Александр Генис: В специальном - новогоднем - выпуске “Диалога на Бродвее” мы с Соломоном Волковым подводом итоги 2015 года.

Соломон, как обычно, в конце года мы выбираем с вами Человека года.

Соломон Волков: Мы решили выбрать Человеком года Вуди Аллена, которому исполнилось 80 лет. Для нас с вами он представляет лучшее, что есть в современной американской культуре. Разве не так?

Александр Генис: Он - идеальный нью-йоркец, который олицетворяет Нью-Йорк.

Соломон Волков: Но мы ведь с вами жители Нью-Йорка, поэтому для нас идеальная фигура. Делать жизнь с кого? Делать жизнь с Вуди Аллена.

Александр Генис: Это не так просто и кроме всего прочего не очень приятно. Чем заслужил Вуди Аллен свою славу — тем, что изобразил себя как невротика. И ведь это правда. Вуди Аллен обладает гигантским набором всяких неврозов. Я не могу перечислить названия этих неврозов, потому что это все очень сложные слова, труднопроизносимые, но я знаю, что он боится пауков, собак, смерти и так далее.

Соломон Волков: Я сам боюсь всего вами перечисленного. Только вчера с ужасом обнаружил в углу своей ванной маленького паучка и с большим ужасом его убили.

Александр Генис: Вот видите, а он вам нес письмо, как говорит русская примета.

Соломон Волков: Будем ждать.

Александр Генис: Так вы же убили уже почтальона.

Соломон Волков: Но он же появился у меня, значит письмо должно быть.

Александр Генис: Вуди Аллен, на мой взгляд, поразителен тем, что совершенно не похож на американца. Что бы вы ни говорили, ничего американского в нем нет, кроме того, что американцем может быть любой, но это уже другая история.

Начать с его идолов. Это - Бергман, Феллини и Чехов. Неамериканский набор, правда? С другой стороны он среди своих кумиров называл Кола Поттера и Грушо Маркса, так что есть и американцы. И при этом Вуди Аллен один из самых успешных кинематографистов в Америке. 16 раз его номинировали за сценарии на Оскара. Интересно, что в его фильмах 5 актрис получили Оскаров за лучшую женскую роль. Это вообще характерно, потому что женщины у Вуди Аллена всегда лучше играют, чем мужчины. Однажды он сказал, что сам себя ассоциирует с женским персонажем, а не с мужским. Но для меня Вуди Аллен в первую очередь не актер, а писатель. Я считаю, да, собственно говоря, не только я, а все, кто знает его фильмы, поражаются именно богатству драматургических способностей и умений Вуди Аллена. Причем они в самых разных областях, самых разных жанрах проявляются. Совсем недавно он получил Оскара за сценарий фильма «Полночь в Париже».

Соломон Волков: Для меня Вуди Аллен, как вы совершенно справедливо заметили, идеальный нью-йоркец в том смысле, что это тот нью-йоркец, которым я хотел бы быть, но уже, к сожалению, не стану. Восхищение мое всегда вызывал именно этот тип. А также умение Вуди Аллена одновременно быть таким типом в своей жизни, воплощать этот тип в своем творчестве и относиться к нему иронически.

Очень немногие люди могут с иронией относиться к собственному опыту. Первое имя, которое приходит на ум — Солженицын, предположим. Он создает какой-то образ, Ложеницын, предположим, в его творчестве. Вы можете себе представить, чтобы кто-то мог смеяться над Солженицыным?

Александр Генис: Солженицын не подходит для этого персонажа, потому что Солженицын напрочь лишен юмора, что, надо сказать, не фатально для писателя. Я считаю, что у Льва Толстого, например, совсем не было юмора — это свойства его писательского лица, но это никак не отменяет его гения.

Соломон Волков: Разве Толстой был в состоянии относиться спокойно к тому, что к его персоне или к его творческому альтер-эго стали бы относиться иронически?

Александр Генис: Толстой — нет, а Чехов — да.

Соломон Волков: Может быть. У Вуди Аллена эта черта особенно открыто проявляется и это виртуозная вещь с точки зрения мастерства, с точки зрения жонглирования вот этим соотношением реальности и творчества, совмещение в своей личности живого человека Вуди Аллена со всеми его неврозами. Кстати, единственное, чего я не принимаю в Вуде Аллене — это его склонность к психоанализу. Он действительно всю жизнь свою потратил, можно сказать, чтобы ходить по психоаналитикам.

