Ссылки для упрощенного доступа

Довлатов. Смысл юбилея


70-летие Довлатова широко отмечается и в России, и в русской Америке, и на всем постсоветском пространстве, где Сергей стал любимым писателем своего поколения. Это радует еще и потому, что Довлатов говорил "я хочу получить сдачу, там, где обсчитали". И он ее получил сполна, но слишком поздно.

Довлатов умер непростительно молодым. Наверное, поэтому так часто мы задаемся вопросом, что бы произошло с его литературой, если бы ее автор остался в живых?

За те два десятилетия, что прошли со смерти Довлатов, в отечественной литературе изменилось все, кроме того места, которое в ней занимает этот писатель. Книги Сергея полюбили все, кто читал, – от водопроводчика до академика, от правых до левых, от Бродского до Солженицына. Сергей умер как раз в то время, когда его сочинения впервые добрались до массового русского читателя. В этой ситуации особенно интересен вопрос о том, что бы он делал дальше?

Перед смертью Сергей работал на материале, казалось, уже отработанном. Но в самых последних его рассказах (он успел сочинить два рассказа из нового сборника "Холодильник") появилась новая тема. Довлатов брал своих русских персонажей, помещал их в Америку и смотрел, что из этого получится. Такой поворот мог привести к тематическим, но стилевым, открытиям. Сергей как мастер прозы сложился настолько основательно и прочно, что он вряд ли бы изменил свою благородно сдержанную манеру. Довлатов ведь никогда не хотел изменить русскую литературу, он хотел оставить в ней след. Он не революционер, а хранитель. Ему казалось главным - вписаться в нашу классику. Что он и сделал.

За 20 лет в новой русской литературе перепробовали все на свете: соцарт, постмодернизм, передергивания, комикование, стеб. И чем больше экспериментов, тем быстрее устает читатель. На этом фоне здоровая словесность Довлатова импонирует самой широкой аудитории. Это - нормальный писатель для нормальных читателей. За это его и любят и обходятся с ним, как с нашим последним классиком. О нем уже не спорят, его - читают. Молодежь цитирует Сергея так же часто, как мы - Ильфа и Петрова.

Но слава, особенно – посмертная, не дается даром. Чтобы приспособить Довлатова к новому климату, его часто вставляют в мартиролог писателей, умерших от любви к родине. Сергей действительно ушел слишком рано, но не честно в этой беде винить Америку, как это с азартом делают сегодня.

Каждый день я читаю чушь о писателе, которого любят изображать беспомощным эмигрантом. Кто-то написал, что он не умел водить машину (вранье, Сергей обожал свой автомобиль и обклеил бампер забавными плакатами). Другой уверяет, что Довлатов не знал английского (вранье, Сергей объяснялся с друзьями, соседями и редакторами, а жаловался потому, что уважал чужой язык не меньше родного). Третий пишет, что Довлатов умер, потому что у него не было медицинской страховки (вранье, в Америке сперва оказывают медицинскую помощь, а потом за нее берут – если могут – большие деньги").

Глядя, как бесцеремонно обходятся с наследием Довлатова, особенно – эпистолярным, читая, как его чернят, особенно – завистники, видя, как Сергея приспосабливают к складывающемуся сейчас державному мифу, я думаю о том, как важно сохранить память о Довлатове и поделиться ею с другими. По-моему, в этом – пока мы еще здесь - смысл нынешнего юбилея.
XS
SM
MD
LG