Всеволод Иванов. "Бронепоезд 14-69": Контексты эпохи /Отв. ред. Н. В. Корниенко, сост. Е. А. Папкова, вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ю. П. Зародовой, Н. В. Корниенко, И. Е. Лощилова, Е. А. Папковой, А. А. Штырбула. – М.: ИМЛИ РАН, 2018.

В апреле на Московском кинофестивале я смотрел реставрированный фильм Дзиги Вертова, снятый к первой годовщине Революции, в одном из его кадров появлялся красный бронепоезд "Череп" – опора советской власти в Новониколаевске (Новосибирске). В те времена кровеносными артериями воюющих стран были железные дороги. Соответственно, грозным и в то же время уязвимым оружием маневренной войны стали бронированные поезда. Одним из самых известных советских сочинений о Гражданской войне остается сперва прозаическая, а чуть позже и драматургическая история бронепоезда 14-69. Вс. В. Иванов (1895–1963) так вспоминал первооснову: Отряд сибирских партизан, вооруженный берданками и винтовками, захватил блиндированный бронепоезд белых вместе с его орудиями, пулеметами, гранатами и опытной командой! Для того чтобы хоть на мгновение остановить мчащийся бронепоезд, партизан Син-Бин-У, один из тех кули, которых царское правительство во множестве наняло и увозило на фронт для окопных работ, – китаец лег на рельсы и был раздавлен бронепоездом. Машинист на секунду высунулся из паровоза, чтобы взглянуть на рельсы, на которых лежал китаец, и тотчас же был застрелен партизанами! Бронепоезд – один в тайге. Партизаны разобрали вокруг него рельсы и дымом "выкурили" команду. Военные историки указывают на бои между Барнаулом и Новониколаевском в начале декабря 1919-го, в результате которых были захвачены белые бронепоезда "Степняк" и "Сокол".

Иванов перебрался из Сибири в Петроград в январе 1921-го и стал одним из "Серапионовых братьев", которым покровительствовал Горький. Повесть о бронепоезде 14-69 была опубликована в 1922, пьеса поставлена во МХАТе 8 ноября 1927 года (в главных ролях В. Качалов, Н. Хмелев, М. Прудкин и В. Станицын). Произведение вызвало горячий читательский, зрительский и критический интерес. Л. Троцкий укорял автора в недостаточной революционной сознательности: Мужицкий мятеж вспыхивает внезапно, от мелкой искры, разрозненно, нередко жестокий в своей беспощадности, – и не видать, почему он вспыхнул, куда ведет? Повесть выдержала множество переизданий, пьеса – постановок; история бронепоезда 14-69 раз и навсегда стала визитной карточкой Иванова – Серапионова брата Алеута.

Институт мировой литературы им. А. М. Горького усилиями филологов и историков подготовил том, посвященный "Бронепоезду 14-69". В него вошли три версии произведения (повесть, пьеса, киносценарий), сибирские очерки и рассказы Иванова, фрагменты воспоминаний Иванова и воспоминания его друзей, антология поэтов "белой" сибирской столицы – Омска, научные статьи.

Нынешнему читателю, далекому от классики соцреализма, следует обратить внимание на некоторые тонкости. Иванов перенес действие из Западной Сибири на Дальний Восток, в окрестности Владивостока, и сдвинул хронологию. Важно проследить эволюцию текста "Бронепоезда". Повесть 1922-го написана с экспрессионистским размахом. Героями-антагонистами являются обезумевший начальник бронепоезда Незеласов и командир партизан, рыбак больших поколений Вершинин: Тосковал он без моря – и жизнь для него была вода, а пять пальцев – мелкие ячейки сети: все что-нибудь да и попадет. Бронепоезд представал антропоморфным существом: злобно багрово блестели зрачки паровоза, поезд трясся и был весь горячий, как больной в тифозном бреду. Бой на железной дороге приобретал сказочные черты, словно у Шекспира, когда Бирнам шел на Дунсинан: Страшнее огромных сопок были эти торопливо перебегающие по кустарникам спины, похожие на куски коры. Падение города описывал бесстрастный хроникер: Из вагонов выскакивали с пулеметами, с винтовками партизаны. Были они почти все без шапок и с пьяными узкими глазами. В комендантской звенели стекла и револьверные выстрелы. Какие-то бледные барышни ставили в буфете первого класса разорванное красное знамя.

