- Тысячи заключенных российских колоний завербованы для отправки на войну с Украиной. Что им обещают и кто за них отвечает?
- Чем закончился Единый день голосования и почему россияне перестали ходить на выборы.
- На что могут рассчитывать жильцы аварийных домов при расселении.
Видеоверсия программы
Это означает крах правовой системы страны
На фоне успехов Вооруженных сил Украины, освобождающих все больше оккупированных территорий, и "тактической перегруппировки российских войск", как называют это в Минобороны, в колониях и тюрьмах РФ продолжается активная вербовка заключенных в частные военные компании – в первую очередь в ЧВК "Вагнер" – для отправки на войну с Украиной. Заключенным обещают платить от 100 тысяч рублей и не то амнистию, не то помилование спустя полгода на фронте. И хотя действующее законодательство запрещает любое перемещение заключенных вне системы службы исполнения наказаний, правозащитникам и журналистам известно уже о тысячах завербованных, отправленных воевать в Украину.
С нами основательница Фонда "Русь сидящая" Ольга Романова.
Ольга, мы с вами разговаривали в июле, когда только-только стали появляться сообщения о вербовке заключенных на войну. Тогда все это казалось какой-то фантасмагорией. И вот вечером 14 сентября в Сети появляется видео, на котором человек, похожий на владельца ЧВК "Вагнер" Евгения Пригожина, вербует заключенных в колониях. Вы знаете историю появления этого видео?
Журналистам известно уже о тысячах завербованных заключенных, отправленных воевать в Украину
Ольга Романова: Это видео появилось, судя по всему, с подачи пресс-службы ЧВК "Вагнер". И это не первый случай, когда пресс-службы ЧВК "Вагнер" в телеграм-каналах очень живо комментирует происходящее, выкладывает многочисленные видео с заключенными, которые агитируют своих товарищей стать наемниками и "солдатами удачи". С чем и поздравляю российских военных: они уже никому не нужны. Медали и ордена им не нужны, как говорит Пригожин. Именно заключенных будут хоронить на "Аллеях славы" в городах, а не военных. Полиция охотилась, ловила, следствие расследовало, прокуроры обвиняли, судьи выносили приговоры, ФСИН их сторожил, а теперь... В общем, ими подтерлись. Так им и надо, конечно. Но это означает крах правовой системы страны.
Марьяна Торочешникова: Вербовка заключенных в ЧВК – это уже вполне обыденная практика?
Ольга Романова: Завербовано порядка десяти тысяч заключенных, и многие уже воюют. Многие погибли. То есть это массовое явление. Меня очень тревожит география: Евгений Пригожин и ЧВК "Вагнер" сделали очень плотный чес по всей территории России, по ее центральной части. Самая северная точка – Воркута, Сыктывкар, самая южная – Адыгея, западная – Псковская, Смоленская области и восточный Татарстан
Марьяна Торочешникова: А как в России могут существовать эти две идеи: частные военные компании и уголовное преследование за наемничество, запрет наемничества? Разве ЧВК – это не ровно то, за что должны привлекать к ответственности?
Ольга Романова: Сейчас это абсолютно никого не волнует. Первое время заключенные или их родственники просили нас отбить их от вербовки, и мы отбивали. Звонили в УФСИН или оперативному дежурному и делали заявление, что стало известно о готовящемся преступлении. И этого заключенного моментально вынимали изо всех списков, сдували с него пылинки и даже просили покинуть тюрьму, написав заявление на ходатайство о переходе на более легкий режим. А сейчас, буквально с понедельника, мы слышим в ответ: "Их там нет. Какой-то ЧВК кого-то вербует – этого не может быть!".
Марьяна Торочешникова: Но вот это видео растиражировано в Сети. Человек действительно похож на Пригожина, и это очень похоже на одну из колоний в Йошкар-Оле, "Медиазона" даже практически установила ее номер.
Люди просто пытаются вырваться из одного из самых страшных мест на земле, коим является российская тюрьма
Ольга Романова: Я думаю, если спросить ФСИН, он скажет, что это подделка, сделанная в Голливуде. А если спросить ЧВК "Вагнер", он скажет: "Да, это мы". И эту речь Пригожина я слышу уже два с половиной месяца, она повторяется один в один, только обычно он еще говорит: "я обещал президенту выиграть эту войну".
Марьяна Торочешникова: В самом начале говорили, что заключенных принуждают соглашаться на поездку в Украину, принуждают вербоваться, и добровольцев среди них мало. Так ли это? А сейчас появились добровольцы?
Ольга Романова: Добровольцев среди них, к сожалению, много. Разговаривая с заключенными, я вижу, что для них деньги не играют роли, они просто пытаются вырваться из одного из самых страшных мест на земле, коим является российская тюрьма. В одной из колоний Новгорода на этой неделе создали отряд в 70 человек (их уже отправили) из низшей тюремной касты – из так называемых "опущенных", "петухов". Мы успели поговорить с одним из них. Он сказал: "Вот хоть куда! Лучше смерть, чем здесь".
Но у нас есть и свидетельства абсолютно недобровольного пребывания людей в ЧВК "Вагнер". Один случай – в Тульской области: мужчина 28 лет, хорошо подготовленный, спортивный, раньше был спасателем в МЧС. Жена, трое детей. Уже отсидел половину срока за непреднамеренное убийство. Он накануне позвонил жене и сказал: "Приезжали вербовать. Я – категорически нет". А с утра жене позвонили коллеги по несчастью и сказали, что его увезли. Такие случаи у нас есть.
И есть случаи, когда, например, человек согласился, уехал и там уже вдруг сказал: "Ой! Верните меня туда, где я сидел". А ему говорят: "Сейчас будет расстрел, или записывай видео, что ты здесь хочешь добровольно воевать".
Марьяна Торочешникова: Действительно ли вербуют уже не только осужденных, но даже и подследственных? Еще нет ни приговора, ничего, дело расследуется, а человека уже забирают и отправляют на войну, без изменения меры пресечения, наплевав на все.
Ольга Романова: Да, у нас есть по крайней мере два свидетельства из подмосковных СИЗО. Даже есть уже один вернувшийся. У него было обвинение по краже. Он еще летом завербовался, его контузило, он вернулся по месту жительства, и его тут же опять водворили в тюрьму. И есть еще один вид наших подопечных, которых тоже вербуют. Это люди, которые уже отсидели длительные сроки и выходят на свободу под административный надзор. Им вообще нельзя отлучаться с места жительства, надо быть дома под проверками с 21 часа до 6 утра. Вот их тоже забирают.
Еще нет приговора, дело расследуется, а человека уже забирают и отправляют на войну
Марьяна Торочешникова: Короче, правосудие вообще сейчас задвинуто в далекий темный угол, всем интересна только война. А у этих людей есть какие-то бумажки? С чего они вдруг покидают места лишения свободы?
Ольга Романова: Нет. Они пишут две бумажки. Одна – ходатайство о переводе в УФСИН Ростовской области. Их отправляют в Ростовскую область, там переодевают, и две недели они проходят элементарное обучение. Вторая бумажка – они пишут прошение на имя президента о помиловании. Но прерогативой помилования обладает только президент РФ, все сообщения о помиловании публикуются на сайте kremlin.org, и последнее сообщение о помиловании – это 6 человек в 2021 году. Пригожин и сам говорит, что о помиловании может идти речь только после полугода участия в боевых действиях. И что за филькины грамоты туда приходят – я не знаю.
Кстати, лично для "Бесогона" Никиты Сергеевича: он рассказывал про героического заключенного, первого погибшего, что он посмертно помилован. Так вот, механизма посмертного помилования в России не существует.
ВЫБОРЫ БЕЗ ИЗБИРАТЕЛЕЙ
"Единый день голосования проходил в условиях масштабного наступления на остатки свободы слова и свободы выражения мнения", – считают эксперты Движения в защиту прав избирателей "Голос". Участники движения зафиксировали более 1800 нарушений до и во время так называемого "дня голосования", который власти некоторых регионов, в том числе под предлогом борьбы с коронавирусом, растянули на 3 дня. Подвоз избирателей, попытки вбросов, нападения на независимых наблюдателей, задержания кандидатов – так выглядели прошедшие в России выборы на отдельных избирательных участках.
