Ссылки для упрощенного доступа

Казюкас - главная ярмарка Литвы. Скульптор и джазмен Вячеслав Ирманов. Том неизвестных фотографий русских эмигрантов. Русская любовь короля вальсов


[ Радио Свобода: Программы: Культура ]
[09-03-05]

Казюкас - главная ярмарка Литвы. Скульптор и джазмен Вячеслав Ирманов. Том неизвестных фотографий русских эмигрантов. Русская любовь короля вальсов

Редактор и ведущийИван Толстой

Иван Толстой: Начнем с Литвы. В Вильнюсе только что закончилась традиционная ярмарка изделий народных мастеров "Казюкас". У нее 400-летняя история. Из Вильнюса Ирина Петерс.

Ирина Петерс: Смешное для русского уха, игривое слово "Казюкас" - это уменьшительное производное от имени святого Казимира - покровителя Вильнюса. Еще в 1602 году Папа Римский возвел его, королевича, в ранг святых. С той древней поры и идет традиция проводить в первые мартовские выходные храмовый праздник и веселую ярмарку. Она давно заслонила церковное почитание святого, и если в Литве в эти дни поздравляют, так это с именинами мужчин и женщин Казимиров и Казимир. Одна из старейших в Европе, уцелевшая до наших дней ярмарка в Вильнюсе собирает ремесленников не только из Литвы, но и из соседних Эстонии, Латвии, Белоруссии, Польши и Украины. Привозят они сюда рукодельные вещицы из дерева, глины, лозы, кожи, стекла, вязаные и тканые, собранные из сухих цветов, оригинальные предметы быта, украшения, игрушки, деревенские хлеб и мед. Здесь почти не встретишь ширпотреба, глаз отдыхает на предметах колоритной формы, цвета и фактуры, созвучных литовским народным традициям. Вильнюсский предприниматель Витянис Урба.

Витянис Урба: Другие страны делают то, что в моде. У нас все делается исходя из традиций. Наши ремесленники больше смотрят вперед, больше экспериментируют. И все иностранцы удивляются, как мы придумываем что-то новое. Это наш стиль. Может быть, он имеет перспективы.

Ирина Петерс: Пережившая войны, политические катаклизмы, нивелирование советских лет, когда "Казюкас" изгонялась, как явление мещанское, теперь ярмарка должна выдержать вал глобализации. Представитель вильнюсской мэрии Гедиминас Руткаускас.

Гедиминас Руткаускас: Этнографическая культура и уходящие обычаи, сохранившиеся здесь, очень интересны. Наши изделия имеют еще характер какой-то свойственности, хотя тоже мы теряем понемножку свои традиции. И насколько мы их не потеряем, будет зависеть от того, насколько мы останемся интересны Западу.

Ирина Петерс: И сами себе тоже.

Гедиминас Руткаускас: Конечно.

Ирина Петерс: Радующие глаз горшочки, плетеные изделия от корзин до кресел, варежки, картины художников, глиняные фигурки и вся эта красота найдет своего покупателя. Их с каждым годом все больше. Если в советские годы специально на ярмарку люди приезжали целыми автобусами из Москвы и Ленинграда, то теперь больше с западной стороны. Разноязыкий туристический десант сметает недорогие, по немецким, английским или датским меркам, оригинальные изделия и наслаждается, к тому же, праздничной атмосферой в литовском деревенском стиле. Эти плетеные чудные изделия, даже есть лампы бра, вазы и сундуки, кресла, про корзины мы уже не говорим, что же здесь такое?

Продавец: Светильники, аксессуары для камина. Вильнюс очень растет, люди имеют деньги и покупают. Мы хоть можем заработать.

Ирина Петерс: А кто для вас желаннее, как покупатель? Уже проверенные из России или Белоруссии, или с западного направления?

Продавец: Русские покупают, и западные тоже. Вот из России, из Казахстана приезжают.

Покупательница: Я каждый год приезжаю. Куда ни подойдешь, все красивое. Как праздник. Весело здесь. И люди симпатичные, добрые.

Ирина Петерс: На "Казюкасе" не бывает скучно. Повсюду музыка, играют уличные музыканты. В закусочных блюда национальной кухни. Тут же пекут блины, а для тех, кто совсем замерз - горячий суп из пива. Погреться можно и в городке мастеров. Вот кузнецы и настоящие старинные меха. Хотите подкову на счастье - пожалуйста. А гончары сделают посуду по вашему заказу. Походим по ярмарке. Вот продаются тонко расписанные огромные яйца. Оказывается - страусиные.

