Микрорайон Пятый поселок расположен на окраине Петрозаводска, и это не самый развитый и благополучный район: нет отделений банков, всего одна аптека, одна школа. Зато много разбитых или неасфальтированных дорог, старых двухэтажек, окруженных покосившимися дровяными сараями и гниющим автохламом. Ветхие "деревяшки" – проблема для всей Карелии: сносить и расселять в республике нужно сотни домов. Однако в Пятом поселке дома все же особенные.

– Мой дед в 1941 году умер в немецком концлагере для военнопленных. Узнал я об этом год назад, – рассказывает петрозаводчанин Сергей Сенькин, сидя в тесной квартирке на улице Локомотивной. Совсем недавно вместе с подробностями о гибели деда он узнал, что раньше в стенах его дома жили узники финского концлагеря.

– Вот ирония: дед в концлагере умер, а у внука его в концлагере квартира теперь, – говорит Сергей. В его руках схема Пятого концентрационного лагеря Петрозаводска 1941–44 годов. Схема – из книги финского исследователя Юкки Куломаа. Если наложить ее на современную карту, можно понять, где находились ворота, где жили заключенные, где был госпиталь. Дом, в котором досталась квартира Сенькину, использовался в качестве лагерного барака. Но есть здесь здания и с более мрачной историей.

​Особенное происхождение

То, что происхождение Пятого поселка имеет трагический оттенок, знают многие горожане. Собственно, и название его связано с номером лагеря. В период оккупации (1941–1944 годы) на территории Петрозаводска финны создали шесть концентрационных лагерей, куда сгоняли в основном русское население. Для размещения пленных использовали в том числе уже построенные в довоенное время здания.

О том, как жилось узникам лагерей в годы оккупации, они подробно рассказывали уже после войны карельским историкам:

"В помещениях в 15–20 кв. м проживало от 6 до 7 семей... Среди заключенных наблюдалась массовая вшивость. Нечеловеческие условия жизни в лагере повлекли за собой развитие эпидемий – цинги, дизентерии, сыпного тифа", – вспоминала бывшая заключенная по фамилии Лахина.

"Свирепствовала дизентерия… Ежедневно умирало 10–15 человек. Кормили очень плохо. Выдавали немного хлеба с какой-то примесью и граммов 50 гнилой колбасы на три дня. Есть постоянно хотелось", – рассказывал о жизни в лагере бывший узник с фамилией Семко.

"В первых числах июня 1944 года я был в Петрозаводске. На станции Петрозаводск я видел лагерь для советских детей. В лагере помещались дети от 5 до 15 лет. На детей было жутко смотреть. Это были маленькие живые скелеты, одетые в невообразимое тряпье. Дети были так измучены, что даже разучились плакать и на все смотрели безразличными глазами", – говорил финский солдат 20-й пехотной бригады Тойво Арвид Лайне, попавший в плен к красноармейцам.

В этих воспоминаниях речь как раз идет о Пятом концлагере карельской столицы. А малолетняя узница Ленина Макеева – возможно, одна из тех детей, о которых говорил финский солдат Лайне. За колючей проволокой она оказалась в пять лет.

"На второй этаж не могла подняться, не было сил"

Взрослеть пятилетней Ленине пришлось быстро. "Ушки все время были на макушке", – рассказывает Ленина Павловна сегодня. Вокруг постоянно умирали люди, в том числе – родные.

– Бабушка умерла от голода в начале 1942 года, одна сестра умерла в конце 42-го, другая – в начале 43 года. Тоже от голода. Я в пять лет на второй этаж не могла подняться, не было сил. Из-за голода шли на нарушение лагерного режима. Делали подкопы под проволоку, сбегали в город, просили еду, искали на помойках… Девушка была – Римма, я ей так благодарна. Она работала в казарме, где-то возьмет остатки пищи, где-то украдет – и с нами делилась, – вспоминает Макеева.

Когда война закончилась, Ленина Макеева еще двадцать лет жила в одном из домов Пятого концлагеря. По словам историка, директора Национального музея Карелии Михаила Гольденберга, в пережившем оккупацию Петрозаводске с жильем была настоящая катастрофа: люди рыли себе землянки, целыми семьями ютились в каморках, санузлах. Относительно новые двухэтажные дома никто бы сносить не стал.

