Александр Подрабинек: Утверждение, что история не знает сослагательного наклонения, стало общим местом. Конечно, мы не можем сказать уверенно, что бы стало со страной, если бы когда-то история пошла по другому пути.

Тем не менее иногда происходят ключевые события, определяющие будущее страны. Это развилки истории, моменты истины, выбор судьбы.

Говорят, глупо сожалеть об упущенных возможностях. Однако еще глупее не замечать просчетов. Без учета прошлого не сделать правильного выбора на будущее.

В новейшей российской истории были по крайней мере три неустойчивых ситуации, когда все могло бы пойти по-другому, если бы не трусость одних, предательство других и покорность третьих.

Говорят, глупо сожалеть об упущенных возможностях. Однако еще глупее не замечать просчетов

События августа 1991 года, наверное, можно назвать революцией. Участие народных масс в этих событиях было впечатляющим.

Однако существенное отличие "августовской революции" от большинства "бархатных революций" в Восточной Европе состояло в том, что в Советском Союзе протест уже на самых ранних стадиях возглавили выходцы из партийной номенклатуры.

В их планы не входили коренные изменения и радикальные демократические преобразования. Они шли на поводу у улицы, когда улица требовала перемен. Но при этом они ясно осознавали необходимость сохранения государственных институтов, обеспечивавших репрессивный характер советского режима. Революционный пафос был их тактикой, верность номенклатурно-репрессивной системе – стратегией.

Некоторые аналитики с изрядной долей конспирологии утверждают, что планы реформирования социализма родились в КГБ и чуть ли не под руководством самого Андропова. Это маловероятно. С другой стороны, кто теперь знает, какие у кого были тогда планы выживания и обогащения?

Одно бесспорно: лидеры протеста 1991 года пожертвовали компартией, но спасли от разгрома КГБ. Что за этим стояло – личные пристрастия, верность обещаниям, политический расчет, боязнь разоблачения? Рассказывает корреспондент Радио Свобода Андрей Королев.

Андрей Королев: 17 августа 1991 года состоялась встреча будущих членов ГКЧП в закрытой гостевой резиденции КГБ, где было принято решение ввести с этого дня чрезвычайное положение, сформировать ГКЧП, потребовать от Горбачева подписать соответствующие указы или уйти в отставку. При этом Горбачеву предписывалось передать полномочия вице-президента Геннадию Янаеву.

18 августа представители комитета вылетели в Крым для переговоров с первым президентом СССР, находящимся на отдыхе в Форосе, чтобы заручиться его согласием на введение чрезвычайного положения. Однако тот ответил отказом. К вечеру на президентской даче были отключены все виды связи, включая канал, обеспечивающий управление стратегическими ядерными силами СССР.

Рано утром 19 августа севастопольский полк войск КГБ СССР заблокировал президентскую дачу в Форосе, а всесоюзное радио начало передавать сообщения о введении чрезвычайного положения в некоторых районах страны. Около семи утра по приказу Язова Вторая мотострелковая Таманская дивизия и Четвертая танковая Кантемировская дивизия начали движение к Москве.

Спустя два часа президент России Борис Ельцин с соратниками прибывает в Белый дом и в телефонном разговоре с Крючковым отказывается признать ГКЧП. Ближе к полудню первые колонны демонстрантов прибыли на Манежную площадь, у Белого дома собрались несколько тысяч граждан, к которым вышел Ельцин, зачитавший с танка обращение к гражданам России и назвавший действия ГКЧП реакционным антиконституционным переворотом. Почти сразу после этого Ельцин издал указ №59, квалифицирующий создание ГКЧП как попытку госпереворота.

Между тем демонстранты перегородили Тверскую в районе гостиницы "Националь" и начали сооружение импровизированных баррикад. Около четырех часов пополудни на сторону москвичей перешла танковая рота майора Евдокимова – шесть танков без боеприпасов. Указом Янаева в Москве введено чрезвычайное положение. Около пяти часов вечера Ельцин издал указ №61, которым союзные органы исполнительной власти, включая силовые структуры, переподчинялись президенту РСФСР. На пресс-конференции в МИДе Янаев и другие члены ГКЧП, отвечая на вопрос, где сейчас президент СССР, заявили, что Горбачев находится на отдыхе и лечении в Крыму.