Продавец: Мы выращиваем страусов как любители.

Ирина Петерс: А чем расписываете?

Продавец: Это настоящий пчелиный воск.

Ирина Петерс: Как страус чувствует себя в литовском климате?

Продавец: В такое время они на воздухе. До минус пяти.

Ирина Петерс: Издалека слышен смех бойкой продавщицы рогаток. Она утверждает, что с помощью рогатки можно отправлять бесплатные SMS.

Продавец: Это рогатки-шмагатки. Берешь на балкончик записочку, раз - и послал. И бесплатно! SMS-рогатки. Это натуральное дерево. У нас последнюю рогатку Гудрайтис купил. Очень радовался. Испокон веков принято, чтобы мальчик имел рогатку. Нельзя стрелять ни в птичек, ни в кошечек, но в цель надо мальчику пострелять.

Ирина Петерс: Слышу рядом с собой эстонский акцент.

Покупатель: Я абсолютно уверен, что таких больших ярмарок не очень много в Европе. Очень много здесь иностранцев.

Ирина Петерс: Какая самая оригинальная вещь, которую вы здесь приобрели?

Покупатель: Такие вещи употреблялись в средние века, как оружие. Деревянные острые наконечники - атаковать можно.

Ирина Петерс: Говорят, что на таких ярмарках, если ничего не купишь, то приобретешь хорошее настроение.

Покупатель: Это точно.

Ирина Петерс: Итак, не стареющая вильнюсская ярмарка "Казюкас" торжествует в очередной раз. Выдержит ли она напор глобализации, сохранит ли самобытность литовской культуры, до этого пребывавшей в собственном, несколько закрытом пространстве, и, оттого, такой особенной, покажет время.

Иван Толстой: Целый том неизвестных фотографий русских эмигрантов выпустил в Париже историк эмиграции Андрей Корляков. Это не первая книга собирателя и исследователя. Беседу вел Дмитрий Савицкий.

Дмитрий Савицкий: Вы выпускаете к книжной парижской ярмарке, к салону книг ваш новый фотоальбом о русской эмиграции. Какая по счету эта книга?

Андрей Корляков: По счету это четвертая книга, но в серии под названием "Русская эмиграция в фотографиях" это третья книга. Я их предпочитаю называть фотоальбомами или фотохрониками. Третий альбом называется "На пути к успеху". Я видел определенный смысл в этом названии. Мне сначала предлагали сделать начало эмиграции, о том, как люди покинули Россию и оказались в Константинополе, Болгарии, Сербии, Германии и других странах. Этот том будет называться "Исход". Книгу я начал готовить, но в определенный момент решил остановиться и взяться за фотоальбом "На пути к успеху". Мне нужно было закончить второй том, который был полностью посвящен Франции. Хотя были некоторые моменты, связанные с Бельгией и с африканскими франко-говорящими колониями Бельгии и Франции.

Что я имел в виду под этим названием? Люди, которые оказались без каких-либо средств к существованию в эмиграции, начали создавать небольшие предприятия, магазины, ателье. Это все нужно было показать. Показать, что люди не упали духом, что они были в состоянии работать, и сработала так называемая система Д. То есть debrouille-toi - попытайся выкрутиться из любого положения. И русские начали выкручиваться. Даже на заводе "Рено" одно время стоял вопрос в анкете: имели ли вы свой собственный ресторан? Потому что практически все русские эмигранты держали русские рестораны, но, за неумением вести дела, они эти рестораны были вынуждены закрывать. Также прогорали и дома моды и другие предприятия - ателье по ремонту приемников. Мне нужно было показать, как люди работали по всей Франции. Я на этот раз взял не только Париж, но и различные русские уголки. Поэтому глава так и называется: "По русским уголкам". Очень нежное название. К главному русскому уголку под Парижем я отношу Сен-Женевьев-де-Буа. Нужно было показать, как возник этот старческий дом, как стали строить небольшую красивую церковь успения на кладбище Сен-Женевьев, как закладывали краеугольный камень. Все это очень трогательно. И, к тому же, есть снимки, которые мне попались в руки, от известного священника в эмиграции, который вернулся после войны в Россию, отца Бориса Старка. У него собирался альбом первых фотографий Сен-Женевьев и даже аэрофотосъемка.

Дмитрий Савицкий: И какого качества эти фотографии? Они вполне приемлемы или приходится очень много работать над тем, чтобы их реставрировать?