Пьеса 1927-го и сценарий 1963-го были куда более идеологически выдержанными. Иванов добавил пространную экспозицию в белом тылу с оглядкой на булгаковскую "Белую гвардию": Пьеса Булгакова бередит совесть, а это жестоко. Естественно, что коммунисты Булгакова не любят. Да и то сказать – если я на войне убил отца и мне каждый день твердят об этом, приятно ли это? (Вс. Иванов – М. Горькому)

Иронически характеризовалась идеология Белого движения: Вчера ангорского кота с хивинской кошкой спаривали. Чудо получится! Ждут! А генерал, дядя Вяча, господин Спасский, переплетами увлекается, книжки сшивает. Подробно рассказано о странных "крестоносцах" колчаковской армии. В лагере красных на первый план вместо Вершинина (больше семейного мстителя) выходит председатель Владивостокского ревкома Пеклеванов: Мир нужен всей земле, всей планете. Но этот мир – великий мир труда и коммунизма – придет к нам через большие битвы, через большую войну… мы еще увидимся, мы еще будем воевать вместе. Рабочему без крестьянина никак не обойтись. Любопытно, что и красные, и белые сражаются, по сути, за мещанские идеалы: Может быть, канарейка-то в клетке – вот эта гаденькая и заплеванная канарейка, которой десятилетия упрекали нас, и есть тот дух "в виде голубине", ради которого мы должны бороться и который должны защищать… Дом-то пятистенный, на горе, а под горой – пасека, ульи, а там опять ребятишки пойдут; земля-то округ чернозем, как песня, земля. Уж ты похозяйничаешь. Судя по всему, для этого и должны были пасть мгновенные правительства и разбежаться дезертиры, точно вытекающий из раны гной. Созданный в годы холодной войны киносценарий дополняли авантюрные сюжетные коллизии, и он выводил главным врагом советской власти интервентов: в адрес американцев Иванов выпустил немало новых стрел.

Претерпел метаморфозу и образ бронепоезда. Он стал символом России и неудержимой русской революции: На бронепоезде – красный флаг. На стенах вагонов намалеваны старинные русские восьмиконечные белые кресты. А внутри крики: Сдавайсь, белая сволочь! – Иди к черту, красная скотина! Чуть-чуть передвигая колеса, идет бронепоезд… Опять подсунули бревна, подбросили земли. Опять налегли всем мужичьим телом, всеми волостями, уездами, селами, всем жильем, которое теснится вдоль линии железной дороги, которое стремится к речкам и океану.

С течением времени в произведении растворяется рассказчик. Если в повести 1922-го таковым был солдатик в шинели-халате, голубых обмотках и английских бутсах, на которого проницательно указывал большевистский критик А. Воронский, то в 1963-м на роль автора может претендовать разве только романтичная белая барышня Варя. Ей Иванов приписал стихи петроградского пушкиниста и колчаковского офицера Георгия Маслова, умершего от тифа в начале 1920-го:

Скорбно сложен ротик маленький.
Вы молчите, взгляд потупя.
Не идут вам эти валенки,
И неловки вы в тулупе.
Да, теперь вы только беженка,
И вас путь измучил долгий,
А какой когда-то неженкой
Были вы на милой Волге!

Эта "расплывчатость" автора заслуживает пристального внимания: настало время обратиться к фигуре Вс. Иванова. Свои ранние годы он описывал в легендарной манере: Подробная история замечательных похождений, ошибок, столкновений, дум, ошибок, изобретений знаменитого факира и дервиша Бен-али-бея, правдиво описанная им самим в пяти частях, со включением очерков о его соломенной собаке, о поисках волшебной библиотеки и восхитительной Индии, о странствиях по Сибири и Уралу, о фауне и флоре найденных им местностей, о встречах и беседах с офицерами и солдатами времен империалистической войны, о красной гвардии, об изучении ремесел, о сборе полезных сведений, общих и частных, с присовокуплением, где нужно, изъяснений из естествознания, физики, химии, а также пословиц, анекдотов и суеверий… (подзаголовок "Похождений факира", 1934) Семейная история Иванова таинственна; достаточно сказать, что его полупомешанный брат Палладий случайно застрелил отца, но в бега от следствия пустился сам Всеволод. Году в 1915-м Иванов освоил печатное дело, стал работать в типографии Кургана, подвизался в местной прессе. В 1917-м одновременно вступил в партии социал-демократов и социал-революционеров, выдвинулся в органы новой власти от печатников, летом обосновался в Омске, где работал в эсеровской типографии "Земля и воля" наборщиком.

В 1918-м Омск становится одной из российских столиц:

Прикрыв лицо степного зверства
Культурной беженскою пленкой,
Такою хрупкою и тонкой,
Возникли в Омске министерства.
Во всем подобие столицы:
В двенадцать пушка бухнет ровно,
И Любинский – Тверская словно,
Смешались экипажи, лица.