Тем временем многотысячные митинги проходят в Ленинграде, Нижнем Новгороде, Свердловске, Новосибирске, Тюмени и других городах России. В Москве редакторы 11 независимых газет собрались в редакции "Московских новостей" и договорились о выпуске "Общей газеты", экстренно зарегистрированной в Министерстве печати РСФСР. В России создано временное республиканское Министерство обороны, руководителем которого назначается Константин Кобец.

Вечером 20 августа в программе "Время" сообщено о введении в столице комендантского часа. В ночь на 21 августа в подземном транспортном туннеле на пересечении Калининского проспекта и Садового кольца, забитом бронетехникой, погибли трое гражданских лиц: Дмитрий Комарь, Владимир Усов и Илья Кричевский. Рано утром этого же дня главком ВВС Евгений Шапошников предлагает Язову вывести войска из Москвы, а ГКЧП объявить незаконным и разогнать.

В 7 часов все армейские подразделения, введенные в Москву 19 августа, покидают столицу. В 14 часов Ил-62 с путчистами на борту вылетел на дачу к Горбачеву, другим бортом в Форос отправились вице-президент РСФСР Александр Руцкой и премьер-министр Иван Силаев. Именно они поздно ночью 22 августа доставят Горбачева и его семью в аэропорт Внуково-2. В это время в Москве проводится задержание членов ГКЧП. Во избежание ареста 22 августа покончил с собой министр внутренних дел Пуго, двумя днями позже застрелился поддержавший путч маршал Ахромеев, 26 августа выбросился из окна управделами ЦК КПСС Кручина.

В ночь на 23 августа по распоряжению Моссовета был произведен демонтаж памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади. Низвергавшие лубянского идола надеялись, что это станет символом обновления государственного устройства и политической жизни.

Александр Подрабинек: Вот что сообщал корреспондент московской газеты "Экспресс-Хроника" о событиях вечера 22 августа на площади Дзержинского.

"22 августа на площади Дзержинского московский народ требовал снести памятник "железному Феликсу". Я как представитель прессы, пробравшись через оцепление в центр площади, стал свидетелем разговора между депутатами. Они с драматическими интонациями обсуждали, как убедить их, то есть москвичей, что сносить памятник Дзержинскому сегодня не надо. Стало известно, что Горбачев против демонтажа памятника. Неизвестно почему, депутаты придерживались такого же мнения, но аргументы выдвигались беспомощные: "Нужен точный технический расчет, нужна хорошая подготовка к этой сложной процедуре, не будем варварами, сохраним памятники истории, не будем поддаваться на провокации". Уговаривали повременить со сносом памятника Сергей Ковалев, Марк Захаров, Глеб Якунин, какие-то архитекторы, ветераны войны, инженеры Мосстроя. Превзошел всех Сергей Станкевич, заявивший, что немедленного сноса памятника требуют провокаторы.

Толпа, однако, освистав ораторов и прорвав оцепление, сомкнулась вокруг памятника, и вскоре появились краны, под ликование народа благополучно перегрузившие бронзовый памятник "железному Феликсу" с пьедестала на автомобильную платформу".

Александр Подрабинек: Однако символическая победа народ не удовлетворила. На площади раздавались голоса о необходимости занять здание КГБ. Почти во всех окнах этого мрачного здания был погашен свет, чего никогда не бывало в обычные дни. Казалось, чекисты затаились в ожидании штурма.

Постепенно народ успокоился, но лишь затем, чтобы на следующий день вновь прийти на площадь Дзержинского с намерением штурмовать КГБ СССР.