Андрей Корляков: Фотографии средние. Но от альбома к альбому я совершенствую мастерство реставрации этих фотографий. Поэтому самая главная для меня проблема - это чтобы все фотографии были одинаковые. Чтобы темные превратить в средние тона, а самые бледные сделать такими, чтобы они приближались к более контрастным фотографиям. Я работаю над реставрацией. Это не значит, что я убираю каких-то персонажей на фотографии, я просто ретуширую маленькие точки, царапины, разорванные места или уголочки.

Дмитрий Савицкий: Это очень трудоемкая работа.

Андрей Корляков: В среднем, каждой фотографии я посвящаю примерно от 20-ти до 90 минут. Начиная с третьего тома книги будут выходить тематически. "Работа, успех", будут "Дети", будет "культура", "Кино", "Театр", то есть все будет тематически. Таким образом, все фотографии, которые я отсканировал и буду сканировать, они все будут входить в свои тематические тома.

Дмитрий Савицкий: Какой из ваших альбомов вам самому больше нравится?

Андрей Корляков: Тот, который я еще не создал. Он будет называться "Русская культура в изгнании". Я уже проаннонсировал его на обложке третьего тома. Я думаю, что он будет заключать эту серию и будет самым главным альбомом, потому что я его буду выполнять не только в черно-белом изображении, но и добавлю какой-нибудь дополнительный цвет - желтоватый или синеватый - тогда получится двухтонное изображение.

Дмитрий Савицкий: То есть будет тона сепии?

Андрей Корляков: Сепия - это 4 цвета, а здесь будет 2. Называется двухтонное изображение.

Дмитрий Савицкий: И кто будет входить в ваш новый проект? Кто уже у вас есть в архиве?

Андрей Корляков: Когда я занимался разделением 6 000 этих фотографий, то пришлось всю культуру отложить в сторону. Войдет в фотоальбом "Русская культура в изгнании" 1200 снимков, начиная от кадетского оркестра или хора и заканчивая самыми великими русскими мастерами, такими как Федор Шаляпин и Елена Садовень, известная оперная певица, которую называли "Шаляпин в юбке". Они будут красотой этого альбома. Но и помимо них есть еще десятки, а, может, и сотни неизвестных маленьких музыкальных объединений на уровне дуэтов, квартетов или джазовых групп. В частности, я вставлю туда известного Алика Синявина, который выступал с Джанго Рейнхардом. Замечательные его попались документы. И, кроме того, художники, которые создали славу, так называемой, парижской школы. Там будут фотографии Репина, который скончался в эмиграции в Финляндии, русских художников, которые покинули Францию и переехали в Америку, снимки Паоло Трубецкого, Лифаря с тем художниками, с которыми он общался для создания своих балетов, Александра Бенуа, Мстислава Добужинского, художники Сорин и многие другие.

Иван Толстой: Шекспир на киноэкране. Наш корреспондент в Неаполе Михаил Талалай.

Михаил Талалай: В эти дни на мировые экраны вышел прекрасный фильм: экранизация поздней драмы Шекспира "Венецианский купец". Театральные работы гениального англичанина уже давно стали разнообразными кинематографическими версиями. И к "Венецианскому купцу" кинематограф подступился уже в 13-й раз, причем первую, немую экранизацию сделали во Франции более века тому назад, еще в 1901 году.

Ныне английский режиссер Майкл Редфорд как бы в ответ на многочисленные современные переработки и так называемые новые прочтения поставил картину в исключительно традиционном ключе. Режиссер так заявил свое кредо: дайте Шекспиру говорить - и вы получите кино. Он так сделал, дав почти целиком шекспировский текст и скрупулезно восстановив Венецию XVI века.

Майкл Редфорд - известный поклонник Италии: один из его предыдущих фильмов "Почтальон", с блестящим неаполитанским актером Массимо Троизи, увы, рано ушедшим из жизни, снимался здесь в Неаполитанском заливе, на рыбачьем острове Прочида. Этот фильм, музыка к которому завоевала Оскара, настолько тут полюбился, что Прочиду теперь прозывают островом "Почтальона": в Неаполе открыли мемориальный музей актера Троизи, игравшего почтальона, а на недавнем местном аукционе с успехом продали велосипед, на котором ездил герой картины.

И новый фильм Редфорда устремлен в Италию, и не только венецианским сюжетом. Сценарий написал римский литератор Бруно Рубео, а в главной роли снялся американский актер итальянского происхождения Аль Пачино.

Его родители - эмигранты из Сицилии, и в облике актера выразился генофонд Южной Италии: невысокий рост, огромные черные очи, изящные движения. В имени Пачино - слышится арабское влияние, как и это присуще всей Сицилии, но на самом деле его имя Аль - это всего лишь американское сокращение от Alfredo. Родители дали сыну даже двойное имя: в знак признательности к новой родине в ЗАГСЕ ему приписали и второе имя Джеймс.

