Программу ведет Евгения Назарец. В программе принимает участие Татьяна Мерзлякова, уполномоченный по правам человека в Свердловской области.
Евгения Назарец: В начале 2006 года в областном Управлении Федеральной службы исполнения наказаний работала комиссия из главного управления. Проверяли обоснованность досрочного освобождения в одной из колоний области нескольких осужденных за тяжкие преступления, а также случай массового членовредительства в колонии Екатеринбурга. Руководство Свердловского управления исполнения наказаний говорит об отдельных нарушениях законности и режима содержания заключенных. С подробностями - екатеринбургский корреспондент Радио Свобода Ирина Мурашова.
Ирина Мурашова: Федеральная служба исполнения наказаний по Свердловской области самая крупная в России. В 47-ми ее подразделениях содержатся более 40 тысяч следственно арестованных и осужденных. Контролировать гигантскую инфраструктуру становится все сложнее. Голодовки, попытки суицида, гибель заключенных – новости такого рода из колоний региона поступают регулярно.
Первый заместитель начальника областного управления Владимир Киселев работает в системе исполнения наказаний 26 лет. Он допускает, что и в его ведомстве возможно повторение ЧП прошлой недели, когда в Екатеринбурге девушка-конвоир сопровождала 19 заключенных, двое из них взяли ее в заложники.
Владимир Киселев: Мужчин на зарплату в 5 тысяч рублей в городе Екатеринбурге найти практически невозможно. Вынуждены набирать женщин.
Ирина Мурашова: Начальник исправительной колонии номер 2 Екатеринбурга, доктор педагогических наук Сергей Ветошкин знает, что СМИ называют его учреждение «гестаповской пыточной колонии». Сам он уверен, что жесткие меры оправданы, потому что сейчас на всей территории России преступное сообщество пытается установить свои порядки в колониях путем давления на администрацию и раздувание скандалов.
Сергей Ветошкин: По поводу тезисов, что там людей избивают, пытают... Проверяли все эти жалобы. Раз десять, наверное, из Москвы приезжали, задавали им вопросы. Та же Мерзлякова Татьяна Георгиевна приходила и спрашивала: «Вас пытали?». «Нет, не пытали». «А в чем дело?». Улыбаются стыдливо, прячут глаза. А дело в том, что им всем грозит как минимум пожизненное заключение. И здесь в ход идут любые средства, в том числе и клевета, и вот такое формирование общественного мнения.
Ирина Мурашова: Исправительная колония номер 2 Екатеринбурга самая большая в Свердловской области – здесь содержится 3100 человек. Лишь 100 из них являются злостными нарушителями режима, считает начальник колонии. Недавний случай, когда 17 заключенных порезали себе вены, он называет «шантажно-демонстрационным членовредительством», а не попыткой самоубийства. Говорит, что для того, чтобы понять, были ли основания для протеста, достаточно посмотреть на список требований, которые выдвинули заключенные. Некоторые из его пунктов зачитывает начальник Пресс-центра управления Елена Тищенко.
Елена Тищенко: «Гадать сканворды, увеличить время проведения чаепития до одного часа, ежедневно пользоваться видеомагнитофоном, осуществить выход на перекур по желанию осужденных в любое время, самостоятельно пользоваться дистанционным пультом от телевизора». Вот представьте, в отряде 100 человек, и все будут пользоваться пультом одновременно...
Ирина Мурашова: Алексей Абубакиров провел в исправительной колонии номер 62 города Ивдель 5 лет. Он считает, что проверяющие могут увидеть в стенах исправительного учреждения не все. Последнее крупное ЧП в ИК-62 было в 2000 году.
Алексей Абубакиров: Бьют очень жестоко. Добивали их до того, что кричали «Дяденьки, не бейте меня». Взрослые люди кричали: «Дяденьки, не убивайте». Это я слышал своими ушами. Крики были слышны со свободы, как их убивали. Выбивали явки с повинной. И просто три человека не выдержали, с пожарного щита сняли топоры и отрубили двум головы. Ребятам по 19 лет, пацаны, они только приехали в карантин.
Ирина Мурашова: С 1 марта Служба исполнения наказаний региона открывает «телефон доверия». Начальство колонии Свердловской области признает, что не все происшествия связаны со стремлением администрации контролировать ситуацию. Так, в начале февраля дежурный Краснотурьинской колонии для несовершеннолетних недоглядел за воспитанниками - во время ссоры был задушен 15-летний подросток.