Александр Генис: Но он же из Нью-Йорка. Подсчитали, что в одном нью-йоркском квартале больше психоаналитиков, чем в штате Висконсин.

Интересно, что Вуди Аллен стал очень популярен в России, и, по-моему, неслучайно. Во-первых, Вуди Аллен тесно связан с русской культурой, он явно под ее влиянием, и Чехов там ночевал, и Достоевский, и Толстой. Но кроме этого Вуди Аллен похож на русского интеллигента в комическом преломлении. Вы знаете, это такой американский Шурик, «ботаник», как теперь говорят. Что-то в этом есть. И еще : он комический еврей, фигура, полностью исчезнувшая из русской литературы, наверное, после Бабеля или Паниковского у Ильфа и Петрова. Я не знаю теперь таких персонажей, вот он и занимает это место. При этом переводить Вуди Аллена чудовищно трудно. Я когда читаю русские переводы Вуди Аллена, все время автоматически перевожу обратно на английский, чтобы понять, что же было смешного в оригинале.

Соломон Волков: Я, кстати, не понимаю, что видят в фильмах Вуди Аллена те русские зрители, которые смотрят его с русским дубляжом.

Александр Генис: У меня есть своя теория: комическое всегда проникает, каким-то образом смех обходит все границы, в том числе и языковые. Возьмем обратную ситуацию: Ильф и Петров. Ведь они очень тесно связаны и с русским языком, и с советским бытом, который совсем уж никому не известен за рубежом. Помню, Бродский как-то сказал, что писатели XIX века американцам понятны, потому что у них те же проблемы, наследство, ипотека, у каждого есть свой врач, свой адвокат. Но что такое колхоз, почему люди живут в коммунальной квартире, получают какие-то карточки? Все это для американца необъяснимо. Поэтому советские писатели не могут быть популярны в Америке.

Так говорил Бродский. Но тем не менее, Ильф и Петров были весьма популярны в Америке, когда они приезжали сюда.Оони потому и приехали, что выходили их книги и пользовались известностью. Так что смешное всегда найдет себе путь. Что в наше время доказывает, кстати, и Довлатов, который с успехом переводится на все языки, в том числе и на английский. Получается, что и в ту, и в другую сторону смешное переходит.

Однако у Вуди Аллена есть два типа фильмов: одно кино смешное, другое - серьезное. И с этим у меня большие проблемы. Я знаю, что у серьезных фильмов Вуди Аллена есть большие поклонники. Кроме того, они наиболее успешны, как бы странно это ни казалось. «Матч-пойнт», фильм, который мне совсем не понравился, принес больше денег, чем все его комические фильмы. Так получается. Тем не менее, я отношусь к ним плохо, мне кажется, что Вуди Аллен хорош тогда, когда он смеется. Это такой Бергман, но в комическом варианте. А если нет, то это ухудшенный Бергман.

Соломон Волков: Я делю фильмы Аллена скорее не на две категории — фильмы смешные и фильмы серьезные, а на три: фильмы смешные, совсем ранние, а дальше у него действительно есть фильмы совсем не смешные, а есть фильмы, где смешное и серьезное перемешано гладко, швов не видно. Такого рода фильмы я предпочитаю. Могу с радостью сказать, что недавно Гильдия писателей Америки объявила свой список из ста фильмов, самые смешные сценарии американского кино, там семь фильмов Аллена! Но главное, что номером один в этом списке не сценарий, предположим, Чаплина первым стоит «Энни Холл».

Александр Генис: Ну и правильно, потому что Чаплин ведь не в словах, а в поступках, в действиях, какой тут может быть сценарий, что печатать-то?. А сценарий — это отдельное произведение искусства. Вуди Аллен еще и пьесы пишет, его можно читать - и сценарии, и пьесы, и юморески, и эссе. Все всегда замечательно написано.

Да и вообще сценарий — это отдельное искусство. По этому поводу я вспоминаю фильм Тарантино «Бульварное чтиво». Когда вышла книга «Бульварное чтиво», то она оказалась на четверть длиннее, чем сценарий, по которому был снят фильм. Я помню, что тогда сотрудничал с журналом «Искусство кино», и я послал им книжку, предложив перевести и напечатать. Они сказали, что никому это неинтересно: кто же будет читать текст, если уже видели кино. И это большая ошибка, потому что Тарантино, как и Вуди Аллен, на мой взгляд, является замечательным американским писателем, и не только киношником. Эти тексты могут жить холостые, они достаточно самостоятельные, чтобы существовать и без экрана.

