- Что позволяют себе власти, ссылаясь на карантин, и какие права граждан в этих обстоятельствах они могут законно ограничить.
- Суд в Ярославле начинает рассматривать дело 14 сотрудников колонии, которые избивали и пытали заключенного.
- Правозащитники оценили свободу интернета в России: наступление государства усиливается, но пока все не так критично.
Пожалуй, чаще всего в последние недели обсуждают истории, связанные с распространением китайского коронавируса и попытками его побороть. Российские власти, например, эвакуировали своих граждан из Китая и поместили их на карантин в тюменский санаторий. Чиновники утверждают, что никто из эвакуированных на здоровье не жалуется, все они довольны условиями, в которых вынужденно оказались.
Видеоверсия программы
Создание тюменской резервации уже повлекло за собой множество толков и пересудов. Те, кто остается снаружи, переживают, не распространится ли инфекция на них. Беспокойство вызывает и то, что фактически сейчас можно, объявив карантин, закрыть неограниченное количество людей на одной территории и не выпускать их оттуда сколько угодно.
Рассказывают адвокат Рустам Чернов, а также юрист и блогер Денис Костин.
Рустам Чернов: В России с 1999 года существует закон "О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения", статья 31-я которого предусматривает введение карантина для случаев инфекционных заболеваний, представляющих опасность для окружающих. Закон подразумевает обследование лица, его изоляцию и медикаментозное лечение. Это как раз тот случай. Закон скопирован с международных стандартов. Другие иностранные государства предпринимают такие же действия.
Марьяна Торочешникова: Но в разных странах карантины проходят по-разному. В Китае, например, сначала закрыли целый десятимиллионный город, а потом и всю пятидесятимиллионную провинцию, но люди могут существовать в этом городе. А в США людей вывезли на военную базу в Калифорнии, и они могут там совершенно спокойно выходить на улицу гулять, играть в футбол.
Рустам Чернов: В России все-таки есть некоторый дисбаланс между ветвями власти, поэтому исполнительная власть делает то, что считает нужным. Но людей все-таки поместили в санаторий, а не в инфекционное отделение какой-нибудь больницы, и им, как я понимаю, оказывается надлежащий уход.
Денис Костин: В целом я совершенно не усматриваю в этом сюжете нарушения прав граждан. Может быть, это покажется жесткой изоляцией, но государство принимает все возможные меры для того, чтобы максимально ограничить распространение этой инфекции.
Марьяна Торочешникова: А что сделают с человеком, если он решит уйти из этого карантина?
Рустам Чернов: Это место принудительного содержания. Лицо может обращаться к уполномоченному по правам человека по региону, как и в суд, указывать, допустим, что лица, осуществляющие принудительное содержание, нарушают какие-то его права, и это станет предметом проверки.
Создание тюменской резервации уже повлекло за собой множество толков и пересудов
Марьяна Торочешникова: Но здесь же совершенно очевидно нарушается сразу право на свободу передвижения, на невмешательство...
Рустам Чернов: Право не существует в вакууме. У государства есть обязанность, есть закон больших чисел. Когда вы вакцинируете своего ребенка, вы же не думаете о том, что из десяти тысяч вакцинируемых детей один обязательно умрет: это статистика. Вы думаете о том, как обезопасить себя и ребенка от болезни. Государство не может ради одного ребенка отменить общую вакцинацию. Точно так же и здесь: государство обязано обеспечивать безопасность населения. Поэтому есть некоторая подвижка в гарантированных правах на передвижение определенного круга лиц, и небезосновательная. Несоблюдение этого правила может привести к катастрофическим последствиям. Право – это система баланса разных интересов. Есть закон, и он один для всех.
Марьяна Торочешникова: Денис, если человек сбежит из карантина, могут его наказать, оштрафовать?
Денис Костин: Никакой ответственности не предусмотрено. Его просто вернут, а карантин ему продлят. Это вынужденная мера, которую государство должно принимать для того, чтобы избежать распространения инфекции.