Интуитивно многие понимали, что путч, возможно, и был опереточным, но последовавшие за ним события давали редкий исторический шанс изменить судьбу страны. Для этого надо было развивать успех. Нельзя было останавливаться. Захват КГБ с его архивами, отчетами и свежими документами о политическом сыске был логичным и в тот момент не слишком рискованным шагом. Едва ли у чекистов, деморализованных всем происходящим, хватило бы решимости оказывать серьезное сопротивление. Если бы тогда удалось захватить цитадель госбезопасности, у России были бы совсем другие перспективы демократии.

Но тут вмешалась "тяжелая артиллерия". Спасать ситуацию приехал Борис Ельцин. Вспоминает очевидец тех событий журналист Дмитрий Волчек.

Дмитрий Волчек: Ключевой момент истории современной России – это момент, когда толпа собралась штурмовать здание КГБ на Лубянке 23-го числа. Приехал Ельцин и сказал, что не нужно этого делать. Я стоял в этой толпе. Он сказал: "Я назначил Бакатина председателем КГБ. Расходитесь".

Борис Ельцин: Председателем КГБ назначен Бакатин Вадим Викторович.

Дмитрий Волчек: И вот тогда история повернула в ту сторону, в которую она идет сейчас. Я думаю, если бы толпе тогда удалось ворваться в это здание, захватить его, поставить архивы под свой контроль, выгнать оттуда этих людей, то был бы шанс (я не говорю, что сто процентов, но был бы шанс), чтобы сейчас не произошло то, что произошло. Вот это был роковой момент.

Борис Ельцин: Соблюдать спокойствие и приступить к работе. Все, спасибо. Самого доброго вам.

Александр Подрабинек: Ельцин спасал КГБ, без которого в новой политической жизни он бы чувствовал себя неуверенно. Посмотрите, какие по-настоящему озабоченные, почти испуганные лица у Ельцина и его окружения. Он не просто призвал людей разойтись, он хотел, чтобы они ушли прямо сейчас, у него на глазах. Он хотел самолично убедиться, что Комитету госбезопасности больше не угрожает опасность штурма.

И народ разошелся по домам. То ли сработала привычка к послушанию, то ли поверили убедительному тону Ельцина.

Благодаря долгим и усиленным стараниям очень многих пропагандистов, "прорабов перестройки", политиков новой волны Борис Ельцин получил незаслуженное доверие общества, чем и воспользовался. Назвавшись демократом, но оставаясь в душе советским партийцем, в решающий момент он спас репрессивный аппарат, лишив Россию серьезного шанса на демократические преобразования.

Через десять лет после августовской революции началась эпоха уверенной реставрации авторитарного режима. К тому времени демократическая часть российского общества находилась уже в обороне. В обороне победить нельзя, но можно не проиграть.

Борис Ельцин сдал Россию чекисту под гарантии личной безопасности. Путин сдержал свое слово и обеспечил бывшего президента неприкосновенностью. Вероятно, судьба России в условиях сделки не оговаривалась. Это для них такая мелочь…

Первая серьезная атака Путина на еще зачаточные институты демократии пришлась на свободу слова. Это и понятно: свобода слова – самый первый и самый главный враг авторитаризма. С нее и начинать.

Марианна Максимовская: Сегодня "Газпром" предпринял попытку установления контроля над телекомпанией НТВ.

Андрей Королев: В ночь на 14 апреля 2001 года произошла силовая смена руководства НТВ. Перестал существовать телеканал, с которым сотрудничали Леонид Парфенов, Владимир Кара-Мурза, Светлана Сорокина, Татьяна Миткова, Виктор Шендерович, Лев Новоженов, Дмитрий Дибров и многие другие яркие телеведущие.

Давление на независимых журналистов началось еще в 2000 году, почти сразу после прихода к власти Владимира Путина. Принадлежавший компании "Медиа-Мост", собственником которой был бизнесмен Владимир Гусинский, канал оказался практически один на один с Кремлем. Место собственника занял генеральный директор холдинга "Газпром-Медиа" Альфред Кох, а кресло генерального директора вместо Евгения Киселева – бизнесмен Борис Йордан, тогда же главным редактором был назначен Владимир Кулистиков.