Проблема в том, что не снесли их и спустя 75 лет после освобождения Карелии. И сносить не собираются: в 2016 году в ремонт дома №3 по улице Профсоюзной вложили почти два миллиона рублей.

– Как игрушечка! – резюмирует Ленина Макеева, глядя на обшитое сайдингом здание.

Живущая здесь пенсионерка Татьяна Васильевна "игрушечкой" недовольна: по ее словам, чинить здание 1933 года постройки было глупо, оно рушится изнутри. История дома для нее не секрет – ее мать сама была узницей одного из петрозаводских лагерей.

– У нашей мамы шестеро жили в одной комнате. Потом соседи умерли, мама осталась с сестрой, им еще людей подселили. Моя мама столько ужасов пережила! Эмоционально, конечно, мне тут не очень-то.

"Поначалу было жутко, а потом свыклись"

– Несколько лет назад на одном из домов Пятого поселка установили памятную плиту. При этом кто-то из узников заранее ходил, всех опрашивал, разрешение взяли. Но как только установили – начались претензии. Одна женщина заявила: "Что это вы нас заживо хороните?" – описывает случившееся учитель русского языка и литературы школы №35 Жанна Третьякова. Вместе со своей коллегой, учителем истории Светланой Тидякиной, она проводит экскурсии по Пятому поселку.

Обе учительницы работают в школе 30 лет и прекрасно знают о прошлом этого места. О нем Третьяковой и Тидякиной рассказывали бывшие узники Пятого концлагеря. Эти воспоминания вошли в онлайн-экскурсию на официальном сайте школы.

Вот одно из них, о сегодняшнем доме №17 по улице Владимирской, где располагался лагерный госпиталь:

"Сюда приводили несколько раз в год и брали кровь для раненых финнов… После сдачи крови более крепкие и старшие, отлежавшись, возвращались домой через несколько часов. Но были и такие дети, которые очень тяжело переносили эту процедуру, они иногда оставались в этом доме после забора крови почти на неделю".

– И вот здесь люди до сих пор живут. Это очень странно. Хотя они могут и не в курсе быть. Откуда? – рассуждает Жанна Третьякова. – Зачем им вообще об этом знать, это же страшно…

Но не всех жителей бывшего лагеря пугает история этого места. Наталья – хозяйка одной из квартир бывшего госпиталя, – рассказывает об истории дома с равнодушием: она живет в этом здании с самого детства.

– У меня отец был малолетним узником Пятого концлагеря. Потом он уехал по работе, много где побывал, но вернулся в Петрозаводск – и так получилось, что попал жить в этот дом. Это была чистая случайность, – спокойно рассказывает Наталья. – Он нам жуткого ничего не рассказывал.

– Вам не страшно здесь жить?

– Поначалу было жутко. А потом привыкли, свыклись. Все ушло, успокоилось. Мы здесь сами уже не живем, а выживаем.

В очереди на капремонт

Дома, служившие с 1941 по 1944 годы местом содержания узников, сегодня почти все стоят в очереди на капремонт. Дом, в котором живет Сергей Сенькин, планируют ремонтировать в 2022 году.

Директор Национального музея Карелии, историк Михаил Гольденберг убежден, что у этих строений может быть лишь одно применение.

– Я бы в одном из них сделал Музей детей войны. Любому человеку понятно, что жить в таких домах – ненормально, даже если евроремонт там сделать. С освобождения города прошло 75 лет, надо, конечно, было переселить людей, – говорит Гольденберг.

В администрации Петрозаводска к обитаемым баракам относятся спокойно. Представитель мэрии объяснил, что признание дома аварийным – процедура, которой должны заниматься собственники помещений. Они за свой счет должны провести соответствующее обследование, которое стоит порядка 35 тысяч рублей.

Дом №17 по Владимирской, где почти 80 лет назад умирали от болезней пленные жители Петрозаводска, был признан аварийным в конце 2018 года. По закону его должны снести, а жителям предоставить новые квартиры.

В Карелии действует программа расселения аварийного фонда, рассчитанная до 2025 года, но в нее включены дома, получившие такой статус в период с 2012 по 2017 год. Это значит, что дома, пополнившие перечень после, простоят в Петрозаводске еще много лет. Касается это и бывшего концлагерного лазарета на улице Владимирской, который не попал в действующую программу расселения.