Евгения Назарец: Положение заключенных – одна из проблем, которые не исчезают из поля зрения правозащитников вообще и уполномоченного по правам человека в Свердловской области в то же время.
Сегодня в Екатеринбургской студии Радио Свобода - Татьяна Мерзлякова, уполномоченный по правам человека в Свердловской области. Она занимает эту должность с 2001 года.
Здравствуйте, Татьяна Георгиевна.
Татьяна Мерзлякова: Здравствуйте.
Евгения Назарец: Прежде чем мы поговорим о вашем отчете, мне хотелось бы все-таки обратиться к сюжету, который мы только что послушали. Вам часто в прошлом году приходилось заниматься проблемами содержания заключенных и колоний. Как вы полагаете, кто контролирует ситуацию в этой системе? И какова эта ситуация в действительности, на ваш взгляд?
Татьяна Мерзлякова: На территории Свердловской области все-таки контролирует администрация ситуацию. И бывают случаи нарушения администрацией. Но это, я бы хотела сказать, всегда становится известно и прокуратуре, и уполномоченному по правам человека. Потому что люди, которые отбывают наказание, они стараются не терпеть. У нас хорошая связь со свободой. И они передают обращения через родителей, через жен, через друзей в разные организации. И это всегда становится предметом проверки.
В целом, я хотела бы сказать, что я не могу сказать, что ситуация усложняется, нет. Вот я пять лет работаю в этой должности, и то там, то тут есть проблемы, о проблемы контролируемые. Я бы сказала, что особенно прошлым летом это было связано с тем, что прокурор Свердловской области возбудил дело очень серьезное, и вот в деле очень много задействовано фигурантов. Поэтому это очень жесткое, тяжело дело. Конкретно, действительно, связано с тем, что будет очень возможно, если прокуратура обвинительное заключение передаст в суд, и суд вынесет решение, могут быть даже пожизненные заключения.
Поэтому, конечно, в ПФРСИ номер 1, которое при ИК-2, были очень массовое количество обращений. И обращения связаны, в том числе, и с жесткостью отношения к ним следствия. На администрацию как раз не жаловались в колонии. Но, тем не менее, жесткость обращения следователей была. На мой взгляд, это связано еще и с тем, что адвокатское сообщество не было как-то едино за все прошлое лето. И поэтому следствие себя перевешивало в данной ситуации.
Евгения Назарец: Действительно, наиболее полную картину всего, что происходило в течение лета, нарисовать за две минуты невозможно. Просто поясним, что в исправительной колонии номер 2 содержатся также заключенные, которые должны бы содержаться, по идее, в следственном изоляторе. То есть она отчасти выполняет функции следственного изолятора.
Татьяна Мерзлякова: 56 мест по ПФРСИ. Это потому, что, вы знаете, у нас перегружены следственные изоляторы снова. Когда только началась передача, следствие передавалось только через суд. В следственный изолятор мог попасть человек без... Раньше же – санкция прокурора, и этого достаточно. А сейчас только через суд. И мы разгрузили следственные изоляторы. Но уже к прошлому лету мы их снова начали перегружать. Поэтому приказом министра юстиции ПФРСИ и еще семь таких участков было отведено в колониях.
Евгения Назарец: Итак, Татьяна Георгиевна, на прошлой неделе вы выступили с отчетом о соблюдении прав человека в Свердловской области за 2005 год перед местным Законодательным собранием. Я догадываюсь, что, конечно, тема монетизации в нем занимала не последнее место. И все-таки кроме этого, какие пункты вы отметили?
Татьяна Мерзлякова: Меня беспокоило в самой теме монетизации инвалидизация, потому что мы в первый год имели кроме степени инвалидности, определялась степень трудоспособности. Вот этот очень непростой вопрос инвалиды воспринимали болезненно.
Евгения Назарец: И он завязан на материальную компенсацию еще?
Татьяна Мерзлякова: Он завязан и на материальную компенсацию, и на возможность найти работу. Понимаете, федеральное законодательство поначалу сделало все возможное для того, чтобы жестко квотировать рабочие места для инвалидов, а потом начало постепенно отступать – уже не на 30 работающих обязательная квота, а только на 100 работающих, и так далее. И поэтому мы не обеспечили еще места. И в то же время мы делаем все, как нам говорят, по-западному. А вот на Западе все-таки для инвалидов создаются возможности для адаптации в обществе.