Конфликт собственников, ставший официальной версией разгона телеканала, вызвал раскол и в трудовом коллективе. Однако события весны 2001-го вышли далеко за рамки внутрицеховых журналистских распрей, вызвали бурные дискуссии и собирали на митинги десятки тысяч людей. За судьбой журналистов и их программ следила вся страна.

Это был последний митинг в защиту НТВ (на видео), собравший десятки тысяч сторонников независимого телевидения. И это последние кадры, на которых журналисты НТВ стоят плечом к плечу. Спустя считаные часы команда развалится и окончательно поделится на "ушельцев" и штрейкбрехеров. Очевидно, это была первая массовая акция протеста такого масштаба в путинской России.

3 апреля 2001 года программа "Сегодня" вышла из 11-й студии, из которой обычно транслировались в эфир "Глас народа" и "Итоги. Независимое расследование". В студии – ведущий Михаил Осокин, за ним – десятки журналистов, операторов, редакторов, более двухсот сотрудников телеканала НТВ. К началу программы было принято заявление журналистов, в котором выражалось несогласие с действиями "Газпром-Медиа", его подписали 375 журналистов. Тем не менее никаких очевидных изменений внутри программы нет: отчет о послании президента Федеральному собранию, отклики политиков на заявления президента и, конечно, рассказ о заседаниях акционеров НТВ и нового совета директоров телекомпании. Однако в оформлении телепрограммы появилось слово "протест" на логотипе НТВ.

Но уже на следующий день на канале вышли новости, подготовленные журналистами, лояльными представителям "Газпрома". Выпуск не содержал никакой информации о разгроме компании, ведущая просто объявила, что на канал пришло новое руководство. Тогда же бывший главный редактор НТВ Евгений Киселев принял предложение возглавить ТВ-6. После силового захвата четвертой кнопки это была единственная возможность сохранить коллектив единомышленников.

Александр Подрабинек: Нападки власти на НТВ были упорными и продолжительными. Всем была понятна политическая подоплека дела, но власть упирала на экономические интересы, на "спор хозяйствующих субъектов".

Гендиректор НТВ Евгений Киселев ясно осознавал причины атаки на телекомпанию.

Евгений Киселев: Такова была политическая логика развития путинского режима. Я напомню, с чего начинается путинское президентство. Что происходит в первый рабочий день, когда Путин на своем посту? Утром – налет до зубов вооруженных оперативников в масках, в камуфляже на штаб-квартиру "Медиа-Моста" в Большом Палашевском переулке, дом 5. Это не просто случайное событие – это знаковое событие, которое обозначило весь вектор предстоящей путинской политики на долгие годы вперед.

Александр Подрабинек: НТВ не капитулировало сразу и безоговорочно. Оно сопротивлялось, сначала – используя возможности телевидения. Пока компания не была отключена от распространения сигнала, она имела возможность влиять на общественное мнение и собирать своих сторонников.

Что в такой ситуации могло сделать НТВ? Какой выбор стоял тогда перед командой Независимого телевидения?

На общественную поддержку НТВ рассчитывало не зря. Наступал решающий момент. Острая ситуация требовала решительных действий. Молчание было равносильно капитуляции.

7 апреля 2001 года по призыву журналистов на митинг в поддержку НТВ в Останкино собралось около 25 тысяч человек.

Москвичи были полны решимости защищать популярную телекомпанию. Тележурналисты НТВ были воодушевлены.

Марианна Максимовская: Власть с нами действует не просто беззаконными методами, власть ведет себя аморально.

Евгений Киселев: Мы очень на вас рассчитываем. И мы вас не сдадим.

Светлана Сорокина: Но есть, черт возьми, что-то, что отличает нас от всего другого живого мира, что говорит, что мы – люди: это солидарность.

Андрей Черкизов: Я тут позволю себе не согласиться с Евгением Киселевым и с их предложением к согласительной комиссии, что надо обращаться к Путину с просьбой. Не надо обращаться к Путину ни с какой просьбой.

Владимир Кара-Мурза: Наш митинг транслируется в прямом эфире телекомпании CNN на весь мир.