Марьяна Торочешникова: А могут ли чиновники злоупотребить своей обязанностью заботы о гражданах и под предлогом карантина собирать людей в одном месте с иными целями?
Денис Костин: В теории это, конечно, возможно, но очень маловероятно. Есть постановление главного государственного санитарного врача под названием "Общие требования по профилактике инфекционных и паразитарных заболеваний", которое строго устанавливает, что изолировать гражданина или поместить его на карантин можно только в случае наличия медицинских показаний.
Марьяна Торочешникова: Вокруг этого тюменского санатория две линии оцепления из "росгвардейцев".
Рустам Чернов: И это правильно. Пока нет конкретной жалобы от кого-то человека, мы не можем положить все эти рассуждения в основу констатации факта нарушения прав человека.
Марьяна Торочешникова: Но ведь такие рассуждения появляются не на ровном месте. Я говорю о недоверии граждан к власти и к действиям чиновников.
А сколько могут держать человека в карантине?
Рустам Чернов: Это определяется медицинскими показаниями. Инкубационный период коронавируса, диагностированный в том числе ВОЗ, – 14 дней. Но понятно, что этот срок будет больше, порядка 20 дней, поскольку есть транспортировка лица, есть его первичное наблюдение при транспортировке. Гипотетически, если завтра поступит информация, что идет волновой или цикличный инкубационный период, то есть болезнь скрывается, а потом снова проявляется, и это занимает три-четыре месяца, то этот срок будет продлен.
Денис Костин: 31 января было принято постановление главного государственного санитарного врача, посвященное непосредственно распространению коронавируса на территории России. Оно определяет двухнедельный срок содержания на карантине и круг лиц, которые могут быть помещены на карантин. Как правило, это граждане КНР, которые имеют вид на жительство и недавно прибыли из Китая в Россию, и это граждане России, которые прибыли из КНР в Россию, у которых либо диагностирован коронавирус, либо есть подозрение на его наличие.
Марьяна Торочешникова: В Тюмени сейчас находятся и граждане Белоруссии, Украины, Казахстана: их вывозили вместе с россиянами.
А у людей есть возможность выбрать условия, в которых их будут содержать в карантине? Чем обеспечиваются и подкрепляются их права с точки зрения социального удобства?
Денис Костин: На них распространяются те же нормы и правила, что и на больных. Никаких специальных норм для тех, кто находится на карантине, законом не предусмотрено. Как мы видим, людям носят еду в постель, за ними ухаживают. Да, они не выходят за пределы комнаты, но в целом условия подходящие для того, чтобы нормально прожить эти две недели.
Марьяна Торочешникова: Человек на карантине, но он же еще не болен, а при этом к нему уже относятся как к больному.
Рустам Чернов: Есть группа риска. Это называется "профилактические медицинские меры", ровно так же, как и вакцинация.
Марьяна Торочешникова: Вакцинацию люди делают добровольно, они могут отказаться.
Рустам Чернов: Я думаю, что в Китае тоже никого не сажали в самолет в наручниках. Это общая забота, одна из функций государства. Не будучи врачом, человек может вовремя не распознать заболевание и умереть. А здесь он под медицинским присмотром и есть ответственные люди – врачи, которым можно предъявить претензию, если они что-то прохлопали.
Марьяна Торочешникова: А существует ли какой-то способ контролировать то, что происходит в карантинных зонах?
Рустам Чернов: Да. У нас уже восемь лет любая медицинская помощь может и должна быть оказана с участием адвоката. Адвокат сегодня может быть допущен и в операционную, и в реанимацию.
Марьяна Торочешникова: Адвоката пустят в карантин? Но его же оттуда не выпустят!