(Александр Вощакин, 1919)

В нем находилась резиденция адмирала Колчака, который уважительно отзывался о Горьком и Блоке, но доверительно сообщал Иванову, что придется их расстрелять. В Омске Иванов попадает в насыщенную культурную среду. Местной знаменитостью был писатель, художник и акционист Антон Сорокин (1884–1928). Он рачительно служил в управлении железной дороги, сдавал внаем свои дома, провозгласил себя королем сибирских писателей, помещал объявления в газетах о собственном самоубийстве, выставлял свою живопись на заборах, создал "Симфонию революции": Крики радости: привезли с фронта в награду три пуда золота – девяносто шестой пробы. Люди бегут, кричат: И мне, и мне. Комиссар кричит: И мне, и мне. На лбу красном пот. Люди орут: Всем хватит, – двести девяносто два пуда. А в овраге за публичным домом сидит на коряге диавол, хохочет, радуется: Не хотите ли нового Керенского или Ленина? И толпа кричит: Всем хватит, три тысячи восемьдесят два пуда.

Сорокин стал своего рода ивановским Мефистофелем, сперва поощрял и опекал молодого литератора, а в 1920-е пытался публиковать черновики Иванова как собственные сочинения (незавершенная повесть "Фарфоровая избушка") и обвинить Иванова в антибольшевизме: Конечно, Иванова вначале, как наборщика, не пускали в этот вагон [имеется в виду вагон редакции походной газеты штаба армии Колчака], но вскоре талантливые рассказы против пролетариата внушили доверие. Печатались эти рассказы под псевдонимом Тараканова, Лыкова, Изюмова, Анриуса и за подписью Всеволода Иванова. Клеветы было достаточно. В статье "Глухомань" Иванов советовал не давать большевикам-зверям солдат. К годовщине Коммуны пишет повесть, где все люди оборачиваются в зверей и питаются человечиной (публ. впервые). Не умри Сорокин от туберкулеза в 1928-м, его разоблачения могли стать роковыми для автора "Бронепоезда 14-69" в годы Большого террора.

В Омске некоторое время жил отец футуризма Давид Бурлюк. Художники Уфимцев, Мамонтов и Шабль-Табулевич основали группу "Червонная тройка". Вс. Иванов ставил свою драму "Черный занавес", хотя на сцене был занавес зеленый; писали стихи поэт-гробовщик Березин и поэт-клептоман Славнин. Изящный стилизатор, племянник Михаила Кузмина Сергей Ауслендер стал официальным биографом Колчака и писал статьи о палаче и сверхпреступнике Троцком и Ленине – мозге большевизма, который найдет точные логические формулы для всего самого отвратительного, который сумеет оправдать самое непростительное и безумное. Помимо петроградца Г. Маслова, неоспоримым поэтическим даром обладал омич Юрий Сопов (Петр Сопов, 1897–1919), погибший во время своей попытки взорвать адмирала – Верховного правителя России.

Что касается самого Иванова, то за вычетом собственных версий и доброжелательных мемуаров друзей (коммунистические заговоры, партизанская легенда), остается безусловный факт работы в колчаковской фронтовой типографии и газете "Вперед!" летом-осенью 1919-го. Редакция и типография размещались в специальном поезде, тираж составлял не менее трех тысяч. Иванов в своих фельетонах недвусмыслен: Обвалом злобы несутся казаки, сметая красные гнилые листья интернационального дерева, взращенного на русской почве. Падет дерево. Обвал злобы несет волю, взлелеянную многими годами борьбы: эту Волю не смогли удавить красные диктаторы Ленин и Троцкий. Осень нынешнего года – это весна Новой, Свободной России.

Судя по отложившемуся в архиве писателя черновику письма Сталину, в октябре 1939-го у парткома союза писателей возникли сомнения в большевизме Иванова, но главный "свидетель обвинения" уже 10 лет лежал на Ваганьковском кладбище.

Репрессивная машина обошла Иванова и его близких стороной, но его раннее творчество, в известном смысле, "раздавил" бронепоезд 14-69. В настоящем научном издании републикуются забытые и жуткие страницы Иванова об изуверской жестокости всех противоборствующих сторон, о поездах – гекатомбах мертвецов, о смрадном гниении общих могил. Гражданская война – символическая трагедия Серебряного века; так ее описал и омский товарищ Иванова, террорист-неудачник Петя Сопов:

В оркестре скрипки заменили пулеметы;
А гитары – выстрелы пушек;
Хозяин дорого за ужин возьмет:
Пишется счет на души.
Вместо скатерти – белый снег,
Вазы с пальмами – белые березы;
Ко мне озверевший подошел человек
Просит на чай мои слезы.
Руки дрожат… в глазах темно…
В горле дикие приступы рвоты…
Кровь течет, течет как вино:
"Хозяин! получите по счету!"
Мы пили красное вино,
Его нам подавали пули.
И слишком пьяные давно
Окоченели и заснули.