Александр Подрабинек: После окончания митинга все разошлись по домам. Журналисты НТВ удовлетворились моральной поддержкой телеканала, начавшимся сбором подписей в их защиту и трансляцией митинга по CNN.

Призвать москвичей встать на защиту телеканала, как это сделали в похожей ситуации чехи, никто не решился.

Андрей Королев: Конфликт, разгоревшийся на Чешском телевидении в конце 2000 года и продолжавшийся до января 2001-го, стал ответом на попытку тогдашнего генерального директора Иржи Годача приватизировать общественный телеканал. Отправив в отставку прежнего независимого руководителя Душана Хмеличека, Годач начал агитацию за Гражданскую демократическую партию и ее лидера, будущего президента Чехии Вацлава Клауса. С 24 декабря 2000-го выпуски новостей выходили с участием ставленницы Годача Яны Бобошиковой. Журналисты, которых Годач уволил из-за несогласия с официальной политикой нового патрона, отказались покидать здание и оккупировали студию новостей. В ответ на это Годач отключил первую и вторую кнопки, а все попытки выхода в эфир отставленных журналистов распорядился прерывать сообщением о технических неполадках. В то же время на стороне протестующих выступил ряд политиков и даже действовавший президент Вацлав Гавел. В итоге кризис разрешился только после отставки Годача и всех его людей, а его место занял Иржи Балвин.

Александр Подрабинек: В 90-е годы НТВ было на российском телевидении очагом свободомыслия. Но телеканал – это не только журналистика или политика. Это еще и бизнес. А бизнес стоит денег. Поэтому попытки руководства НТВ спасти свой телеканал сопровождались одновременно финансовыми переговорами с властями.

Иначе говоря, вопрос стоял о цене сдачи, о чем журналистам НТВ тогда достоверно известно не было.

Виктор Шендерович: Надо признать, что руководство телекомпании параллельно с митингами вело сепаратные переговоры о цене сдачи. И их можно понять: они и так сделали гораздо больше, чем положено бизнесменам. Тем не менее руководство НТВ, Гусинский, конечно, вели переговоры, и эти переговоры выплывали наружу самым неожиданным образом в прямом эфире на "Свободе слова". Это был потрясающий момент истины, когда в прямой эфир программы "Свобода слова" (ее вела Светлана Сорокина) пришел Кох. Надо отдать должное некоторому его мужеству: он пришел в разъяренную компанию, и мы его в прямом эфире съели с дерьмом с его тезисами о хозяйствующих субъектах. Он лежал абсолютно раздавленный, побитый, несчастный, с опухшей мордой. Все это заканчивалось, заканчивался метраж, программа Сорокиной выходила на какой-то финальный монолог.

И тут Евгений Алексеевич Киселев сказал: "Позвольте напоследок еще буквально пару слов". Он начал говорить подготовленный монолог об отчем доме, который строил по кирпичику с самого начала, и вот приходят захватчики. Тут Кох, который лежал в руинах, вдруг приподнялся и сказал: "Так, значит за 300 миллионов не готовы продать отчий дом, а за 800 – готовы?" И тут стало ясно, что, пока мы говорили о свободе слова, за нашей спиной они благополучно встречались и выясняли цену сдачи.

Александр Подрабинек: Чекисты – люди, как правило, не слишком одаренные, но выгоду свою понимают. 14 апреля 2001 года НТВ было отключено от эфира, а помещения редакции заняли люди из нового руководства, назначенного Кремлем.

Как отреагировали на это журналисты НТВ?

Виктор Шендерович: В каком-то кабинете писали заявления об уходе те, кто хотел написать такое заявление. По телекомпании ходил выдающийся либерал Савик Шустер, в ту пору – глава корпункта Радио Свобода, и терроризировал штрейкбрехеров, объясняя что-то о долге журналиста. Жизни ему в этом качестве оставалась неделя, а потом обнаружилось, что это был "спор хозяйствующих субъектов", а сам он стал звездой йордановского НТВ. Когда потом выяснилось, что многие заявления были написаны не по форме, журналистов приглашали в отдел кадров, где их ждали то Миткова, то кто-то еще, приглашали переписать заявления, а потом начинали душеспасительные разговоры.

