Ссылки для упрощенного доступа

«Свободный белорусский театр» в Нью-Йорке.






Александр Генис: В Нью-Йорке прошли гастроли крайне необычного театрального коллектива. Это – полулегальный, диссидентский «Белорусский свободный театр». За его работой внимательно следят в Европе. К ним в Минск несколько раз приезжал в гости Том Стоппард, который помогает театру советом и поддержкой. Например, он порекомендовал им ставить Гарольда Пинтера, что обернулось оригинальным спектаклем-попурри сразу по пяти пьесам английского драматурга.


В Нью-Йорке театр тоже встретили с интересом и вниманием. Об этом в своем «закулисном» репортаже рассказывает корреспондент «Американского часа» Виктория Купчинецкая.



Виктория Купчинецкая: В Советском Союзе на фарцовщиков смотрели косо. Они были олицетворением позорного вещизма. А вот для руководителя Свободного Белорусского Театра Николая Халезина именно джинсы и стали символом свободы и гражданского неповиновения. С этой странной для западного зрителя трансгрессией ценностей недавно познакомились нью-йоркские театралы. Николай Халезин выступил в “ New York Public Theater ”- «Нью-Йоркском Общественном Театре» с моно-спектаклем, который называется: «Поколение «Джинсы». Свободный Белорусский Театр с гордостью называет себя «андеграундным», «подпольным». Сам Николай вообще производит впечатление человека, которого властные структуры должны сильно не любить.



Николай Халезин: На политической ситуации, которая существует, ты будешь заметен один месяц, а потом тебя спросят – ну, а делаешь-то ты что? У нас есть почетные титулы – единственный в Европе подпольный театр, единственный театр, который арестовывали вместе со зрителями. Но всеми этими титулами мы бы с радостью поменялись на постоянную театральную площадку в Минске. Нам эти титулы не нужны. Нам так много хочется сделать, мы так много знаем, что нужно сделать, что нам не интересен статус изгоев. При этом мы не готовы соглашаться с той властной позицией, которая существует сегодня. Мы не политический театр, у нас нет даже компонентов политического театра. Если мы и декларируем, то мы декларируем моральные ценности. Мы за то, чтобы театром занимались моральные люди



Виктория Купчинецкая: «Поколение Джинсы» - это история жизни одного человека в контексте советской республики Белоруссии и современной Белоруси. Николай в 80-е приторговывал джинсами, виниловыми пластинками и полиэтиленовыми пакетами с изображением полуобнаженных красоток. Сначала монолог, в основном, о фарцовке: где товар брали, почём чего можно было сбывать. Как джинсы «варить». Чем пластинка фирмы «Мелодия» отличалась от английской или американской. И что говорить кагэбисту, который тебя загреб с полной сумкой товара в гостинице «Интурист». Но постепенно протест, облаченный в «варёную джинсу», перерастает в протест политический. В 90-е годы Николай уже на баррикадах в Минске. Ему очень важно громко проорать: «Я СВО-БО-ДЕН». Он арестован, его сажают в «стакан» - карцер размером 80 на 80 сантиметров. Из «стакана» он пишет письмо любимой женщине. Когда в суде ему не предоставляют адвоката, он в знак протеста ложится на пол. Его выносят из зала. Монолог автобиографичен и тесно связан с реальностью.



Николай Халезин: Если ты не находишься под контролем государства, власть будет делать все, чтобы подчинить тебя. От тюрьмы и судов до исключения из вузов и увольнения с работы. Наши театральные деятели, все до единого, это прошли. После этого включается давление на зрителей. После того как были арестованы все зрители, там было несколько несовершеннолетних человек, к ним приходили в школы и говорили: «То, что в вузы вы не поступите – это уже однозначно. Но если вы еще раз будете арестованы на спектаклях Свободного Театра, то вы не закончите и среднюю школу. То есть вы не получите обязательного среднего образования». Тем не менее, зрители выдерживают, и как у нас не было ни одного пустого места в зале, так его нет даже после ареста. Единственное, что все зрители теперь, идя на спектакль, берут с собой паспорта, потому что в случае ареста это ускоряет процедуру. Белоруссия занимает последнее место в Европе по времени регистрации юридического лица – 6 месяцев. Но когда мы пытались зарегистрировать Гильдию драматургов и сценаристов, полтора года пролежали документы в Минюсте, потом их вернули и сказали: «не». Что «не», нельзя? Просто «не». Никто ничего не объясняет. У нас для того, чтобы государственный театр начал какую-то пьесу ставить, он должен сходить в министерство культуры, потом, перед премьерой, приходят цензоры из министерства культуры, смотрят, и говорят: «Это и это слово нужно убрать». Эта цензура уже вошла в режим самоцензуры. Тем не менее, театры брали мои пьесы, шли в министерство культуры и, тем не менее, хотя все пьесы были не политического толка, им говорили, что нельзя. «Почему, здесь же про любовь?!». «Фамилия автора не рекомендована».