Звезда Альфредо Джеймса Пачино взошла вместе с сицилианской темой, с фильмом "Крестный отец", поставленным другим американцем итальянского происхождения, Френсисом Копполой. И затем эта звезда уже не закатывалась. Сейчас актеру - 65 лет, и шекспировский ростовщик Шейлок - вершина кинокарьеры Аль Пачино. Кстати, несколько лет тому назад на очередном венецианском фестивале ему вручили Золотого льва именно за карьеру. В венецианскую лагуну он вернулся вместе с Майклом Редфордом на съемки этого своего последнего фильма. Произошло чудесное совпадение: так называемые шекспировские страсти полностью подошли амплуа Аль Пачино. Он это знал: актер один раз, не очень удачно, сам поставил фильм: "Looking for Richard" - "В поисках Ричарда", дань шекспировской драме Ричард Третий, представленная в форме почти документального кинодневника.

В новом фильме хороши и другие актеры, не буду называть их имена, все они остались в тени великого Аль Пачино. Эти актеры сыграли благородного юношу Бассанио, его возлюбленную княжну Порцию. Именно из-за этой любви друг юноши, венецианский купец Антонио занял гигантскую сумму у ростовщика Шейлока, занял без процентов, но в случае неуплаты долга Антонио должен был отдать ростовщику фунт собственного мяса. И мстительный Шейлок потребовал вырезать у него сердце. Все, впрочем, кончилось для всех благополучно, кроме иудея Шейлока, в итоге разоренного и насильно обращенного в католицизм.

Теперь этот трагический персонаж навсегда будет иметь лицо сицилианца родом из Нью-Йорка.

Иван Толстой: Марсель Райх-Раницкий - патриарх немецкой литературной критики, законодатель иерархии ценностей в послевоенной литературе германоязычного пространства. Его портрет представит наш берлинский автор Юрий Векслер.

Юрий Векслер: Он по-прежнему авторитетен и независим, по-прежнему блестяще пишет и убедительно аргументирует. И говорит он тоже замечательно, речь его характерна и узнаваема, даже чересчур.

Этот голос, этот кажущийся безапелляционным тон знакомы миллионам людей, понимающих немецкий. Еще больше знакомы читателям эссе этого человека...

"Большинство пишущих понимают в литературе не больше, чем птицы в орнитологии". Автор этой фразы, по своему доказывающей необходимость профессии литературного критика, Марсель Райх-Раницкий - человек, всю жизнь то и дело вызывавший споры и скандалы своими суждениями, умудрявшийся сделать своими врагами многих, как казалось, друзей-писателей Гюнтера Грасса, Зигфрида Ленца, Мартина Вальзера, и сумевший вернуть дружбу и расположение многих из них...

Райх-Раницкий произнес однажды: "Справедливость - это не миссия критика, а миссия Бога". И добавил: Кто пишет, провоцирует.

Не изжита размолвка критика с писателем Мартином Вальзером, который сделал спародированного РР главным персонажем своего романа-памфлета "Смерть одного критика". Но жизнь критика несмотря на это продолжается, а что до пародий, то "Я горжусь славой, которую мне принесло то, что в течение многих лет Гельмут Коль и я были двумя самыми пародируемыми людьми Германии"...

Его книга воспоминаний "Моя жизнь" по мнению даже его недругов является неоценимым вкладом в немецкую литературу и мемуаристику. Марселю Райх-Раницкому, как говорится, было, что вспомнить. Родившийся в Польше в еврейской семье, он в детстве оказался в Берлине, с блеском закончил гимназию, но в 1938 году семья была депортирована в Польшу. Его родители и старший брат погибли в концлагере, сам он работал некоторое время переводчиком в варшавском гетто, был близок к организаторам сопротивления, там же в Гетто встретил любовь своей жизни, с которой живет в счастливом браке и по сей день. В 1943 году ему вместе с женой удался побег и некоторое время Марсель и его Тося скрывались в доме у одной польской пары в пригороде Варшавы.

Райх-Раницкий на вопросы о том, что помогало ему выжить говорит: "Для меня возможность на время убегать от реальности варшавского гетто давала музыка. Музыка играла огромную роль".

Райх-Раницкий автор книги "Музыка в варшавском Гетто", он был ведущим в фильме с таким же названием, который снял Кшиштов Занусси.

