и Prada заявили об отказе от меха. Единственным, по-моему, остается Арно: в его империи держится мех.

Людмила Алябьева: Все активно друг за другом делают такие заявления. В этом смысле интересно посмотреть на деятельность убежденной экологический активистки Стеллы Маккартни, которая с самого начала позиционировала себя как экоактивиста в области высокой моды. Буквально недавно она презентовала новую технологию изготовления экокожи из грибов. Ведется все больше и больше разработок в области новых технологий.

Противники натурального меха часто слышат упреки в том, что искусственный мех на самом деле не экологичен, он оставляет очень большой экологический след. Это синтетика, она не такая ноская, как натуральный мех, обычно от нее избавляются максимум в течение пяти лет, она не передается из поколения в поколение, как меховые шубы, она не биоразлагаемая. И сейчас задача модных дизайнеров вместе с химиками – разработать новые материалы, которые будут максимально безопасными.

Сергей Медведев: Но в целом меховой рынок падает. Особенно сильно ударила по нему пандемия, этот скандал с несчастными датскими норками: убили 15 миллионов норок, по всей Европе пошел коронавирус по норкам. А как вообще сказалась пандемия на сегменте luxury, на статусном потреблении?

Людмила Алябьева: Luxury всегда страдает меньше других уровней, потому что в периоды таких ограничений покупать меньше, но лучше становится гораздо актуальнее. Другое дело, что в это время потребительские желания были очень минималистичны: остановившись, мы многое переосмыслили.

Сергей Медведев: У меня тоже есть ощущение, что выход из пандемии будет достаточно "зеленым" и экологичным. Происходит некоторое осознание собственного тела, тех пределов, которые ставит ему окружающая среда. Экологическая составляющая будет все важнее в политике и в обществе.

Людмила Алябьева: Нам кажется, что мы пуп земли, и все вертится вокруг нас. В январе 2021 года итальянский "Вог" вышел, полностью посвященный животным: там были волки, собаки, пчелки.

Сергей Медведев: Они были сфотографированы в лесу, в естественной природе, или они как бы на подиуме?

Людмила Алябьева: По-разному. Это были и съемки, и попытки фотографировать в реальной среде обитания. Редакторы заявили: мы сделали этот номер, потому что мир не вращается вокруг людей. Как ни крути, система координат сильно меняется, и парадигма тоже. Мы крутимся вокруг меха, а на самом деле это очень хорошо вписывается во все изменения, касающиеся пресловутой новой этики и вообще всех процессов, идущих сегодня в мире.

Сергей Медведев: Кожа идет с отставанием: ее все-таки сложнее заменить, из нее делают столько вещей – и сумки, и кошельки, и пояса, и обувь... Мех – это все-таки чистая luxury, и он легче заменяется.

Людмила Алябьева: В 2019 году, когда была рекордно теплая зима, в России сильно упали продажи меха. Все-таки климатические условия имеют значение. С кожей сложнее, но тем не менее…

Сергей Медведев: Мех уже точно заменяем? А вдруг нас сейчас смотрит человек из Норильска и думает: ха-ха, они мне тут рассказывают, как можно прожить без меха!

Людмила Алябьева: Искусственный мех пока еще недостаточно хорош и безопасен, чтоб сказать: все, заменили, прощай натуральное, здравствуй искусственное.

Сергей Медведев: Рассуждает создатель бренда одежды Марина Ривьера.

Марина Ривьера: Мой бренд одежды из экомеха существует восемь лет, так что у меня была возможность проследить, как люди относятся к натуральному меху и экомеху. За это время произошел огромный сдвиг. Конечно, это было подхвачено и некой модой, однако это не только мода, но и стремление людей к большей осознанности.

Женщины и девушки, которые обладают достаточно хорошей самооценкой и им не нужны внешние показатели чего-либо, очень легко отказываются от меха, потому что мех сейчас больше не несет с собой ничего такого, что не могли бы заменить другие материалы.

Многие удивятся, узнав, что производство экомеха, казалось бы, синтетического, гораздо менее вредно, чем производство натурального меха, которое требует огромных затрат. Натуральная шуба – это все-таки часть трупа (давайте называть вещи своими именами). Чтобы она не разлагалась и не гнила, ее обрабатывают ядренейшими, очень вредными препаратами. Все зверофермы стоят на реках, все эти ужасные вещества сливаются в воду. Кроме того, это огромное скопление животных, огромный выброс углекислого газа, обслуживание этих животных (мы уже не говорим про распространение болезней). Проводились исследования: производство натурального меха вредит планете примерно в 20-23 раза сильней.