Рустам Чернов: Это уже другой вопрос: согласится ли он заключить с вами соглашение. Но что-то узнать, выяснить – пожалуйста. Наконец, у нас есть прокуратура, которая обязана проверить условия содержания по жалобе. Но я боюсь, что к тому времени, когда прокуратура начнет реагировать (а у нее есть на это 30 дней), карантин истечет, и будет просто отписка об отсутствии предмета прокурорского надзора.
Марьяна Торочешникова: Стоит ли опасаться повсеместного распространения карантинных резерваций в России или паника преждевременна?
Денис Костин: Исходя из той повестки, которая транслируется сейчас в СМИ, очевидно, что государство принимает все необходимые меры. Полагаю, что на территории России пока не должно быть опасений распространения вируса.
Марьяна Торочешникова: А стоит ли опасаться нарушения права граждан?
Рустам Чернов: У нас права граждан нарушаются и без коронавируса: вряд ли эта проблема усугубит положение дел.
На этой неделе Европейский суд по правам человека обязал Россию выплатить компенсации 29 гражданам, которые жаловались на пытки в полиции. 14 человек рассказали о пытках электрическим током. Шестерых душили полиэтиленовыми пакетами, двоих – противогазом, остальные заявляли о побоях и других пытках. Нескольким задержанным угрожали изнасилованием со стороны силовиков и обещаниями пытать их семьи. Страсбург признал, что российские власти нарушили право всех этих людей не подвергаться пыткам, жестокому и унижающему достоинство обращению. Теперь государство обязано выплатить пострадавшим в общей сложности более 835 тысяч евро, включая компенсацию судебных издержек.
А в Ярославле 7 февраля начинается судебный процесс над 14 бывшими тюремщиками, которых обвиняют в том, что летом 2017 года они избивали и пытали заключенного Евгения Макарова. На скамье подсудимых в том числе и руководители исправительного учреждения – начальник колонии Дмитрий Николаев и его заместитель по безопасности Игит Михайлова. Остальные подсудимые заявляют, что били Макарова именно по приказу начальства.
За последние полтора месяца в Ярославле вынесли уже несколько приговоров сотрудникам колоний, избивавшим заключенных. Они получили как реальные, так и условные сроки. Все эти дела возбудили после того, как правозащитники опубликовали видеозапись с пытками Евгения Макарова; затем всплыли и другие факты издевательств над заключенными.
Адвокат Фонда "Общественный вердикт" Ирина Бирюкова, которая и раздобыла видеосвидетельства ярославских пыток, рассказала, как удалось довести до суда "ярославское дело".
Ирина Бирюкова: Мы никак не могли возбудить это уголовное дело. Нам не помог ни приезд Татьяны Москальковой, ни представителей ФСИН России, которые видели, что у Жени гниют ноги. Не было вообще никаких результатов, только неоднократное проведение проверок и постоянные отказы в возбуждении дела. И только после видеозаписи... Правда, потом мы опять встретили чудовищное сопротивление как со стороны системы в целом, так и со стороны отдельных сотрудников, которые участвовали во всем этом, вплоть до угроз.
Мы стали получать на порядок меньше обращений из колоний на применение насилия
Но когда они уже поняли, что не отвертеться, все начало более-менее складываться. В январе у нас начались точечные процессы. Большая часть сотрудников признают свою вину и говорят: "Побыстрее бы нас осудили и отправиться в колонию". Трое вину не признают: это бывший начальник, бывший его заместитель и один из сотрудников. У тех, по которым приговоры уже были (это, например, Сергей Ефремов), представитель гособвинения всегда спрашивает: "Почему вы на это пошли? Вы же знали, что это незаконно?" Кто-то говорит: "Это был приказ руководства, я не мог ослушаться". На вопрос: "Это же незаконный приказ. Почему вы его выполнили?" – многие говорят: "Ну, у меня ипотека, меня бы выгнали, а семью кормить надо". Кто-то никак не может объяснить. Спрашиваешь: "Вы же могли не бить?" Говорит: "Мог не бить, но вот так, к сожалению, получилось..."