Жившие в гетто музыканты устраивали концерты, в которых звучала музыка Моцарта, Бетховена, Чайковского, Шуберта, Гайдна, Вебера, Мендельсона-Бартольди.

Музыка

Марсель Райх-Раницкий: В течение всего военного времени я не прочитал ни одного романа. Зато охотно читал вместе с моей женой стихи. Это да. В том числе Гете и Гейне, но не романы. Бывают ситуации, когда у человека нет терпения читать роман, когда не хватает сосредоточения для того, чтобы окунуться в какой-нибудь эпический мир. Потому что не знаешь, будешь ли ты жив завтра...

Юрий Векслер: Но литература в какой-то мере тоже помогала.

Марсель Райх-Раницкий: Я попытался из драм, которые я знал, из "Коварства и любви", из "Гамлета", из "Эгмонта" сделать устные рассказы, которые могли бы как-то заинтересовать двух моих слушателей - польскую пару, у которой мы прятались. Я при этом никогда не говорил, что эта история такого-то автора, Шекспира, например, да мои слушатели никогда о нем и не слышали, и им это было неважно. Я же пытался сделать истории полными напряжения и для этого ужасно их вульгаризировал, ужасно...

Юрий Векслер: В нынешнем году Райх-Раницкому исполнится 85 лет. В России, времена, когда литературные критики играли важную роль, времена Белинского и Стасова, далеко в прошлом... А вот патриаршество Райх-Раницкого продолжается, и его суждения по-прежнему могут повлиять даже на чисто финансовый успех или неуспех книги. Это, правда, не является его целью.

Марсель Райх-Раницкий: Всегда лучше, если книга будет куплена и не прочитана, чем она не будет куплена вовсе.

Юрий Векслер: Критик часто бывает афористичен. Вот еще несколько перлов:

Марсель Райх-Раницкий: Меня интересует литература, а не книга.

Юрий Векслер: И его же шутливая формула:

Марсель Райх-Раницкий: Мое дело - читать женщин и обнимать книги.

Юрий Векслер: О чтении женщин я вспомнил, когда наблюдал Райха-Раницкого несколько дней назад после долгого перерыва в одном токшоу.

Раньше он постоянно присутствовал на немецких телеэкранах. В течение многих лет он вместе с тремя коллегами вел собственное ток-шоу литературных критиков, так называемый литературный квартет, вторым постоянным участником которого был его коллега и друг Хельмут Карасек. Решив в какой-то момент, что передача себя изжила, Райх-Раницкий надолго исчез с телеэкранов и вот появился после большого перерыва в чужом ток-шоу вместе с Хельмутом Карасеком как бы по поводу начавшегося в Германии года Шиллера. Оба объявили, что по этому же поводу они проведут вскоре и единственное, так сказать, на бис заседание литературного квартета.

Часовое токшоу, которое раз в неделю ведет Райнхольд Бекманн, строится таким образом, что примерно 25 минут ведущий говорит с двумя собеседниками, затем с двумя другими и еще 10 минут тратится на попытки соединить четырех гостей в разговоре на одну тему. В первой половине токшоу гостями были Марсель Райх-Раницкий и Гельмут Карасек, а во второй две высокородные подруги, немка венгерского происхождения княгиня Глория фон Турн унд Таксис и итальянская принцесса Алессандра Боргезе из того рода, который дал двух понтификов католической церкви. Обе дамы бурно провели молодость и во второй половине жизни вспомнили если не о Боге, то о своем религиозном воспитании и так сказать вернулись в лоно. Они восторженно рассказывали, в частности, о своих встречах с папой Иоанном-Павлом Вторым ...

Долго молчавший во время их историй Райх-Раницкий в какой-то момент все-таки не выдержал и высказался по поводу папы.

Марсель Райх-Раницкий: Высокотеатральная фигура. В этом суть. Он был в своей молодости актером в Польше, и он и сегодня театрален. Его появления на публике - всегда шоу, грандиозные шоу, хорошо поставленные шоу, и это производит впечатление на людей, особенно на женщин, что никак и ничего не должно говорить против женщин.

Юрий Векслер: Княгиня Глория на вопрос ведущего, не шокирует ли ее услышанное, ответила:

Княгиня Глория: Я его прекрасно понимаю, он все-таки еврей, и как еврей он иначе относится к лидеру католической церкви, чем мы, католики. Это абсолютно нормально, и меня не коробит то, что он так говорит, я могу это понять? так же, как и он может понять, почему мы реагируем эмоционально...

Юрий Векслер: Но последнее слово должно было быть за критиком, который, кстати, является убежденным атеистом, и диалог продолжился.