Соломон Волков: «Энни Холл» заняла первое место, второе место в этом списке самых смешных сценариев занял сценарий Билли Уайлдера «В джазе только девушки» и дальше идут «День сурка», «Аэроплан», «Тутси», «Молодой Франкенштейн», «Доктор Стрэнджлав», все фильмы, которые мы с вами знаем и любим, достойные,по справедливости идут.

Александр Генис: Приятно, что Вуди Аллен занимает первое место. «Энни Холл» настолько нью-йоркский фильм, что каждому человеку, который здесь живет, приятно смотреть на экран.

Соломон Волков: Из таких фильмов среднего периода и средней жанровой направленности в этот список еще вошел «Манхеттен», который я люблю может быть больше, чем «Энни Холл».

Александр Генис: Блестящий фильм.

Соломон Волков: «Дэнни Роуз с Бродвея» - это тоже смешанного рода фильм. Несколько фильмов из раннего сугубо комического периода, такие как «Бананы», «Бери деньги и беги».

Александр Генис: С этих замечательных фильмов началась моя жизнь в Америке. Тогда мне казалось, что вся Америка такая. Я не очень представлял себе, насколько это уникальное явление и насколько оно не похоже на всю остальную страну.

Соломон Волков: Кстати, в списке этих сценариев есть так же и фильм, который является признание в любви как всегда у Аллена, иронического, к русской культуре. Это - фильм под названием «Любовь и смерть», который просто пародирует все классические произведения русской литературы. В первую очередь «Войну и мир», конечно.

Александр Генис: Как известно, Вуди Аллен - музыкант, он играет по понедельникам в клубе.

Соломон Волков: В отеле «Карлайл».

Александр Генис: Знаменитый старинный отель. Интересно, что условие его заключается в том, что к нему никто не будет обращаться, то есть нельзя пойти там пообщаться с Вуди Алленом. Скажите мне, почему именно кларнет?

​Соломон Волков: Я думаю, что для Вуди Аллена кларнет значит более-менее то же самое, что для Эйнштейна скрипка, мы с вами говорили об этом недавно. Он находит там питательный элемент для своего основного творчества. Не зря Вуди Аллен активно использует в своих фильмах музыку , она передает атмосферу и добавляет второй, третий и четвертый планы его фильмам, он ее использует.

Почему он играет на кларнете? Ему нравится физически, физиологически играть на кларнете. Этот инструмент даже внешне годится для Вуди Аллена. Флейта как бы маленькая и такая худощавая, как Аллен, но она немного визгливая, а вот у кларнета как раз звук более мягкий. Я думаю, Вуди Аллен, когда играет на кларнете, душой он наслаждается. У него очень своеобразный репертуар — ранний джаз, нью-орлеанский джаз, я думаю, что играя, он переносится в то славное время и тоже в нем воображает себя каким-то персонажем, который участвует в мифической нью-орлеанской жизни.

Александр Генис: Отсюда его псевдоним.

Соломон Волков: “Вуди” он взял это имя у своего любимого джазового музыканта, игравшего на кларнете: Вуди Хермана.

(Музыка)

Александр Генис: А теперь пришла пора объявить музыканта года.

​Соломон Волков: Я предлагаю сделать музыкантом года Даниила Трифонова, молодого российского пианиста, ему 24 года всего, который стал музыкальным героем и Америки, а пожалуй, на сегодняшний момент и всего мира. Феноменальное дарование, Трифонов впервые заявил о себе по-настоящему в 2011 году, когда победил на конкурсе Чайковского. Причем не просто победил на конкурсе пианистов, а получил еще и гран-при, приз слушательских симпатий, стал таким явным фаворитом и любимцем аудитории в тот год. Бывает, что победители конкурса Чайковского не оправдывают в дальнейшем надежд, которые на них возлагались, но это не случай Трифонова. Совсем недавно выступал в Нью-Йорке Валерий Гергиев, дирижировал Лондонским симфоническим оркестром. Я заглянул после концерт к нему за кулисы, Гергиев стал восторгаться Трифоновым. Должен сказать, что для Гергиева так вот вдруг спонтанно начать восторгаться каким-то другим музыкантом — это вещь необычная. Он довольно долго говорил о том, какой это замечательный юноша, какой прямо на глазах из него вырастает потрясающий музыкант и как он быстро завоевывает признание, популярность и растет.

Александр Генис: Он же вообще вундеркинд, в 8 лет первый раз концерт давал.