Сам факт возбуждения уголовного дела, расследование и все, что происходило после публикации этого видео, уже имеет свои положительные плоды. Мы стали получать на порядок меньше обращений из колоний на применение насилия. Да, мы продолжаем получать свидетельства о применении насилия в предыдущие три года, но в последнее время поток обращений сильно уменьшился.
В России растет число блокировок в интернете, усиливается давление на IT-бизнес, но становится меньше уголовных дел за публикации в Сети. К такому выводу пришли исследователи Международной правозащитной организации "Агора" и "Роскомсвободы", о чем и написали в совместном докладе под названием "Свобода интернета 2019: план "Крепость". Доклад читал Иван Воронин.
Ситуацию комментируют интернет-эксперт Антон Меркуров и один из авторов доклада, юрист Международной правозащитной организации "Агора" Дамир Гайнутдинов.
Дамир Гайнутдинов: План "Крепость" – название, к которому мы неожиданно пришли в какой-то момент. У нас было ощущение, что репрессии немножко поставлены на паузу: власти, подготовив очень широкую законодательную и правоприменительную базу для того, чтобы со всех сторон давить, сажать и запрещать, пока немножко притормозили. А в технологическом смысле такие масштабные планы по изоляции и обеспечению устойчивости Рунета, как они декларируют, конечно, так быстро не выполняются. Но есть ощущение, что окукливание, постройка цифровых стен вокруг России продолжается.
Марьяна Торочешникова: Если в двух словах, все плохо со свободой в Рунете?
Дамир Гайнутдинов: Наверное, все не так плохо, и это, безусловно, не заслуга российских властей. Просто репрессии вышли на такой широкий круг, что уже просто не хватает ресурсов для постоянного поддержания этого напряжения.
Антон Меркуров: В целом последние 20 лет все становится только хуже. Российская часть интернета является частью экономики страны, а российская экономика на 70 (а то и более) процентов государственная: соответственно, интернет тоже. В тех или иных вещах государство туда добралось. Текущая конструкция пока существует, и никаких изменений, кроме как в худшую сторону, не предвидится.
Марьяна Торочешникова: А как скоро Рунет будет напоминать китайско-корейскую модель интернета?
Антон Меркуров: Все зависит от президента Путина. Технически, конечно, не будет никакой китайской модели, мы до этого не дойдем. Мне очень нравится мем: технологии круче Конституции. Мы это можем наблюдать в реальном времени: Владимир Путин, имея подконтрольный суд, подконтрольную Думу, подконтрольный Совет Федерации и все остальное, может переписать Конституцию. И всем по большому счету уже плевать, потому что все понимают, что Дума проголосует так, как надо, и эти подпишут: "Черт с ней, Владимир Владимирович, переписывайте Конституцию, делайте уже все, что хотите, только отстаньте!" А технологии нельзя переписать, используя послушных депутатов и Конституционный суд, потому что технологии – это вопрос всеобщего согласия, и интернет работает потому, что все согласны, что это круто. И в данном случае мнения Госдумы и президента на тему интернета, слава богу, не очень сильно влияют на наши бытовые вещи, если только мы не сталкиваемся с возможностью пострадать за самовыражение и получить, например, "пятерочку" в колонии за твит, как получил Синица. Это как-то не очень справедливо.
Марьяна Торочешникова: Вы говорите, что Путин не может остановить технологии, и история с Telegram в России отчасти это продемонстрировала.
Антон Меркуров: Это позор! Пожалуйста, все работает.
Марьяна Торочешникова: С другой стороны, буквально на днях мы все могли стать свидетелями того, как можно "выпилить" нежелательный контент из Telegram, не закрывая его. Я имею в виду третий по популярности в России телеграм-канал "Футляр от виолончели": его закрыли, просто придя к его владельцам и отобрав у них СИМ-карту, на которую был зарегистрирован этот канал, а их самих запугали.
