Ссылки для упрощенного доступа

Правозащитница Елена Санникова – об арестах в Бурятии


Надежда Низовкина и Татьяна Стецура
Надежда Низовкина и Татьяна Стецура
На 19 января Советский районный суд Улан-Удэ назначил оглашение приговора оппозиционным активисткам Татьяне Стецуре и Надежде Низовкиной, которые обвиняются в возбуждении ненависти и вражды по отношению к четырем социальным группам – МВД, ФСБ, ФСИН и вооруженным силам России.

Руководители бурятского регионального отделения "Солидарности" Низовкина и Стецура были задержаны 31 декабря перед митингом "Стратегии-31", заявителями которого они были, и сейчас находятся в заключении. В их защиту была развернута кампания, в четверг прошел пикет в Москве. О взглядах и работах оппозиционерок из Бурятии рассказывает правозащитница, политзаключенная советских времен Елена Санникова:

– Надежда Низовкина и Татьяна Стецура учились в Бурятском университете на юридическом, хотели быть адвокатами. Их потрясла гибель Анны Политковской, и они стали думать о том, что они могут сделать, чтобы изменить ситуацию в стране. Я в первый раз о них услышала, когда Борис Стомахин получил пятилетний срок. Надежда и Татьяна написали на сайт, где освещалась тема Стомахина, пламенное письмо. Их шокировало, что исключительно за тексты человек получил пять лет. Тогда же они вступили в Демократический союз. ДС в какой-то момент раскололся, Новодворская и ее команда отдельно, а более левая фракция отдельно стала существовать. Надежда и Татьяна стали с ними сотрудничать, и в Бурятии создали отделение Демократического союза. Когда появилась "Солидарность", они вступили в нее. Когда в Бурятии были волнения по поводу укрупнения регионов (в соседних областях были ликвидированы автономные округи, и народ беспокоился), они и в этом приняли участие. Они отзывались на всё.

Когда началось дело Стомахина, они тогда еще студентками были, и их взволновал вопрос уголовных статей за вербальные преступления, какими сейчас являются 282-я и 280-я статьи. У Надежды Низовкиной этой теме была посвящена дипломная работа, она разобрала классификацию состава и доказала, что этих статей в Уголовном кодексе вообще не должно быть. С текстами бороться с помощью репрессий бессмысленно и преступно, такие вещи должны решаться путем дискуссий. Получилось что их самих, в конце концов, стали судить по 282-й статье. Конкретно вменять в вину три текста, которые они клеили как листовки.

Первый текст по поводу высылки из Бурятии Бахтияра Умарова по запросу Узбекистана. Бахтияр Умаров жил в Бурятии 10 лет, и никаких претензий к нему не было. Он мусульманин. Когда вокруг него собралось какое-то количество мусульман, они захотели открыть мечеть, власти взволновались (исламофобия есть у наших властей, они не видят разницы между обычным исламом и радикальным), и инициировали запрос из Узбекистана о Бахтияре Умарове. Вдруг оказалось, что он в розыске, будто бы имеет отношение к событиям в Андижане. Как он может к ним иметь отношение, находясь в Бурятии, непонятно. По сфабрикованному делу был запрос, и Бахтияра Умарова стали высылать на явное заключение, может быть, пытки. И девушки выпустили листовку в его защиту.

Второй текст – в защиту Елены Маглеванной, ее судили за текст о пытках чеченцев в зонах Волгограда. Девушки острый публицистический текст написали по поводу этого суда. И третий пункт обвинения – текст "День траура" по поводу 23 февраля, дня депортации чечено-ингушского народа.