Марсель Райх-Раницкий: Но одно я не забываю никогда. Это то, что вклад католической церкви в человеческую культуру, прежде всего, в искусство, был грандиозным, это я знаю и не забываю... Эти художники, которым католическая церковь давала работу, заказы: Микеланджело, Рафаэль, Леонардо, - это были небездарные люди, они сделали многое для всего человечества и церковь финансировала их работу...

Княгиня Глория: Вы абсолютно правы, и спасибо за то, что вы об этом сказали, жаль, что церковь сегодня далека от современного искусства, я всегда об этом сожалею, так как являюсь коллекционеркой...

Марсель Райх-Раницкий: Есть один великий немецкий деятель искусства, чье отношение к церкви мне очень нравится. Его фамилия Бах. Иоганн Себастьян. Он писал музыку для протестантской церкви и для католической. И та, и другая музыка замечательна. Для него дело было не в различии церквей, а в стремлении писать хорошую музыку

Вот что интересно...

Юрий Векслер: По ходу разговора возник вопрос, не воспринимал ли Райх-Раницкий в период пребывания в варшавском гетто или в другие военные годы немецкий, как враждебный ему язык, как язык врага.

Райх-Раницкий: Этого у меня никогда не было. Само представление такого рода мне чуждо. Тогда я должен был бы ненавидеть Бетховена и Брамса тоже...

Язык преступников, язык врагов... Что это такое? Меня однажды спросил один варшавский дурак... Это было в ГДР. Как вы можете говорить на этом языке, на языке Гитлера? Я сказал ему в ответ медленно, а он был коммунистом: это не язык Гитлера, а язык Карла Маркса и Фридриха Энгельса, и он заткнулся...

На все это есть ответ Фридриха Ницше. Он сказал однажды, и я это всегда помню: "Народы не надо ни любить, ни ненавидеть. Никогда. Тот, кто сегодня говорит: "Я люблю испанцев!", тот завтра скажет: "Я ненавижу турок!" Или наоборот, все равно. Народы не надо ни любить, ни ненавидеть. Любить надо, но индивидуумов".

Иван Толстой: В этом году исполняется десять лет со дня смерти Вячеслава Николаевича (Вацлава) Ирманова - русского скульптора и джазового певца, прожившего свою жизнь в Праге. О Вячеславе Ирманове - Нелли Павласкова.

Нелли Павласкова: Я попросила дочь Ирманова Екатерину, известного чешского психолога, рассказать немного об истории семьи, о том, как она оказалась в довоенной Чехословакии.

Екатерина Ирманова: Мой отец родился в 1919 году в Анапе, куда семья бежала из Петербурга во время гражданской войны. Но и оттуда им, наконец, пришлось бежать. Мама и бабушка с пятилетним отцом с трудом выехали в Финляндию, а дед, потомственный военный (его отец был генералом русской армии, проигравшей русско-японскую войну), воевал в рядах Белой гвардии и, наконец, очутился в Париже, а потом в Праге. Он был потомственным дворянином, учился в Сорбонне; в Праге, в эмиграции, занимался журналистикой. В 36 году родители отца воссоединились: бабушка и семнадцатилетний отец покинули Хельсинки и приехали к деду в Прагу, семья приняла решение жить в Праге, крупном культурном центре тогдашней Европы. А Финляндия считалась тогда глухой окраиной континента. В Праге отец начал учиться в Академии художеств, жизнь налаживалась, но со своим отцом он пожил вместе только один год. В 37 году моего деда похитило советское НКВД. Он был увезен в Советский Союз и присужден к смертной казни якобы за участие в "заговоре" Тухачевского. Надо сказать, что он, действительно, знал когда-то Тухачевского по царской армии. Потом казнь заменили двадцатью пятью годами, и дедушка умер в 42 году где-то в лагере на Печоре. Но это мы уже узнали позже, после смерти Сталина.

Нелли Павласкова: Счастлив ли был ваш отец в Чехословакии в последующие годы? В сороковые-пятидесятые он ведь был очень знаменитым, почти как Карел Готт сейчас:

Екатерина Ирманова: Я думаю, что он не был счастлив. Во-первых, на нем всегда была печать - "русский эмигрант". Во-вторых, отец был в некотором смысле человеком исключительным, выделяющимся из массы. Был человеком благородным, никому не желающим зла, но крепким в своих убеждениях. Ему трудно жилось именно в социалистической Чехословакии, он никогда не входил ни в какие группировки. Соцреализм был ему чужд. Его самым большим успехом, как скульптора, было участие на Всемирной выставке в Брюсселе в 58 году. Его работы получили там главный приз.