Сергей Медведев: Я несколько раз был на зверофермах, на Чукотке был на песцовой ферме – это ужасное зрелище. Тем, кто носит мех, я бы рекомендовал экскурсию туда, чтобы посмотреть, откуда возникают ваши соболя, чернобурки, норка, песец и так далее.

Россия тоже следует глобальному тренду? Можно ли представить, что здесь когда-либо откажутся от традиционной семейной шубы, которая передается по наследству через несколько поколений?

Людмила Алябьева: Сейчас выступала дизайнер, которая, как я понимаю, живет и работает в России, значит, здесь есть спрос на искусственный мех. Наверное, со временем откажемся и мы. Я не уверена, что у человека получится стать стопроцентно экологичным, но мы можем сбалансировать и минимизировать свой след. Мы можем отказаться от такого количества покупок, которое совершаем сейчас, можем ограничить другие стремления и желания. Например, вместо того, чтобы покупать новое, можно купить что-нибудь в секонд-хенде. Молодая публика сегодня очень увлечена всеми этими историями.

Тренд-то до нас добрался, другой вопрос, насколько мы производственно встроимся во все эти процессы, ведь это требует глобального пересмотра всего, и это огромные вложения средств. Здесь больше вопросов, чем ответов.

Сергей Медведев: Должна происходить ментальная перестройка, чтобы это было выгодно экономически, чтобы люди были готовы доплачивать за этичное потребление, за то, чтобы носить вещь, в которую не заложена чужая кровь и смерть.

Людмила Алябьева: Это должно быть заложено на уровне просвещения, должно начинаться в детских садах, а не в школах, когда ребенок работает над экологическим проектом, а потом приходит домой, где родители живут так же, как и раньше.

Сергей Медведев: Насколько этичное потребление является частью большого этического поворота XXI века?

Людмила Алябьева: Оно является самой непосредственной его частью, поскольку все это, так или иначе, – часть одной большой новой парадигмы, где переосмысляются и отношения между людьми, и отношения между людьми и не людьми. Сегодня мы живем уже совсем в другом мире и, во многом благодаря интернету, слышим большое количество голосов, которые должны принимать во внимание. Вся картина мира, которая существовала до недавнего времени, изменяется, и сопротивляться этому бессмысленно. Это уже укоренено в головах молодого поколения.

Сергей Медведев: Я думаю, это часть общего большого поворота, в том числе с женщинами, с #MeToo, с харассментом. Это освобождение прежде угнетенных живых существ, будь то потомки афроамериканских рабов, будь то женщина в патриархальном обществе или будь то животное, которое служит нам пищей или источником одежды. Это все части деколонизации, ухода из патриархального.

Людмила Алябьева: Да, это все части так называемого деколониального поворота, который уже активно переживает Запад, и мы тоже по-своему идем за ним.

Сергей Медведев: Наверное, нас сейчас смотрят сторонники патриархата, и они могут сказать: мало того, что на женщину нельзя посмотреть с вожделением, потрогать ее за коленку, уже и шубу носить нельзя!

Людмила Алябьева: Мы не знаем подробностей производства одежды – это тоже большая проблема. Все это стало изменяться только недавно, после трагедии "Рана Плаза", когда заговорили об условиях, в которых производятся дешевые футболки и джинсы. Это тоже очень важный поворот в моде, которая до недавнего времени была сфокусирована на потреблении, на радужной и парадной его стороне, а тут вдруг начали думать: а как, кто, где делает мою одежду?

Сергей Медведев: Это часть того поворота, когда на подиум выводятся животные, когда мы говорим не о фэшн-бутике в Милане, а о трущобах в Бангладеш, где все это отшивается. Я хочу попросить тех, кто готовит шубу летом: уберите ее куда-нибудь подальше, а еще лучше отнесите в комиссионку, чтобы она там продолжила свою жизнь. Есть масса удобнейших синтетических альтернатив: те же самые пуховки. Но тут тоже надо быть острожным: лучше брать пуховку не с пух-пером, а тоже с хорошими синтетическими заменителями, чтобы бедная ощипанная утка или гусь потом не гуляли голыми и не страдали. Все это часть большого поворота под названием "новая этика".