Далее. Меня очень беспокоили три категории – это военнослужащие, это заключенные и это, естественно, мигранты. Потому что особенно нелегальные мигранты – это новое явление, это явление последних лет для Свердловской области. И если мы сейчас не научимся с ними работать, то потом мы будем пожинать плоды сегодняшнего нашего, так скажем, спокойствия. Потому что, действительно, спокойствие, когда мы создавали на территории области Миграционный центр, вы знаете, федеральные службы все дружно писали о том, что это предмет ведения не совместный, что это только Федерация имеет право. Но мы с вами знаем, что вот сейчас еще нет отчета Миграционной службы по итогам года, но по итогам 2004 года у нас 7 тысяч мигрантов трудовых работали на территории Свердловской области, а зарегистрировано было 122 тысячи. А сколько еще не зарегистрированных было?.. То есть вот эта категория людей, которые ничьи, она очень меня волнует. Мы с ней не научились работать. Появился у нас теперь Миграционный центр. Скоро появятся и стационарные места в нем. Мы будем помогать адаптироваться в свердловскую жизнь и помогать легализовываться.
Евгения Назарец: С вашей точки зрения, как ситуация с мигрантами должна расцениваться – как нарушение прав местного населения на работу, может быть, их права ущемляют, или вас волнует во всем этом то, что сами мигранты, которые сюда приезжают, они бесправны, и их может любой обидеть?
Татьяна Мерзлякова: И то, и другое волнует. Потому что мы прекрасно понимаем, что если говорить о рабочих местах, то пока они серьезной угрозы нам не представляют. Мигранты, к сожалению, не занимают те ниши, которые нам сегодня очень нужны. Нам очень нужны квалифицированные станочники на территории Свердловской области сейчас, это массовая сегодня необходимость. Но они не занимают. Они пока занимают только неквалифицированные рабочие места.
Но в то же время их права действительно мы должны соблюдать. Потому что просто мы то общество, которое не может превращать себя в равнодушных людей, когда знает, что рядом просто бесправные, в том числе, и рабы могут находиться на территории области. Поэтому в большей степени пока права мигрантов. Ну и наши права на то, что мы должны знать, что рядом с нами легализованные мигранты. То есть мы знаем, что эти люди не имеют серьезных инфекционных заболеваний. Ведь по данным СЭС, к нам даже с брюшным тифом приезжали из ближнего зарубежья люди. Поэтому мы должны легализовать каждого. Это и в целях нашей безопасности.
Евгения Назарец: Со ссылкой на уполномоченного по правам человека в первые месяцы этого года в связи, конечно же, с делом рядового Сычева из Челябинского танкового училища говорили, что, дескать, в Свердловской области проблемы призыва и воинской службы сейчас стоят не так остро, как ранее. Правильно ли вас цитировали? И если да, то что вы имели в виду?
Татьяна Мерзлякова: В прошлом году, и не только в Свердловской области указом президента Российской Федерации руководителями призывных комиссий регионов стали губернаторы. Естественно, уровень и ответственность работы этих комиссий поднялся. На территориях области - главы муниципальных образований. И я тогда очень многое писала, говорила губернатору о том, что главы поначалу это восприняли не очень, может быть, серьезно. «Что ж, нам на призывных комиссиях сидеть?.. У нас есть заместили по «социалке». Век сидели, и пусть дальше сидят». Тем не менее, губернатор дважды собирал всех глав администраций. И, вы знаете, я видела, что отношение к призыву изменилось и у родителей, и у детей – у призывников, которые идут. Для них принципиально важно было, что глава принимал решение о призыве, значит, уж если что-то случится, глава будет помогать и в поиске, и в разрешении каких-то проблем. Это первое.
Евгения Назарец: Татьяна Георгиевна, вы сказали, что ситуацию с призывом и с воинской службой, по крайней мере с отношением к ней, улучило то, что председателем призывной комиссии стал губернатор. Что еще повлияло?
Татьяна Мерзлякова: Вы знаете, я еще раз подчеркну, с чем это связано. Не потому что губернатор – и все, а потому что раньше существовало общество само по себе и существовала армия. Кто не смог – тот там и оказывался. Сегодня все-таки отношение к армии чуть-чуть изменилось, хотя бы потому, что глава каждого муниципального образования рассматривает, и несет ответственность глава за то, то, допустим, в призыв попал ребенок, который по социальным показаниям не должен был попадать. Например, у него уже младший брат инвалид с детства и мама одна его воспитывает. Там еще какие-то примеры. Раньше мы их приводили. Вот за прошлый призыв старались главы этого не допускать, потому что это была их ответственность.