Нелли Павласкова: Наш разговор с Ирмановой проходил в доме чешского кинорежиссера Веры Хитиловой, с которой Катя написала сценарий для нового фильма Хитиловой. Хозяйка дома вмешалась в наше интервью.

Вера Хитилова: Я очень удивлена, что дочь Вацлава Ирманова говорит, что ее отец был здесь несчастлив. Я познакомилась с ним в пятидесятые годы, он тогда входил в компанию моих друзей-художников. Это было относительно хорошее время по сравнению с тем, что потом наступило. Тогда еще люди общались между собой, собирались компании единомышленников по искусству. Вацлава в этой компании высоко ценили, его сопровождал успех, он прекрасно пел, снимался в кино, это был красавец, очаровательный, сдержанный, аристократический. И я была в него влюблена. Страшно влюблена. Я помню, что это был благородный человек, но помню и то, что он постоянно чувствовал подстерегающую его опасность. Он был на виду и опасался похищения со стороны советских органов. Тогда много шептали о том, что русских эмигрантов отлавливают и увозят насильственно из Праги.

Иван Толстой: В эти дни в Вене проходит Международный штраусовский симпозиум, посвященный 180-летию со дня рождения короля вальса Иоганну Штраусу-сыну. Из Вены - Юлия Кантор.

Юлия Кантор: Прелестный музыкальный фильм "Прощание с Петербургом" с Яковлевым и Татьяной Бедовой в главных ролях, рассказывающей о романтической истории любви Иоганна Штрауса и Ольги Смирницкой, знают многие. Эта история на протяжении почти полутора столетий так и отдавала романическим мифом, сопроводившим музыкальную истории, как и чудный американский фильм "Большой вальс". Потому сенсацией, как для историков музыки, так и для любителей романтических приключений стала книга, изданная в середин 90-х годов 20-го века в Мюнхене: "Ольга Смирницкая - адресат ста любовных писем Штрауса". Книга, где были опубликованы эти письма, тогда стала бестселлером. Ее составителем и автором научных комментариев стал директор Венского музыкального собрания, доктор музыковедения Томас Айгнер - один из крупнейших в Европе специалистов по творчеству Иоганна Штрауса-сына. Ему принадлежат и лавры первооткрывателя этих документов. На международном штраусовском симпозиуме, проходящем в эти дни в Вене, официально объявлено, что книга будет издана на русском языке. К 180-летию со дня рождения короля вальса, летом этого года книга будет представлена в рамках ежегодно проходящего в Петербурге под эгидой Эрмитажа фестиваля "Большой вальс", возрождающего традиции штраусовских сезонов 19 века. Книга готовится к выходу в свет в московском издательстве "Время".

В 1925 году Фриц Ланге опубликовал биографию Иоганна Штрауса (сына); из этого источника впервые стало известно о русской любви композитора по имени Ольга Смирнитская - или Смирницкая, как она была там названа. Годом позже был издан составленный Аделе Штраус, вдовой композитора, сборник его писем, который содержал также ряд любовных эпистол, адресованных Ольге. Составленное на основании обеих публикаций представление об этой истории принималось без критических размышлений и распространялось последующими биографами Штрауса.

В 1993 году Томас Айгнер обнаружил считающиеся уничтоженными любовные письма Штрауса Ольге Смирнитской в виде копии, к его большому удивлению далеко превосходящей объём публикаций Ланге и Аделе Штраус.

Благодаря найденному собранию писем стало возможным пролить свет на малоизвестную подлинную страницу жизни Иоганна Штрауса. На фоне его блестящих внешних успехов предстают свидетельства и его шаткого здоровья в то время, и нерешительности, страха переде будущим. В его последующей жизни нет аналогов той пламенной страсти, которую он испытывал по отношению к своей русской возлюбленной. Любовная лодка разбилась не о быт, а о сословные предрассудки - родители Ольги Смирнитской категорически не хотели, чтобы их дочь связала судьбу с безродным, хоть и известным музыкантом, да еще и имевшим еврейские корни. Венчаться в тайне Ольга не решилась, и отношения ее с композитором прервались навсегда. Он вернул ее письма, его же послания были скопированы, и сохранились в Вене.

Письма Штрауса сентиментальны и страстны, они напрочь лишены красот стиля, какого вправе ожидать от блистательного композитора его поклонники. Но они искренни - как в радости, так и в отчаянии. И после прочтения этих писем, созданные Штраусом в Петербурге вальсы, польки и галопы, воспринимаются уже вовсе не так беспечно и легкомысленно, как прежде. Эти письма - так называемый скрытый голос, - который дает возможность увидеть личность, человека, а не только символ музыкальной вены второй половины 19 столетия.