Виктория Купчинецкая: В Нью-Йорк Свободный Белорусский театр пригласил американский театровед Марк Рассел. Он – куратор театрального фестиваля, который по-английски называется “ Under the Radar ”. Дословно: «То, что не улавливается радаром», то есть - не запеленговано.



Марк Рассел: Я приглашаю в Нью-Йорк коллективы обычно небольшие, некоммерческие. Их работы имеют важное значение для общества, в котором они живут. Они поднимают вопросы, крайне актуальные в данную минуту для зрителей у них на родине. Это может быть политика или социальный эскапизм, уход от реальности. Или проблемы отношения полов. В общем, их работы острые, современные. Они выполняют роль счетчика Гейгера в искусстве.



Виктория Купчинецкая: В Америке тоже есть подпольный театр. Но «подпольность» таких коллективов определяется, в первую очередь, не политической, а творческой смелостью, стремлением к эксперименту, отказом идти по протоптанным коммерческим дорожкам.



Марк Расел: У нас за участие в спектаклях не арестовывают. Наше театральное подполье – в основном экономическое. «Подпольным» можно назвать коллектив, который не стремится работать на Бродвее, который отказывается от коммерческих приемов, используемых в бродвейских постановках. Здесь борьба идет с коммерциализацией, а не с властями за свободу слова.



Виктория Купчинецкая: Для поколения молодежи 70-х и 80-х в Восточной Европе - именно джинсы и рок-н-ролл были важными символами освобождения от политической и идеологической деспотии. Сейчас более мощных коммерческих брэндов, чем «Ливайс» и «Ролинг Стоунс», придумать невозможно. Однако важно помнить, чем брэнды были до того, как брэндами стали – то есть о том, с чего начиналось сопротивление. И еще важное напоминание для западного зрителя: прямо сейчас где-то в мире борьба продолжается. Уникальность политической и культурной ситуации в Белоруси заключается в том, что процесс переоценки ценностей ей еще предстоит. Рано или поздно.



Николай Халезин: Однажды на общественном обсуждении после спектакля в Мюнхене мне один человек сказал: «Вы понимаете, что у вас на самом деле все хорошо. Вы поставили спектакль в тюрьме. Вы все вместе, рука об руку. А мы гоняемся за «Мерседесом» С-класса». Давайте хоть на недельку поменяемся. Дайте мне «Мерседес» С-класса, я хотя бы смогу его оценить. И я вам скажу, что лучше – спектакль в тюрьме или «Мерседес» С-класса. Солидарность это хорошо. Когда у нас была демократия в стране, я не был другим. И люди были такими же. И те, кто сейчас подлые, те и были подлыми. Но уже хочется свободы. 14-й год!


У меня растут две дочери, которые не знают другого властителя. Они уже живут с этим. Мы уже давно готовы переживать проблемы демократического общества, но уже не готовы переживать проблемы диктатуры.



Виктория Купчинецкая: В Белоруси о том, где состоится очередной спектакль Свободного Белорусского Театра, зрители узнают за несколько часов до представления из электронных рассылок. Ведь у театра нет постоянной площадки.



Николай Халезин: Мы изыскиваем любые возможности. Мы играли в лесу. Мы возили туда зрителей под видом свадьбы. Представьте себе зрителя, который едет сто километров в автобусе, чтобы посмотреть спектакль в лесу! Мы играем в клубах, в частных домах. Два клуба, в которых мы играли, закрыты – лишены лицензии. То есть панковские концерты проводить можно, а спектакли Свободного Театра – нельзя. У нас концепция тотального театра. Мы сыграли 15 спектаклей в Минске, в бистро, расположенном напротив здания КГБ. И они об этом не знали. В это бистро, в котором стояло 10 столиков, набивалось по 80-90 зрителей.



Виктория Купчинецкая: На меня после спектакля нахлынуло прошлое. Я вспомнила настоящих фарцовщиков. Как они, в начале 80-х, тусовались около гостиницы «Европейская» в Ленинграде. На них всегда были узкие джинсы, идеально вытертые, точно по моде, в нужных местах. Они курили. И вели тихие разговоры с суровыми швейцарами гостиницы. А если пройти совсем рядом с ними – можно было уловить запах дыма от иностранных сигарет. Запах неожиданно вызывал чувство сильного волнения и погружал в мечтательное состояние. Для меня тогда сигаретный дым «Мальборо» имел такое чудное, сложное благоухание - иных, запретных, миров и жизней.


Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG