- Жители России возмущены введением QR-кодов для борьбы с новой коронавирусной инфекцией.
- Более тысячи женщин убиты в России с начала этого года. Правозащитницы требуют принять закон о домашнем насилии.
- Страсбург встал на сторону женщин Северного Кавказа, которых родственники лишили права видеть и воспитывать собственных детей.
ПРОТИВ "ЦИФРОВОГО ФАШИЗМА"
На этой неделе главврачи нескольких крупнейших российских больниц опубликовали открытое письмо с призывом к известным противникам прививок (в числе которых – Геннадий Зюганов, Петр Толстой, Егор Бероев). Это письмо – приглашение посетить "красные зоны", реанимации и морги – призвано помочь изменить отношение к вакцинации.
Видеоверсия программы
Тем временем в оперативном штабе по борьбе с коронавирусом заявляют, что уровень коллективного иммунитета в России преодолел отметку в 50%. Число вакцинированных при этом едва превысило треть взрослого населения страны. Абсолютно все регионы уже ввели либо в ближайшее время собираются вводить систему проверки QR-кодов с сертификатами о вакцинации или о перенесенном менее чем полгода назад заболевании – при посещении некоторых публичных мест. Противники вакцинации обвиняют власти в "цифровом фашизме", штурмуют торговые центры и государственные учреждения.
Введение ограничительных мер должно быть оформлено федеральным законом, а не указом губернатора
На видеосвязи из Екатеринбурга – одна из заявительниц коллективного иска об отмене указа губернатора Свердловской области в части введения на территории региона пропускной системы по QR-кодам, партнер юридической фирмы "Юста Аура" Светлана Кололеева.
Светлана, насколько я понимаю, суд ваши требования уже рассмотрел и в удовлетворении иска отказал. Почему вы считаете незаконным введение пропускного режима по QR-кодам?
Светлана Кололеева: Введение таких ограничительных мер должно быть оформлено федеральным законом, а не указом губернатора. После подачи таких исковых заявлений в Госдуму как раз поступили два законопроекта федеральных законов о введении QR-кодов. Но мы считаем, что данный указ противоречит именно Конституции РФ, поскольку он ограничивает право на передвижение, свободу передвижения граждан. Более того, он создает дискриминацию, поскольку люди разделены на имеющих и не имеющих QR-коды. Те, кто не имеет QR-кода, по самым разным причинам не могут их оформить: не только потому, что они являются противниками вакцинации, но и потому, что, допустим, у них есть антитела, они переболели бессимптомно, но при этом их заставляют делать прививку.
Вакцинация направлена на то, чтобы защитить организм человека от вируса. Но если у него есть антитела, он уже защищен! Кроме того, лица, которые вакцинированы иностранными вакцинами, не зарегистрированными на территории России, также дискриминированы в этом вопросе.
Люди просто переживают за свое здоровье
Медотвод не дают и тем, у кого есть серьезные хронические заболевания. Допустим, сердечная недостаточность, которую диагностировали у Гаркалина, не являлась поводом для медотвода. Это вопрос к лечащим врачам, которые придерживаются мнения, что нужно прививаться несмотря ни на что. Перечень противопоказаний к российским вакцинам состоит лишь из нескольких пунктов: непереносимость компонентов вакцины, тяжелая аллергическая реакция, острая ОРВИ, но не названы сердечно-сосудистые заболевания, диабет и так далее.
Люди просто переживают за свое здоровье. У нас все больше информации о том, что пострадавшие обращаются к юристам, когда их близкие либо погибли после вакцинации (а после – не значит "вследствие"), либо получили какие-то осложнения. Поэтому население не верит. Сейчас, согласно данным Реестра лекарственных средств, вакцина все еще проходит третью фазу испытаний. В других регионах также оспариваются указы губернаторов. И по прохождении всех инстанций, если будет отказано, возникнет юридическая возможность обращения в Конституционный суд РФ.
Марьяна Торочешникова: Слово руководителю международной практики Правозащитной группы "Агора" (объявлена иноагентом) Кириллу Коротееву.
Кирилл Коротеев: Эта система является серьезным вмешательством в права граждан, в их бытовую жизнь: это пользование автобусом или метро, возможность сходить в магазин, кинотеатр. Конституционный суд еще в прошлом году подтвердил возможность введения практически любых ограничений и дал карт-бланш властям – все что угодно во имя борьбы с COVID.
Это серьезное вмешательство в права граждан, в их бытовую жизнь
Ограничения вводятся, казалось бы, для абсолютно разумной и правомерной цели – охраны общественного здоровья, но то, как это делается, вызывает серьезные вопросы. А главное, разумно сомневаться в том, что система обработки QR-кодов и хранение информации о вакцинации соответствует требованиям, предъявляемым к защите персональных данных.
НАСИЛИЕ ЕСТЬ, А ПРОБЛЕМЫ НЕТ?
1114 женщин убиты в России с начала этого года. Это данные проекта Femicid.net, который располагает только теми сведениями, которые попали в сводки новостей. По данным ВОЗ, каждая третья женщина хотя бы раз в жизни подвергалась физическому или сексуальному насилию со стороны партнера.
Каждая третья женщина хотя бы раз в жизни подвергалась насилию со стороны партнера
С нами основательница сети взаимопомощи для женщин "Ты не одна" Алена Попова и руководительница Центра "Насилию.нет" Анна Ривина (Минюст принудительно внес Центр в реестр иноагентов). Вообще, в России, кажется, уже не осталось организаций, которые помогают людям, пережившим насилие, и при этом не названных "иностранным агентом". Таковыми признаны даже федеральные "горячие линии" Центра "Анна".
25 ноября – Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. А в России, судя по заявлениям некоторых чиновников, этой проблемы нет в принципе, точнее, она надумана.
Анна Ривина: Российское государство построено по принципу насилия, по принципу иерархии, и это считается нормой. И как в стране, где нет прав человека, где женщину не считают человеком, может быть какой-то оазис, в котором женщины будут чувствовать себя в безопасности? У нас все плохо с тюрьмами, с выборами, плохо по всем направлениям. Эта тема раньше вообще не фигурировала, а теперь из-за того, что было положено очень много сил на то, чтобы она зазвучала, о ней начали разговаривать.
Российское государство построено по принципу насилия, и это считается нормой
Но, конечно же, никто не хочет решать эту проблему. Есть те, кто полагает, что якобы хватает Уголовного кодекса, хотя это не так, он направлен на другое. А есть те, кто считает, что если женщина будет держать рот на замке, то и насилия не будет. У нас абсолютно нет понимания того, что домашнее насилие – это нарушение прав человека и женщина – это человек, у которого тоже должны быть права.
Алена Попова: В патриархальной системе, к которой сейчас стремительно летит Россия, вообще никто не может чувствовать себя в безопасности от насилия, так как насилие является скрепой системы. Женщины чаще страдают от насилия, потому что у них снижена экономическая безопасность. Заработные платы мужчин и женщин сильно разнятся в пользу мужчин. 28% – это огромная разница, одна из самых высоких в мире. Женщины часто, находясь в декрете, не могут выйти на работу с тем же уровнем достатка. Мужчина понимает, что женщина от него зависима, поэтому угрожает ей: если она куда-то пойдет и начнет что-то рассказывать, она и ее дети лишатся прежнего уровня жизни.
Женщине постоянно внушают, что она все делает не так. У женщины есть наказание за материнство, а у мужчин есть поощрение за отцовство. Работодатели спрашивают, собирается ли женщина иметь детей, и если да, то тогда с большей вероятностью на работу возьмут мужчину. И даже у женщин, которые достигли определенного положения, все равно нет такого уровня защиты, как у мужчин, поскольку словам женщин о насилии чаще не доверяют: считается, что она хочет отобрать у мужа все имущество, мстит ему.
Марьяна Торочешникова: Появилось новое понятие "сексуализированное насилие" (это не обязательно буквальное изнасилование). В последнее время, благодаря волнам #MeToo и прочим, в России тоже заговорили об этом, но до сих пор еще игнорируют истории, связанные с профилактикой и противодействием харассменту (сексуальным домогательствам на работе).
В патриархальной системе, к которой сейчас стремительно летит Россия, никто не может чувствовать себя в безопасности
Алена Попова: Антикампания против домогательств достигла в России таких неимоверных высот, что у нас до сих пор в Госдуме наличествует депутат Слуцкий, который в прошлом созыве был обвинен в домогательствах. И когда начались дискуссии о ратификации Конвенции Международной организации труда о недопустимости домогательств, Слуцкий сказал, что он буквально "рыцарь в белом пальто", который предотвратил внедрение разрушительной прозападной идеологии в высокодуховные российские реалии.
Как сказала в прошлом созыве Думы Тамара Плетнева, председатель Комитета по делам женщин, семьи и детей, "это нормальное поведение у российских мужчин, ничего в этом такого нет". Многие говорят: надо радоваться, что мужчины домогаются: значит, они проявляют недюжинный интерес.
Во всей этой мрачной обстановке очень тяжело людям, у которых нет достаточного количества медийных ресурсов, чтобы рассказывать о том, что домогательства недопустимы. А у власти всегда очень монолитная единая конструкция, она вытаскивает топор и всех сразу на поле боя укладывает штабелями.
Если Россия продолжит следовать в этом направлении (а это единственная страна, которая раскритиковала Конвенцию Международной организации труда), то все больше женщин в будущем начнут молчать о домогательствах, а это может еще увеличить количество домогательств.
Марьяна Торочешникова: Одним из ярых противников ратификации конвенции было так называемое "Мужское государство", которое совсем недавно признали экстремистской организацией. Складывается впечатление, что что-то немножечко сдвинулось в головах у представителей правоохранительных органов.
Даже те уголовные составы, которые уже прописаны, зачастую не применяются
Анна Ривина: "Мужское государство" на протяжении многих лет издевалось над фемактивистками, травило, угрожало, превращало их жизнь в кошмар. А как только оно столкнулось с интересами мужчин, возглавляющих крупный бизнес, у них начались проблемы. Это говорит только о том, что нельзя нападать на мужчин, у которых есть деньги и власть. А с женщинами можно делать все что угодно, и никто не будет на это реагировать. Люди, которые сейчас у власти, не являются политически субъектными, и они будут менять направление в любую сторону, куда подует ветер. А сейчас, конечно же, есть консервативный поворот.
Марьяна Торочешникова: Принятия закона о профилактике семейно-бытового насилия правозащитники добиваются много лет, были разработаны десятки проектов, но ни один из них до сих пор не дошел даже до первого чтения в Думе.
Алена Попова: Я думаю, закон будет внесен. Но версия, которую собирается вносить Совет Федерации, нам пока неизвестна. Было две версии законопроекта: одна – которую мы разрабатывали при ГД, вторая – это то, что сделали из нашей версии в рабочей группе Совета Федерации. Взяли и с первых строк превратили законопроект в неработающий, потому что термин "домашнее насилие" там был определен как деяние, не содержащее признаков уголовного преступления и административного правонарушения.
Анна Ривина: Сейчас у нас ситуация очень плохая, потому что даже те уголовные составы, которые уже прописаны, зачастую не применяются: например, угроза убийства или какие-то другие аспекты, когда просто невозможно доказать, что это было, и полицейские никак не хотят помогать пострадавшим.
СИСТЕМНАЯ ДИСКРИМИНАЦИЯ
Только массовый поток обращений может что-то изменить
В октябре мы рассказывали историю двух девушек, бежавших из своих семей и пытавшихся найти укрытие в кризисном центре в Казани. Их оттуда забрали родственники (правозащитники утверждают, что на самом деле выкрали). С тех пор о судьбе девушек достоверно неизвестно ничего.
Мы попросили президента благотворительного фонда "Благие Дела" Алию Байназарову прокомментировать эту ситуацию.
Алия Байназарова: Кризисные центры – это то место, на которое нельзя допустить покушения ни со стороны бандитов, ни со стороны родни, ни уж тем более со стороны силовых структур. Сейчас нужно закидать письмами всех людей, которые могут повлиять на ситуацию: Валентину Матвиенко, которая говорит, что насилие недопустимо, Бастрыкина, Колокольцева, всех депутатов, главу Татарстана, руководителей силовых структур в Казани. Только массовый поток обращений может что-то изменить, потому что никаких вменяемых инструментов защиты у нас в России больше не осталось.
Анна Ривина: К сожалению, в новом созыве Думы в Комитет по делам женщин, семьи и детей входит господин Милонов: понятно, чего тут можно ожидать.
Кризисных центров в стране не хватает. В огромной Москве есть всего лишь один государственный центр, и туда достаточно сложно попасть. В европейском стандарте есть понимание, что на 10 тысяч женщин должно быть одно койко-место. В целом у нас порядка 200 подобных организаций на всю Россию, причем есть огромнейшие куски страны, где нет ни одной организации. И это далеко не всегда убежища, иногда просто какие-то НКО, где можно хотя бы получить помощь психолога или юриста. Нужна комплексная, выверенная система.
Кризисных центров в России не хватает
Марьяна Торочешникова: На днях Европейский суд по правам человека впервые признал системную дискриминацию женщин на Северном Кавказе в их праве воспитывать и даже видеть собственных детей после развода или смерти супруга. В деле "Тапаева против России" суд признал, что Россия нарушила право на семейную жизнь и способствовала дискриминации жительницы Чечни Луизы Тапаевой. В 2016 году ее муж умер, а четырех дочерей отобрал свекор.
Вот комментарий Александры Маровой, директора центра "Защитники детства".
Важно опираться на интересы ребенка и на законодательство, а не на традиции горных аулов
Александра Марова: К сожалению, подобных случаев много. Это очень показательное дело: спор между родителем, который является, по нашему законодательству, единственным законным представителем и имеет преимущественное право перед всеми остальными лицами на воспитание своего ребенка, и дедушкой. Но дедушка забрал детей. У нас очень часто получается именно так, что ребенок оказывается у третьих лиц, которые ему законодательно никто, и родитель ничего не может сделать.
Суды часто встают на сторону этих граждан и детей не возвращают. У нас даже есть разъяснение вышестоящих судов о том, что суд может отказать в возврате ребенка законному представителю, если сочтет, что это возвращение не в интересах детей. Часто выясняется: ребенок говорит, что он хочет жить не с мамой или папой, а с бабушкой или дедушкой. Нередко это происходит потому, что лицо, которое удерживает у себя ребенка, настраивает его против родителя. В таких случаях важно опираться на реальные интересы ребенка и на законодательство, а не на традиции каких-то горных аулов. Традиции у всех разные, а закон один.