С этим связана одна чудесная история: тихий Александр Шашков, абсолютно незамеченный на митингах, когда его попросили переписать заявление по форме, без эмоций, написал идеальное заявление об уходе. Там было написано одно слово – "увольте".

Александр Подрабинек: Со дня митинга в Останкино прошло четыре дня. В это время решалась судьба не только НТВ, но и свободы слова в России. Новая чекистская власть будто присматривалась к реакции общества, просчитывая возможные последствия.

Встанет общество стеной на защиту НТВ – придется отступить, не встанет – можно доводить дело до конца. НТВ решило не идти на обострение. Решили договориться с Путиным.

Не получилось. В планы Путина это не входило. Свою задачу он видел в подавлении свободы слова в России. Какой резон ему был сохранять прежнее НТВ?

Еще в январе 2001 года журналисты НТВ встречались с Владимиром Путиным. Было ли уже тогда понятно, чего добивается власть?

Виктор Шендерович: В тот день и стало понятно, что хана. Ведь одно дело – видеть какого-то политика в телевизоре (телевизор укрупняет личность), а тут ты видишь человека, который смотрит тебе в глаза и лжет в эти глаза. В глазах у него пляшет радость и счастье от собственной неуязвимости. Он нам говорил, что нас всех уважает... Когда мы предлагали позвонить прокурору, чтобы выпустили Антона Титова, финдиректора, которого просто взяли в заложники, пытали ночными допросами, он говорил: у нас независимое правосудие, вы ставите меня в неловкое положение, я всего лишь президент, как я могу вмешиваться? Он спрашивал меня: вы что, предлагаете нам вернуться к телефонному праву? Ему было неловко за нас. Было понятно, что этот человек лгал нам в глаза и был абсолютно счастлив от своей формальной неуязвимости. С самого начала было понятно, что все бесполезно.

Александр Подрабинек: Теперь, спустя 15 лет, не сожалеет ли Евгений Киселев, что не призвал москвичей, депутатов парламента, политиков, журналистов к защите телеканала по примеру жителей Праги?

Евгений Киселев: Мы сопротивлялись как могли. Мы не могли разбить палаточный лагерь, потому что ситуация была чисто логистически иной, чем в Праге. Телекомпания НТВ занимала часть подконтрольного государству Останкинского телевизионного технического центра, где находились в тот момент многие другие компании. Мы не были хозяевами своей территории, не были арендаторами, мы вынуждены были играть по установленным не нами правилам, где мы там могли разбивать палатки?

Мы держали оборону на своем этаже. Мы демонстративно сняли с эфира все программы, кроме программы новостей, вместо фильмов, сериалов, развлекательных передач показывали в прямом эфире наши пустые редакционные коридоры, где просто ходили люди. У нас в редакции в качестве живого щита дежурили депутаты Государственной думы (в основном от фракции "Яблоко"), которые нам сочувствовали, но никаких шансов тогда, к сожалению, не было, потому что у власти была абсолютно четкая задача – прибрать к рукам НТВ и другие влиятельные СМИ. Я думаю, что никаких шансов на реализацию какого-то более мягкого, более позитивного сценария тогда не было.

Александр Подрабинек: С разгрома НТВ в России началось планомерное уничтожение свободы средств массовой информации. По мере того как свобода слова скукоживалась, беззаконие крепло. Произвол власти возрастал.

Виктор Шендерович: Естественно, первый удар был нанесен по НТВ. Все тираны наносят первый удар по свободе слова, потому что потом, когда заткнешь рот, можно делать что угодно. Потом уже отменили выборы, подмяли суды, парламенты – это все можно сделать потом.

Александр Подрабинек: Эти две развилки в новейшей российской истории самые заметные, но, конечно, не единственные. В следующем выпуске "Дежавю", который выйдет 2 декабря – к пятилетию начала протестных акций 2011 года, мы вспомним еще об одной развилке истории. Тогда страна могла пойти совершенно по другому пути, но осталась на прежнем.