Антон Меркуров: Мы не знаем подробностей. Телеграм-каналы являются очень достойным "сливным бочком". И это предмет большого заработка. Сколько компания ВТБ заплатила телеграм-каналам за то, чтобы они не писали про господина Костина и Наилю Аскер-заде? Да, такой бизнес иногда является рискованным – могут прийти, вставить в задницу паяльник и попросить отдать СИМ-карту.
И в такие частные конфликты все больше и больше вмешиваются силовые структуры. Все это уже стало скучным бытом. Мы открываем новости: так, этого посадили за твит, тут пришли эфэсбэшники, тут поменяли правительство… Но спасибо интернету – там куча открытых данных, и мы все больше узнаем про то, как те люди, которые "запрещают нам ковыряться в носу", воруют деньги на госконтрактах и строят дворцы на Рублевках. И я топлю за технологии: все-таки верю, что добро, которым в данном случае является интернет, победит зло.
Марьяна Торочешникова: В докладе отмечено, что особая черта 2019 года в смысле ограничений в интернете – это шатдауны, когда власть вырубала интернет в местах большого скопления людей, когда протестующие собираются на какие-то митинги.
Дамир Гайнутдинов: В Ингушетии, судя по всему, эта практика используется уже несколько лет, причем там они прямо говорят, что отключение производится по требованию ФСБ. А 2019 год стал первым годом, когда шатдауны попали в федеральную повестку прежде всего в связи с московскими и архангельскими протестами и некоторыми другими локальными историями. И в минувшем году они стали популярны не только в России. Во всем мире власти активно используют этот инструмент для того, чтобы ограничить распространение информации. Венесуэла, Индия, Пакистан, Африка, и где только не отключают! Это довольно новая тенденция в плане регулирования Рунета. Региональные, локальные отключения сети в пределах Садового кольца в Москве или даже в пределах здания Люблинского районного суда, судя по всему, тоже имели место в Москве в этом году – просто для того, чтобы помешать, скажем, журналистам работать на резонансном судебном процессе.
Марьяна Торочешникова: А само по себе точечное отключение интернета во время протестных акций может каким-то образом повлиять на протестную активность, снизить ее? Это действительно эффективно работает?
Дамир Гайнутдинов: Судя по всему, нет. Это ведь не повлияло ни на московские протесты, ни на Шиес, ни на что. "Арабская весна" в каждой стране практически начиналась как раз с отключения интернета – протесты становились только более массовыми, и в конце концов народ побеждал. Так что это скорее от бессилия.
Марьяна Торочешникова: А есть ли в этих ситуациях право голоса у операторов сотовой связи?
Технологии круче Конституции! Эти люди, которые пытаются нам что-то ограничить, просто не нужны!
Антон Меркуров: Нет, у них в заднице все тот же паяльник от ФСБ. Мы это наблюдаем на примере всех российских операторов. И с "Билайном" были скандалы, и с МТС, а последний скандал был с оператором Yota, принадлежащим "МегаФону", который выдал номер, помог похитить и отправить куда-то за Полярный круг Руслана Шаведдинова якобы служить. Весь российский бизнес скомпрометирован. Никто из этих компаний не может поднять голову и сказать: "Да вы охренели, что ли, вконец?! Это наши пользователи! Есть Конституция, которую пока еще не успели переписать! Вы нарушаете закон".
Марьяна Торочешникова: Боятся?
Антон Меркуров: Это уже некая апатия. Ну, дедушка старенький... Сейчас Путин как-нибудь… Страшно смотреть в завтрашний день, есть бизнес-риски. Зачем это надо, когда можно спокойно согласиться, вести бизнес и нести вместе со всеми репутационные риски из-за токсичности и работы с подобными структурами?
Марьяна Торочешникова: А насколько быстро потребители интернета адаптируются к новым ограничениям и находят лазейки, через которые можно выйти в большую Сеть?
