Живя на берегу Гудзона, я привык встречать на реке суда всех статей и размеров – многоэтажные небоскребы-лайнеры, танкеры, длиной в десяток городских кварталов. Есть тут даже настоящий, хоть и превращенный в музей, авианосец. Но этот корабль затмевал все остальные. Три увитые гирляндами мачты гордо несли кремовые паруса, влекущие судно вверх по Гудзону. Гремел салют из шести пушек. За кормой развевались флаг Нидерландов и вымпел Амстердама, давшего первое имя теперешнему Нью-Йорку.
400 лет назад Генри Гудзон вошел в устье еще безымянной реки на том самом "Полумесяце", реплика которого сейчас по ней курсирует. Память об этом судьбоносном событии сделала праздничным все нынешнее лето. Бесконечные юбилейные торжества дали Нью-Йорку всласть повспоминать голландскую юность. Ведь первый из своих четырех веков город прожил под голландским влиянием, о чем напоминает топонимика, вроде всем известных Гарлема и Бруклина.
Надо сказать, однако, что предыдущие юбилеи справляли по-разному. Так, двести лет назад, в 1809-м, Вашингтон Ирвинг, который прекрасно говорил по-голландски, напечатал пародийную, смешную и обидную "Историю Нью-Йорка". В ней он изобразил основателей Нового Амстердама сонными, ленивыми обжорами, чье правление, по словам классика, "зиждилось на широкой голландской основе безобидной глупости".
Сто лет спустя, в 1909-м, голландцы были реабилитированы. Теперь их вспоминали как аристократов-патрициев, передавших Нью-Йорку свою предприимчивость, чистоплотность и хорошую - во всяком случае, сытную - кухню. (Большая часть знаменитых нью-йоркских пышек-донатов родилась в голландских пекарнях).
Этим летом юбилей объединил в порыве любви старый и новый Амстердам. Открывая празднества, мэры обоих согласились с тем, что их города делят одну и ту же ДНК. В этот генетический код входят космополитизм, терпимость, безудержная энергия и другие, унаследованные Нью-Йорком черты характера, позволившие ему стать неофициальной столицей мира.
Юбилейное лето изменило город. Вдоль нью-йоркских улиц высажены тысячи оранжевых тюльпанов. С плакатов на нас смотрят портреты голландских негоциантов. Магазины в честь праздника торгуют бесподобной голландкой селедкой. Музеи соревнуются в устройстве голландских выставок. Город украсили мемориальные таблички и новые монументы. Но лучшим памятником плаванию Гудзона стал открытый им остров сокровищ. Спустя 400 лет здесь по-прежнему ощущается дух увлекательных путешествий и опасных авантюр, заразивший город и сделавший его уникальным.
Мне никогда не надоедают впечатления, ждущие путешественника в Нью-Йорке - приключения концертов и аттракционы выставок, соблазн базаров и декаданс витрин, дисциплинированная суета парадов и гомон толпы с неизбежным акцентом. Но больше всего я люблю застрять, как фонарный столб, на любом перекрестке, чтобы дать необъяснимой и бесспорной энергии зарядить аккумуляторы любознательной души.
Слово "Манхэттан", говорят лингвисты, на языке местных индейцев означает "река, текущая в обе стороны". Этот первый нью-йоркский парадокс идеально подходит к жизни города, выросшего на земле, мимо которой четыре века назад проплывал корабль Генри Гудзона.
400 лет назад Генри Гудзон вошел в устье еще безымянной реки на том самом "Полумесяце", реплика которого сейчас по ней курсирует. Память об этом судьбоносном событии сделала праздничным все нынешнее лето. Бесконечные юбилейные торжества дали Нью-Йорку всласть повспоминать голландскую юность. Ведь первый из своих четырех веков город прожил под голландским влиянием, о чем напоминает топонимика, вроде всем известных Гарлема и Бруклина.
Надо сказать, однако, что предыдущие юбилеи справляли по-разному. Так, двести лет назад, в 1809-м, Вашингтон Ирвинг, который прекрасно говорил по-голландски, напечатал пародийную, смешную и обидную "Историю Нью-Йорка". В ней он изобразил основателей Нового Амстердама сонными, ленивыми обжорами, чье правление, по словам классика, "зиждилось на широкой голландской основе безобидной глупости".
Сто лет спустя, в 1909-м, голландцы были реабилитированы. Теперь их вспоминали как аристократов-патрициев, передавших Нью-Йорку свою предприимчивость, чистоплотность и хорошую - во всяком случае, сытную - кухню. (Большая часть знаменитых нью-йоркских пышек-донатов родилась в голландских пекарнях).
Этим летом юбилей объединил в порыве любви старый и новый Амстердам. Открывая празднества, мэры обоих согласились с тем, что их города делят одну и ту же ДНК. В этот генетический код входят космополитизм, терпимость, безудержная энергия и другие, унаследованные Нью-Йорком черты характера, позволившие ему стать неофициальной столицей мира.
Юбилейное лето изменило город. Вдоль нью-йоркских улиц высажены тысячи оранжевых тюльпанов. С плакатов на нас смотрят портреты голландских негоциантов. Магазины в честь праздника торгуют бесподобной голландкой селедкой. Музеи соревнуются в устройстве голландских выставок. Город украсили мемориальные таблички и новые монументы. Но лучшим памятником плаванию Гудзона стал открытый им остров сокровищ. Спустя 400 лет здесь по-прежнему ощущается дух увлекательных путешествий и опасных авантюр, заразивший город и сделавший его уникальным.
Мне никогда не надоедают впечатления, ждущие путешественника в Нью-Йорке - приключения концертов и аттракционы выставок, соблазн базаров и декаданс витрин, дисциплинированная суета парадов и гомон толпы с неизбежным акцентом. Но больше всего я люблю застрять, как фонарный столб, на любом перекрестке, чтобы дать необъяснимой и бесспорной энергии зарядить аккумуляторы любознательной души.
Слово "Манхэттан", говорят лингвисты, на языке местных индейцев означает "река, текущая в обе стороны". Этот первый нью-йоркский парадокс идеально подходит к жизни города, выросшего на земле, мимо которой четыре века назад проплывал корабль Генри Гудзона.