Избирательная кампания 2022 года, по оценкам политологов, и не предвещала каких-то неожиданностей, хотя в некоторых регионах и шла довольно оживленная борьба за губернаторское кресло, например. А о том, что вышло в итоге, мы попросили рассказать сопредседателя Движения "Голос" Станислава Андрейчука.
Единый день голосования проходил в условиях масштабного наступления на остатки свободы слова и свободы выражения мнения
Станислав Андрейчук: Выборы прошли очень тихо. Одна из их главных особенностей – катастрофически низкая явка, которая очень сильно и сказалась. Так, во Владивостоке, где явка была всего около 12% на большой город, из них больше половины пришли до воскресенья. Там было досрочное голосование в течение недели, а досрочное голосование – это почти всегда так называемый "административный привод", то есть люди голосуют под прессингом. А это значит, что свободная явка во Владивостоке составила около 6%. И такая ситуация более-менее по всем регионам: явки мизерные, люди даже и не знали о выборах, потому и результаты такие.
Выборы и не свободные, и не честные. Во время кампании, конечно, создаются преимущества для одних кандидатов и ставятся максимальные препятствия для других, играется куча "договорных матчей". Очень многое зависит от региона. В Краснодаре, Саратове, Пензе, в каких-то частях Владивостока на избирательных участках творилась абсолютная жуть. К сожалению, и в Москве в этом году даже на офлайн-участках вдруг появились люди, которые начали заниматься рукоприкладством, преследовать кандидатов и наблюдателей, оказывать силовое давление. И это, конечно, очень плохие новости, ведь раньше Москва все-таки старалась соблюдать хоть какие-то приличия.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, Москва – чуть ли не единственный регион за многолетнюю историю, где (в муниципальных, правда, выборах) удалось не только принять участие кандидатке, которая находится под домашним арестом, но и выиграть эти выборы. Я имею в виду Кети Хараидзе, известную активистку Тверского района Москвы.
Станислав Андрейчук: И в других частях Москвы прошли независимые кандидаты, кое-где они выигрывали по два-три мандата в пятимандатном округе. То есть результаты были. Проблема в том, что кандидатов в этом году было мало, и конечно, им было гораздо сложнее – нужно было преодолевать историю с онлайн-голосованием. Но мы видим, что, в принципе, преодолеть ее можно, если кандидат действительно работает.
Но мы видели и в других регионах, что "Единая Россия" проигрывала. Мэром Нерюнгри в Республике Якутия стал 24-летний "элдэпээровец". В Иркутской области проходили выборы глав поселений и районов, и там тоже "Единая Россия" периодически проигрывала. В других регионах происходили похожие истории. Я не считаю, что у нас все пропало, что надо заворачиваться в белый саван и ползти на кладбище. Вместо этого вы приходите голосовать на избирательные участки – и тогда ваши кандидаты будут побеждать. А если у вас явка будет 6%, то ничего другого и не ждите.
Выборы и не свободные, и не честные
У нас в стране авторитаризм, но авторитаризм электоральный: власти вынуждены проводить выборы, потому что никакой другой легитимности у них нет. Они пытаются провести их максимально тихо и незаметно, но процедура должна быть соблюдена. Собственно, это и открывает возможности для тех, кто настроен оппозиционно, потому что на выборах все-таки можно заявить свою позицию, можно попасть в бюллетень, можно прийти на избирательный участок и проголосовать за своего кандидата. Это самая болезненная точка любого электорального авторитаризма.
СНОСИТЬ НЕЛЬЗЯ РЕМОНТИРОВАТЬ
В России стартовала новая программа расселения аварийного жилья – об этом в конце августа заявил премьер-министр Михаил Мишустин. Расселять планируют из многоквартирных домов, признанных непригодными для проживания в период с 2017 по 2022 год. Правительство уверяет, что взамен аварийного новое жилье получат около 50 тысяч россиян. Впрочем, нередко люди годами добиваются признания дома аварийным, но чиновники их не слышат до тех пор, пока у здания буквально не обрушится стена, как произошло летом в Ростове-на-Дону. Бывает и так, что аварийным признают дом, который жильцы не хотят покидать, тщетно добиваясь капитального ремонта.