– И обвиняют их в возбуждении ненависти к военным и сотрудникам правоохранительных органов.
Девушки шокировали местные власти бесстрашием и непокорностью. Я не помню случая, чтобы человек отказался дать подписку о невыезде, когда идет суд над ним по уголовному делу

– По первому пункту их обвиняют в разжигании социальной ненависти к ФСБ, по второму пункту – в разжигании ненависти к социальной группе сотрудников ФСИН, и третья группа – вооруженные силы. Трактовка в качестве социальных групп смешна, дело сфабриковано полностью, но впечатляет текст обвинительного заключения. Эксперты сводят свои заключения к тому, что если в тексте содержится критика и нет никакой положительной ссылки, то значит текст экстремистский. В обвинительном заключении звучит постоянно словосочетание "вербальный экстремизм" – такое изобретение. Суд идет с осени, но дело в том, что Татьяна и Надежда категорически отказывались давать подписку о невыезде. Они побывали на съезде "Солидарности", были выбраны представителями от Бурятии. Когда было очередное заседание суда 31 декабря, их попытались уговорить дать подписку о невыезде, они отказались категорически, и было принято решение взять их под стражу.

– Задержали их, когда они собирались идти на митинг "Стратегии-31" в Улан-Удэ?

– Да, перед самым митингом.

– Может быть, я ошибаюсь, но мне они напомнили по характеру революционерок XIX века, народоволок.

– Не народоволок, нет. Вы знаете, когда я четыре года назад прочла пламенный текст, который написала Надежда в отношении Бориса Стомахина, тогда им было всего лет 20, у меня тревога за девушек возникла, что окажут на них влияние такие тексты. Ничего подобного, я наблюдала за тем, что они пишут, никаких призывов к политическому террору и уж тем более никаких планов участия в подобных действиях, ничего этого не было. Так что с народоволками я их никак не могу сравнить, а с народниками – да, сравнить могу.

– На этой неделе прошло первое заседание суда по их делу.

– Да, было заседание суда, и довольно быстро они хотят свернуть этот процесс, уже девушки сказали последнее слово.

– Были сообщения, что они признали свою вину. Это ведь не так?

– Нельзя, конечно, сказать, что они признали свою вину. У них довольно уникальная позиция на следствии. Мне их позиция напомнила позицию Валерия Сендерова, которого судили в свое время по 70-й статье. Он говорил: я занимался антисоветской агитацией и пропагандой и раскаиваюсь в том, что мало ей занимался. Что-то похожее говорят и девушки, что да, мы разжигали вражду к этим инстанциям, мы считаем это допустимым, возможным, полезным, и мы писали так и будем писать, это не преступление. Преступны действия силовых структур, а не наши действия. И такую позицию суд интерпретировал как признание вины.

– Вы начали помогать политзаключенным еще в советские времена, 30 лет назад, и сами тоже были за это арестованы. Что сейчас делают правозащитники для того, чтобы помочь Надежде и Татьяне?

– Сейчас больше возможностей, сейчас есть Интернет, сейчас больше людей активных, молодежи. В разных городах люди выходят на одиночные пикеты в защиту Татьяны и Надежды. В Москве прошел довольно большой пикет в их защиту в четверг. Кроме того, большая поддержка для них – это распространение информации об их деле.

Я говорил недавно с правозащитницей Оксаной Челышевой, она отмечала с сожалением, что географическая удаленность мешает международным организациям признавать жертв репрессий в провинции узниками совестями и вообще обращать внимание на эти репрессии.

– Я надеюсь, что Amnesty International признает их узниками совести. К сожалению, пока их не арестовали, очень слабый был интерес к их делу. Мы проводили пресс-конференцию в Независимом пресс-центре с их участием. Пресса практически не явилась. Сейчас мне пришлось расшифровать текст, я его вывесила в своем блоге. Появился отдельный сайт в защиту Надежды и Татьяны, и на сайте Демократического союза "Свободное слово", с которым они сотрудничали, все материалы об их деле вывешены.

– Можно было бы все это принять за рвение провинциальных спецслужб, но ведь в столице 31 декабря происходило то же самое, людей арестовывали перед митингом "Стратегии 31" и после него. Так что можно дело Низовкиной и Стецуры рассматривать как часть общей ситуации.

– Я думаю, что можно рассматривать и как часть общей ситуации. То, что 31 числа их задержали – это знаково. Но, кроме того девушки, я думаю, шокировали местные власти бесстрашием и непокорностью. Я не помню случая, чтобы человек отказался дать подписку о невыезде, когда идет суд над ним по уголовному делу. Такое поведение настолько непривычно для наших властей, что они приняли себе на беду такое решение.

Фрагмент программы "Итоги недели".
XS
SM
MD
LG