Антон Меркуров: Интернет – штука очень утилитарная, запретить там ничего нельзя. У меня есть интернет на всех устройствах, и меня не волнует, какая информация запрещена в России: у меня все работает отлично. И сегодня, если вы хотите получить себе чистый интернет, – это три минуты: две минуты – почитать, и одна минута – установить какую-нибудь программу. Все это можно обойти. А если какой-нибудь идиот попробует блокирнуть ненадолго какой-нибудь фундаментальный сервис типа YouTube, это будут даже не массовые протесты, а я не знаю что: из-за того, что дети не смогут уснуть и нормально поесть, потому что не смогут посмотреть YouTube. Так что ничего заблокировать там нельзя. Все это тянется, тянется и будет бесконечно тянуться.
Марьяна Торочешникова: Некоторое время назад обещали ввести чуть ли не уголовную ответственность за установку и использование VPN-сервисов. Чем закончилась эта история?
Дамир Гайнутдинов: Ничем не закончилась: использование всех этих средств вполне легально.
Марьяна Торочешникова: То есть последнего шага почему-то не сделали?
Антон Меркуров: Потому что это некомпетентные люди, которые ничего не понимают в интернете и принимают законы, не включая голову. Ну, расслабимся уже как-то! Оно само рухнет, и мы построим на этом месте прекрасную Россию будущего.
Марьяна Торочешникова: Но очень не хочется быть похороненным под обломками того, что рушится.
Антон Меркуров: Кто смотрит в будущее, кто видит чуть дальше срока правления Владимира Путина, наверное, уже расслабился. "Все прошло, и это пройдет", – было написано на перстне царя Соломона. Собственно, с этой мыслью мы и живем и уже как-то не обращаем на это внимание, потому что все эти законы ничего не значат. Очень обидно за людей, которые сидят и подвергаются уголовному преследованию за записи в интернете. Но большое спасибо нашим любимым адвокатам – они сражаются, как могут. ЕСПЧ, суды и прочее хоть по капельке, но вытаскивают кого-то из заложников этой власти.
Марьяна Торочешникова: Каковы перспективы на 2020 год?
Дамир Гайнутдинов: Фундаментальный разворот в госполитике, который мы отметили в прошлом году, стал более очевидным, и он продолжится в виде попытки подчинить и заставить сотрудничать глобальную платформу. В последние годы власти все больше и больше своих государственных, полицейских, цензурных и разных прочих репрессивынх функций пытаются передавать другим, частным компаниям например. За блокировки сайтов до сих пор отвечают операторы связи, частные компании. За слежку, перехват, переписки и так далее теперь, после появления "пакета Яровой" и поправок в закон об информации, отвечают интернет-сервисы. Например, "ВКонтакте" дружит с полицией и по запросу предоставляет данные активистов в регионах. Операторам связи не нужны все эти истории с блокировками, но они вынуждены это делать, потому что иначе будут оштрафованы, рискуют лицензией.
Марьяна Торочешникова: Потому что, как сказал Антон, у них паяльник в одном месте.
Дамир Гайнутдинов: "Пакет Клишаса", который власти в конце концов приняли, свидетельствует о способности операторов связи эффективно ограничить, блокировать неприятную властям информацию. "Вы не можете? Мы сами поставим вам оборудование, мы сами, без Роскомнадзора, будем держать в руках этот рубильник и действовать" – это уже следующий шаг. Российские компании, естественно, подчинены, остались зарубежные, и прежде всего крупные, несколько основных игроков, вроде Google, Facebook и Twitter. Я думаю, что пляски с бубнами продолжатся вокруг них. Очередной суд, который запланирован на следующую неделю, – это один из первых шагов нового года.
Марьяна Торочешникова: Антон, с вашей точки зрения, напугают Twitter и Facebook этими административными делами в России?
Антон Меркуров: Они заплатят штрафы в 500 тысяч рублей и пойдут дальше. Технологии круче Конституции! И главное, наша жизнь благодаря интернету стала прекрасно возможна без всякого государства. Эти люди, которые пытаются нам что-то ограничить, просто не нужны!