Бывает, что аварийным признают дом, который жильцы не хотят покидать, тщетно добиваясь капитального ремонта
У нас на связи юрист коллегии адвокатов "Домбровицкий и партнеры" Александр Горский. Что сложнее – добиться признания дома аварийным или отбить у чиновников вполне еще пригодный дом, который они признали аварийным и намереваются снести?
Александр Горский: И в том, и в другом случае есть свои сложности. Большую роль играет человеческий фактор. Законы у нас очень хорошие, но люди их не читают. А если вчитаться, то закон дает нам большие права. Но люди добиваются годами, потому что чиновники на местах по своему усмотрению толкуют, интерпретируют и применяют закон.
Марьяна Торочешникова: А что делать, если ваш дом – вполне хороший, все жильцы его любят, не хотят никуда переезжать, объявили аварийным, отключили от коммуникаций, как это было в Ростове-на-Дону, и говорят: "Немедленно отсюда выметайтесь, мы вас будем сносить – дом аварийный"? У них еще есть какие-то шансы его отстоять?
Александр Горский: Шансы есть. Но людям нужно готовиться к очень серьезному и долгому (иногда – до двух лет) судебному процессу.
Марьяна Торочешникова: То же самое будет происходить и в том случае, если чиновники упорно не признают дом аварийным, а он того и гляди разрушится: процесс может идти годами, а люди будут там жить.
Александр Горский: У меня в судебной практике был такой случай: двухэтажная хибара, практически кирпичный барак, настолько старый, что у него разошлись несущие стены, и люди, сидя дома, видели улицу. Так чиновники долгое время не признавали его аварийным, в конце концов и не признали. Взяли рельсы с двух сторон и стянули стены. Дом еще почти год простоял в таком состоянии, а люди все это время судились.
Марьяна Торочешникова: А если бы кто-то, не дай бог, погиб или получил травму, кто-то понес бы наказание?
Александр Горский: Да, сейчас это жестко отслеживается – и администрацией, и правительством, и исполнительной властью: чиновникам прямая дорога на нары, если находят прямых виновных. К сожалению, зачастую находят "стрелочников", тем не менее, статья закона есть, и она исполняется.
Марьяна Торочешникова: А могут власти, если им некуда переселить людей, предложить им только денежную компенсацию?
Александр Горский: Денежную компенсацию выдают собственникам. Получение другой жилой площади возможно только по добровольному желанию администрации. А для нанимателей – взамен другое жилье. Предоставляемая компенсация должна в полной мере компенсировать не только рыночную стоимость жилого помещения, но и затраты на переезд, вплоть до морального вреда.
Кирпичный барак был настолько старый, что у него разошлись несущие стены, и люди, сидя дома, видели улицу
Марьяна Торочешникова: Должна ведь учитываться и стоимость земельного участка под этими домом?
Александр Горский: Да. Но бывает, что чиновники скрывают, изымают земельный участок для нужд государства, оплачивают его, а про дом забывают, поэтому порой компенсация бывает в разы меньше, чем стоит дом на самом деле.
Марьяна Торочешникова: И что делать в этом случае?
Александр Горский: Решение только одно – судебный процесс. Доказать, что компенсация несоразмерна, выдаваемая денежная сумма слишком мала. Доказывать, нанимать независимых оценщиков, проводить дополнительную комплексную экспертизу. Будет решение суда – чиновники не смогут никуда деться. Неисполнение решения суда – это уже уголовный процесс.
Марьяна Торочешникова: Потратив много времени и денег на судебные процедуры, можно ли надеяться на то, что суд вынесет законное и обоснованное решение и не пойдет на поводу у чиновников, у администрации? Ведь судьи часто прислушиваются к тому, что говорят городские власти, особенно в небольших городах.
Александр Горский: Да, это так, но есть дальнейшие инстанции, и в конце концов люди выходят на федеральный уровень, вплоть до Верховного суда. И нередко он возвращает дело для исправления или рассмотрения по новой.
Марьяна Торочешникова: А как все-таки складывается судебная практика, например, в Москве?
Александр Горский: В отношении возмещения, в отношении переселения судебная практика складывается в позитивном ключе. Процентов 65-70 людей, которые судятся, выигрывают.