Соломон Волков: А в 5 начал сочинять. Он сначала начал сочинять и хотел стать композитором. И тут у него есть общее с такой фигурой, как Рихтер, который тоже начал с того, что стал сочинять музыку, совсем не собирался стать концентрирующим пианистом, и только очень постепенно он понял, что его призвание быть концентрирующим пианистом. У Трифонова схожие, как мы видим, устремления, он продолжает сочинять, в отличие от Рихтера, который перестал сочинять.

Александр Генис: Недавно он исполнял свой опус.

Соломон Волков: Он играл свой фортепианный концерт и собирается его показывать по свету, собирается сочинять дальше. Будем следить за его развитием и как композитора. Что же касается его пианистических успехов, то свидетельством их была недавний трехнедельный марафон музыки Рахманинова в Нью-Йорке.

Александр Генис: Это связывает нас с другим событием года, я бы сказал, со скандалом года, во всяком случае в музыкальной сфере. Речь идет о том, что как российские власти хотели перевезти тело Рахманинова в Россию.

Соломон Волков: Там трупа уже не осталось — это называется прах.

Александр Генис: Хорошо, прах Рахманинова. Но я всегда себе представляю такую большую труповозку, когда знаменитых русских людей пытаются после смерти, после того, как они перестали быть опасными, перетащить в Москву для того, чтобы таким образом укрепить державный облик за счет покойников. В связи с этим было много разговоров о том, что Рахманинов никому не нужен в Америке. По-моему, этот трехнедельный фестиваль Рахманинова, за Нью-Йорк следил, затаив дыхание, говорит об обратном.

Соломон Волков: Он пользовался огромным успехом. К Рахманинову, тем не менее, до сих пор в какой-то части музыкальной критики американской отношение такое, обязательно они должны продемонстрировать, что они с некоторой иронией к нему относятся. Это глупость абсолютнейшая, давным-давно уже устарело. Это связано со Стравинским. Ничего более противоположного, чем Рахманинов и Стравинский, два выходца из России, в музыкальной жизни Америки не было. По мере того, как влияние Стравинского возрастало, влияние Рахманинова уменьшалось. Сравнительно недавно стали опять воспринимать Рахманинова как серьезного композитора. Это связано было в первую очередь с его духовными опусами, с его «Всенощной» - что очень любопытно само по себе, к этим сочинениям стали относиться серьезно. Сейчас дошла очередь и до его фортепианных концертов, которые, впрочем, всегда пользовались любовью у публики.

Александр Генис: Это даром не проходит. Любовь публики у критиков вызывает сомнения.

Соломон Волков: Рецензенты считали, что нужно отзываться о них иронически.

​Александр Генис: Я смотрел, как играет Трифонов — очень любопытное зрелище. Он совершенно неподвижен, у него прямая спина, руки, пальцы ласкают клавиши, но при этом лицо без выражения, он медитирует над роялем, это очень сдержанная манера, если сравнить, скажем, с Ланг Лангом, который так прыгает, что боишься, как бы он не упал со стула. А Трифонов еле движется, только пальцы мелькают над клавишами.

Соломон Волков: Вообще Трифонов и Рахманинов — это любопытная пара. Трифонов, он сам об этом говорил не раз, когда учился в Московской консерватории, то играл Чайковского, Метнера, Скрябина, кстати, именно под влиянием этих композиторов сочинен его фортепианный концерт. Но Рахманинова там он не играл. Рахманинова он начал играть в Америке, у Сергея Бабаяна, тоже воспитанника Московской консерватории, который сейчас преподает в Кливленде, там у него международная музыкальная академия.

Это очень любопытное смешение традиций и географии. Потому что и Трифонов, и Бабаян начинали в Москве в разное время, потом Бабаян приехал в Кливленд, к нему приехал по совету знатоков учиться Трифонов. У Бабаяна как раз Трифонов начал изучать Рахманинова, тоже русско-американского композитора и музыкального деятеля. Трифонов подражает как раз в этой своей посадке, о которой вы говорите, именно Рахманинову — так Рахманинов сидел за фортепиано. Типичное для Трифонова плоское положение рук на клавиатуре — это ярко выраженное влияние Горовица, что тоже интересно.