Вторая, на мой взгляд, перемена в лучшую сторону связана с тем, что мы основные наши крупные полки – 341-ый, 276-ой – переводим на контрактную основу. И это заметно меняет ситуацию, по крайней мере, в условиях проживания, в условиях питания, в условиях общения с близкими. Это в разы изменяет ситуацию к лучшему. И уже, конечно, жалоб на эту тему, по сути, не было.
Поэтому какие-то первые шаги я почувствовала за пять лет работы.
Евгения Назарец: Вам пришлось бывать и в Челябинске, пока рядовой Сычев находился еще в госпитале - эта больница там. И Андрей Сычев, он призывник из Свердловской области. Вот в том проблема и состоит, на взгляд «Солдатских матерей», что призывники из региона служат где-то далеко, и невозможно даже, имея относительно хорошую систему призыва в этом регионе, контролировать, что происходит с ребятами в другом.
Татьяна Мерзлякова: Я полностью с этим согласна. Потому что вот те обращения, которые сегодня у меня есть, по правам военнослужащих, а сегодня и в связи вот с тем, что мы об этом заговорили вслух и очень дружно везде, во всех средствах массовой информации России, обращений много, но все до одного обращения связаны с территориями не в Свердловской области. Поэтому приходится связываться, искать ребят, выяснять, почему он оказался в госпитале. Но это уже на чужой территории, где и у меня полномочий нет. Но где-то есть мои коллеги, где-то нет. Конечно, то, что касается округа внутренних войск, то очень серьезно сам командующий Уральским округом внутренних войск помогает и подключает свою группу розыска, а у него такая есть. И мы работаем. Труднее с армией, пока труднее. И я не знаю, почему уж так выигрышен с точки зрения командования именно экстерриториальный принцип формирования армии. Мне это не понятно. Но мене было бы, конечно, удобнее, если бы наши призывники служили на наших территориях.
Евгения Назарец: А теперь обратимся к теме по поводу митинга против повышения тарифов в жилищно-коммунальном хозяйстве. В Екатеринбурге прошел марш протеста против повышения тарифов на жилищно-коммунальные услуги. Колонна из нескольких сотен человек, большинство из которых - пенсионеры, прошла по центру города с требованием к правительству области и властям города отменить новый Жилищный кодекс. Как будет развиваться ситуация, по вашему мнению? Ведь в этом году предстоит довольно щепетильный этап в реформе жилищно-коммунального хозяйства, когда людям предстоит выбирать управляющие компании, принимать самостоятельные решения, а многие просто, насколько я знаю, прячутся под подушку от принятия этого решения, потому что считают, что их снова обманут. Это во-первых.
Во-вторых, вы говорили, даже когда такого не было, и то в аппарате уполномоченного пришлось выделить отдельного человека, чтобы он беседовал с людьми на тему ЖКХ. Что же будет дальше, на ваш взгляд?
Татьяна Мерзлякова: И сегодня есть такой человек, который каждый день, как диспетчер, принимает заявки. По-другому не получается пока работать, хотя по-прежнему жилищно-коммунальная сфера не является предметом работы моих коллег на Западе.
Евгения Назарец: Да, вас даже за это критиковали одно время.
Татьяна Мерзлякова: Да, за то, что я слишком много внимания уделяю коммунальному хозяйству, ремонту крыш. Но что ж поделать?.. Это сегодня тревожит наше общество. И я всегда с тревогой говорила о том, что если мы этим не будем заниматься, а займемся только политическими правами, то мы просто низведем на нет все демократические преобразования. Потому что в то время, когда все вроде стройно и красиво выстраивается в демократические реформы, тут же это совершенно низвергается нижестоящими чиновниками в той же сфере ЖКХ. И поэтому проблема есть, проблема острая.
На мой взгляд, здесь основная вина должна все-таки быть возложена на федеральные уровни власти. Потому что слишком поздно они сделали эти пределы повышения тарифов. И раз они это сделали слишком поздно, то очень многие энергетические и другие какие-то компании, частные теперь уже компании, которые работают с населением, очень дружно включили все свои затраты, которые им бы хотелось погасить, в тарифы. И в итоге тарифы были приняты и подписаны мэрами многих городов, в том числе и нашего города. И отсюда возникли проблемы. Хотя мне кажется, что все-таки мы должны осознать, что народ в большом своем количестве живет еще так, что в погоне за исполнением кодексов, тарифов, постановлений мы можем просто не заметить и действительно сделать этот народ несчастным.