"Возможно ли найти слова, чтоб описать Тебе мои чувства, когда я читал Твои, одухотворившие меня, строки! Уверяю Тебя, что это был счастливейший момент в моей жизни, и я не мог выполнить обещания скоро успокоиться. Но сегодня Ты простишь мне, так как Ты, конечно же, можешь понять, что Твои слова оказали слишком сильное воздействие на моё больное сердце, чтобы пришло требуемое успокоение ко сну.

Так возьми же моё сердце - чтобы оно могло доказать Тебе, как любит Тебя, чтобы оно без остатка отдало то, что ниспослано ему самим создателем. Ольга! С сегодняшнего дня я живу только надеждой не покидать Тебя никогда, принадлежать Тебе. И если надо будет преодолевать трудности, они должны будут быть побеждены, a в противном случае я положу конец своей жизни. Если даже я сознаю, что обладаю множеством недостатков, если даже состояние моего здоровья совсем не обнадёживает, всё равно я был слишком горд, чтобы броситься к ногам другого создания, нежели к Твоим, моё обожаемое дитя".

Они встречаются на его концертах и украдкой, всего на несколько минут, чтобы обменяться мимолетным поцелуем или запиской. И назначить новое свидание. Так дальше продолжаться не может. Он решается просить ее руки и сердца.

"Итак, моя надежда погибла! Моим единственным стремлением было обладать Тобой, но невозможно достичь моего горячо желаемого счастья. Твоя мамa говорила со мной слишком долго, чтобы не почувствовать моего несчастья достаточно глубоко. Это невероятно, что она, пусть уж обо мне в высшей степени бесчувственно, но и о своём собственном дитя может высказать столько дурного! В момент, когда она мне тихо говорила, что я ни в чём не должен Тебе верить, что Ты старалась использовать меня в своих целях, что всё, что Ты хочешь, вылетает из Твоей безрассудной головы, и обманутый не должен больше Тебя и слушать, я непроизвольно почувствовал ненависть к этой матери, которая сама, умышленно, чтобы исполнить свой план, говорит гнусности о своём дитя человеку, о котором знает, что он любит его превыше всего. Одним словом, она называет случившееся интригой с Твоей стороны, за которую мы же оба и будем наказаны. Она пожелала потребовать от меня Твои письма. Я ответил со спокойствием и, принимая во внимание жестокий удар, который испытал вообще в связи с отказом, дал понять, что не надо причинять мне второго, потому что тогда действительно возникнет опасность для каждой минуты моей жизни. Она уверила торжественно, что этого никогда, никогда не произойдёт. Я попросил мамa разрешить оставить письма и не дал ей обещания отдать их. Если даже сам Твой отец потребует их, я скажу, что сжёг их. Они нужны мне для сохранения моей жизни, - я не могу обойтись без них. В высшей степени обидным было её выражение, что она должна потребовать письма назад уже только потому, что это необходимо для Твоего будущего, то есть для Твоего жениха. Я спросил её, преступление ли это, что я люблю её дочь? Она ответила холодно: "Без надежды". Я не отдам Твои письма ни за что на свете".

Письма он все-таки вернул. Их судьба не известна до сих пор, вероятно, они были уничтожены родителями Ольги перед ее свадьбой.

"Как это случилось, что я узнаю, что Ты так быстро стала невестой? Не напрасно думал я, что что-то должно происходить с Тобой, так как долгое время пребываю без известий от Тебя. Что это так, не подлежит никакому сомнению, так как из верного источника я получил известие о Твоей помолвке. А что же будет со мной? Я буду мстить и любить Тебя ещё больше, несмотря на Твою неверность. Я точно верю, что не мог бы найти для Тебя более жестокого наказания. И я вовремя приеду к началу лета в Петербург, останусь там на весь сезон, буду писать Тебе, посвящать Тебе произведения, что публично будут подтверждать афиши".

Одна действительно быстро стала невестой, затем женой нелюбимого, но родовитого и принятого в обществе Сергея Лозинского. "Характер ее с годами становился все насмешливее и горче", - вспоминала племянница Смирнитской. Старший сын Ольги был убит на дуэли, младший - сошел с ума. Иоганн Штраус женился трижды, прожил блестящую жизнь, умер прославленным и богатым. Но никто никогда не узнает, были ли он когда-нибудь счастлив.

XS
SM
MD
LG