Да, Трифонов хочет перевести исполнение Рахманинова, которое мне самому в какой-то момент, должен сознаться, казалось недостаточно эмоциональным. Я вырос под влиянием интерпретации Рахманинова Ван Клиберном — это была очень эмоциональная интерпретация, она раскрепостила в годы моей молодости Рахманинова, сделала Рахманинова своим композитором. Когда я услышал записи самого Рахманинова, мне показалось, что там недостает эмоциональной открытости. Я это приписывал тому, что Рахманинов в те годы, когда он начал записываться, стеснялся излишней эмоциональности. Потому что вокруг царил уже модернизм.

Александр Генис: Что называется «кул-стайл».

Соломон Волков: Именно так.

Александр Генис: Это слово, которое не переводится, но которое должно быть понятно уже всем.

Соломон Волков: Но в самое последнее время я стал находить зародыши новой эмоциональности в этом исполнении Рахманинова, этом сдержанном исполнении Рахманинова. Тут я возвращаюсь к тому, что для меня сейчас самое главное в искусстве и о чем я все время сейчас говорю: настоящее искусство для меня сейчас — это то, за которое не стыдно. Я вижу, как Трифонов в данный момент перехватывает эстафету у Рахманинова с его эмоциональной сдержанностью, но насыщает ее новой эмоциональностью, потому что он все же не все время сидит в такой неподвижной, несколько закаменелой позе за фортепиано. Наступают моменты, когда он начинает нагибаться, почти извиваться, то, что Рахманинов не сделал бы ни за что. Я вижу здесь у Трифонова поиски нового синтеза между эмоциональностью, условно говоря, клиберновского плана и тем, как интерпретировал свои сочинения сам Рахманинов. Потому что музыка живет через интерпретацию. Я не могу сказать, что стихотворение живет через интерпретацию, хотя, если мой критерий, что не стыдно, он справедлив, то да, и через интерпретацию. Какие стихи живут? Казалось бы, стихи живут на страницах книг и все, и хорошо, но живут по-настоящему те стихи, которые, условно говоря, влюбленный парень может прочесть девушке или наоборот. Прочесть, то есть интерпретировать.

Александр Генис: Это значит, что вы отдаете стихи только молодым, что, конечно, неправильно. Стихи живут до тех пор, пока их цитируют. Стихи живут до тех пор, пока узнают цитату, пока этими цитатами разговаривают.

Соломон Волков: Вот вы это слово произнесли: “разговаривают”, а значит интерпретируют.

Александр Генис: Однажды я потерял очки, а компания вокруг была все сплошная молодежь, ребята 25 лет. Я говорю: «Только детские книги читать». Потому что очки потерял и могу читать только крупные буквы и они говорят: «Да ладно, ладно, мы вам сейчас найдем очки». Никто не узнал строку Мандельштама, и я понял, что попал не в свою среду. Стихи живут, пока мы можем общаться с их помощью.

Соломон Волков: Между прочим, сейчас, мне кажется, мы с вами в разговоре впервые сформулировали то, что даже и стихи живут только или в значительной степени в такой живой интерпретации, в актуальной интерпретации. Озвучивать стихи другому человеку ты можешь только тогда, когда их озвучивать не стыдно или же ты должен ставить какие-то воображаемые кавычки.

Александр Генис: Надсона можно читать только в кавычках.

Соломон Волков: Да, правильно. Я, между прочим, вчера на сон, вопреки указанию Маяковского, «не читайте на сон Надсона и Жарова. Случайный сон - причина пожаров», рискнул читать на сон Надсона.

Александр Генис: «Праздник чувства окончен... погасли огни,

Сняты маски и смыты румяна;

И томительно тянутся скучные дни

Пошлой прозы, тоски и обмана!..»

Примерно так?

Соломон Волков: Я как раз искал это стихотворение, потому что прочел его в вашем очередной главе, печатавшейся в «Новой газете», и заодно просмотрел томик Надсона, там есть очень примечательные строчки.

Александр Генис: Хорошо, но закончим Рахманиновым. Итак?

Соломон Волков: Итак, человеком года у нас был выбран Вуди Аллен в связи с его 80-летием и неувядаемой жизненной и творческой энергией.

А музыкантом года мы выбрали Даниила Трифонова, замечательного молодого пианиста, у которого, безусловно, огромное будущее. Он наших на глазах стремится к тому, чтобы показать современной аудитории современного Рахманинова, задача огромной сложности.

Мы отметим уходящий год звуками рахманиновского Второго концерта в исполнении самого автора, самого композитора и Филадельфийского оркестра под управлением Стаковского. Эта музыка для камелька, с ней очень хорошо провожать год. А вам, дорогие друзья, всем счастливого Нового года!

(Музыка)