Я не хотела бы говорить о каких-то революциях, митингах. Я думаю, что мы не должны до этого доводить наших людей – до какого-то отчаяния. Мы должны просто работать, понимать, осознавать и искать все способы для того, чтобы человеку была доступна субсидия, объяснять, как ему пойти и что сделать. Ведь мы опять забываем, что у нас все-таки есть субсидии. Но субсидии людей беспокоят из-за того, что им кажется, что очень тяжело ее получить. К чести Екатеринбурга я должна сказать, что мы справились с этой проблемой. И в нынешнем году уже получение субсидий перестало быть проблемой. Поэтому, конечно, людям, может быть, не хочется идти за этой субсидией, конечно, люди привыкли быть самодостаточными, не хотелось бы лишний раз ходить, чтобы за тебя кто-то доплачивал. Беспокойство есть за судьбу собственной квартиры.
Я не могу сказать, что выбор управляющей компании – тут нас обманут. Но нас могут обмануть. И я об этом говорила и говорю. И если сегодня власти всех уровней не смогут взять под свой контроль этот процесс, нас могут обмануть.
В Екатеринбурге, например, непростая ситуация с гаражными кооперативами. Вы, наверное, тоже освещали все, вплоть до митингов противостояния, до вызовов милиции, ОМОНа для того, чтобы успокоить ситуацию. А просто идет передел собственности. Появляются какие-то отставные силовики, которым хочется поиметь собственность, которые ничего не нажили за свою жизнь и считают, что было бы справедливо ему поруководить тем-то кооперативном, поучаствовать там-то. И вы знаете, эта проблема есть. И я боюсь, что это может...
Евгения Назарец: Что может спроецироваться и на жилищный фонд, да?
Татьяна Мерзлякова: ...да, та ситуация с гаражами, где вроде бы собственность, конечно, поменьше, она может произойти и в жилищном фонде.
И особенности гаражных конфликтов состоят в том, что власти не вмешиваются. Они говорят: «Идите в суд». И понимаете, в суд идут совершенно уверенные в себе и юридически совершенно неграмотные бывшие хозяева этих кооперативов, и рядом с ними какие-то грамотные, подкованные...
Евгения Назарец: Заранее подкованные люди.
Татьяна Мерзлякова: ...нанявшие хороших адвокатов идут другие люди. Поэтому это очень сложный процесс. И сегодня ему надо уделять особое внимание. В принципе, я просто анализ, конечно, буду и писать, и доводить, наверное, каждый квартал до наших властей, что происходит здесь.
Евгения Назарец: Татьяна Георгиевна, давайте снова вернемся ненадолго к теме заключенных и их жизни в Свердловской области. Но теперь уже рассмотрим это все с той точки зрения, что вы являетесь членом комиссии по помилованию. Я прочитала, что за прошлый год не помиловано ни одного заключенного из колоний Свердловской области. С чем вы это связываете? И верна ли эта информация вообще?
Татьяна Мерзлякова: Конечно, это верная информация. За позапрошлый год был один заключенный помилован. И, конечно, беспокоит вот такое отношение к территориальным комиссиям администрации президента, потому что они представляют президенту на стол... Ведь не то что не помилован, а просто не возвращены документы, они лежат на подписи. Вот в чем дело.
Евгения Назарец: Отметим при этом, что Свердловская область – это тот регион, где очень много заключенных, пожалуй, он на втором месте, кажется, после Красноярского края.
Татьяна Мерзлякова: Мы на первом месте в России. Мы традиционно в последние годы на первом месте в России.
И поэтому что такое, что не помилован президентом ни один заключенный... Хотя есть. Мы же с вами знаем, и председатель комиссии рассказывал о ситуации, когда рассматривала комиссия дело человека, который вынес 10 литров молока с фермы и сегодня отбывает наказание. И в то же время эту несправедливость люди видят. Какие-то там высокопоставленные, награжденные, вовремя подсуетившиеся, и кто-то их наградил медалями государства, они за миллиарды остаются на свободе. Наши люди, многие жители, вынесшие, действительно, 10 литров молока с фермы, они оказываются лишенными свободы. Просто такая ситуация сложилась, что, может быть, сейчас Собянин, как бывший руководитель субъекта Федерации, как бывший председатель комиссий вот именно при губернаторах и руководитель, подписывавший президенту обращение о помиловании со своей территории, он обратит внимание на то, что лежат документы без подписи. Я не могу сказать, что отказано нам в помиловании.
Евгения Назарец: Это еще менее понятная ситуация.
Татьяна Мерзлякова: Да, просто говорят, что очень много – и они не могут проверить. Но это говорит об уровне недоверия к тем комиссиям на территориях, которые разрешено было создать. Вот я хотела бы подчеркнуть, что на территории Свердловской области действует комиссия, в составе которой половина находится работников государственных учреждений, государственных служащих, а половина – это гражданское общество. Например, Валентин Петрович Лукьянин, писатель, известный нам публицист, он с самого начала работы комиссии находится. Он просто ходит. Ему никто за это не платит. Он просто работает душой, сердцем, мозгами. И вот мы таким людям отказываем. Говорят: «Вот их там могут чем-то купить». Ну, конечно, когда мы пытались освободить человека с 10-тью литрами молока, тут подозрения...
Евгения Назарец: Вам корову, наверное, подарили.
Татьяна Мерзлякова: Вы знаете, просто нельзя так относиться, с таким недоверием. Ведь за все это время никто не пытался даже... Мы очень осторожно относимся к известным фамилиям, к известным именам.
Евгения Назарец: И среди них претендентов на освобождение нет?
Татьяна Мерзлякова: Да. Они и сами-то не особо пишут. Но иногда бывает, что и пишут. Но я хотела бы сказать, что и представители гражданского общества несут ответственность перед обществом, перед тем, какую мы ставим подпись, и представители государственной власти. Я очень сожалею, что ситуация с помилованием, которую президент объявил, показав то, что он может быть очень милостивым человеком, она почему-то оказалась в таком тупике.
Евгения Назарец: В прошлом, да и в этом уже году я неоднократно замечала вас на таких мероприятиях, как «круглые столы», многих из которых были посвящены проблемам наркомании в Свердловской области. Объясню слушателям, что распространение наркотиков в Свердловской области, в том числе, связывают и с незаконной эмиграцией на ее территорию из стран ближнего зарубежья. Каковой вы видите свою роль? В принципе, я понимаю, что с точки зрения устроителей этих «круглых столов», ваше присутствие придает статус. Но я думаю, что с вашей точки зрения, вы туда не статус приходите повышать.
Татьяна Мерзлякова: Во-первых, мы все из чего-то вышли. И я была депутатом Областной Думы. И готовила первый в России тогда закон о профилактике наркомании и токсикомании на территории Свердловской области. И в этот закон мы впервые включили участие общественных организаций, не только государственных структур, но и общественных организаций по профилактике наркомании и токсикомании. Я считаю, что они крайне необходимы. И вот государство потихоньку пытается иногда от себя их оттолкнуть, доказать, что это государственные функции... а федерального закона о профилактике наркомании так и не существует пока, доказать, что этим общественным организациям там делать нечего. И вот я здесь уже, как человек, который каким-то образом отстаивает роль общественных организаций, я убеждена, что стоит нам лишиться ряда общественных организаций, которые здесь работают, ряда негосударственных, скажем так, структур, наша милиция может... ну, вот нет особого контроля гражданского общества, и они могут немножко успокоиться. Поэтому вот я здесь еще и с этой точки зрения. Я убеждена, что нам надо на этом поле иметь постоянно представителей гражданского общества. Ну а все остальное – это, конечно...
Вот я сейчас лечу в Таджикистан, и, конечно, я должна знать ситуацию с тем, что происходит на самом деле, а не только то, что нагнетается политиками, представителями наркоконтроля – или это действительно так, или это не так, и что с этим делать. Мы должны владеть этой ситуацией.
Евгения Назарец: Татьяна Георгиевна, этот год для вас является рубежом – или вы остаетесь на своем посту, или нет. Решать будет Законодательное собрание, но я бы сказала, что не только они. Два субъекта решают этот вопрос. Один из них – это вы. Вы сами хотите дальше продолжать работу на этом посту? Вы к этому готовы?
Татьяна Мерзлякова: Бывает так, что опускаются руки. Но, тем не менее, меня поддерживает то, что по итогам работы только в почте, как ни в одной другой почте, 4 процента писем – это благодарности. Если кому-то нам удалось помочь, то, наверное, да. Научилась я этой работе, но она очень трудная. Поэтому даже не знаю, как сказать, но за мной коллектив, за мной те правозащитные организации, с которыми мы работали. И я думаю, что, по крайней мере, я сейчас дорабатываю этот пятилетний срок с полной уверенностью, что я должна очень многое успеть еще за первые пять лет, а там будет видно.
Евгения Назарец: Спасибо вам большое, Татьяна Георгиевна.
