В неделю перед Днем Благодарения на американские, а вслед и на мировые экраны выходит картина «Беовульф» — не столь частая в практике Голливуда попытка экранизации шедевра древнеанглийской литературы. Как говорят, внимание режиссера Роберта Земекиса (Robert Zemeckis) привлек блистательный перевод этого эпического полотна. Об этом фильме я беседую с обозревателем Радио Свобода Александром Генисом. А начать разговор, пожалуй, стоит с литературного источника картины.
— Англо-саксонская поэма «Беовульф» [Беовулф, др.-анг. Beowulf, буквально «пчелиный волк», то есть «медведь» — эпическая поэма, названная так по имени главного героя; примерно VII—X века; — РС] — фундамент литературного канона. В странах английского языка это сочинение проходят в каждой школе. «Беовульф» тут играет ту же роль, что «Слово о полку Игореве» — непременная классика.
— Как говорил Марк Твен, «Классика почитаемая и нечитаемая»…
— Это не совсем так. «Беовульф» — весьма энергичная поэма. Вот послушайте, как живо описан обед болотного великана:
Чудище попусту
Не тратило времени! —
Тут же воина
Из сонных выхватив,
Разъяло ярое,
Хрустя костями,
Плоть и остов
И кровь живую
Впивало, глотая теплое мясо.
Мертвое тело
С руками, с ногами
Враз было съедено.
Не зря недавний перевод на современный английский, который выполнил нобелевский лауреат Шимус Хини (Seamus Heaney), стал поэтическим бестселлером в Америке. Еще и потому, думаю, что взрослые, наконец, решили докопаться до тех подробностей, которые они прозевали в школе.
— Сегодня это проще сделать, посмотрев фильм Земекиса.
— Что, по-моему, замечательно. Хорошо бы, раз мы о нем уже вспомнили, и «Слово о полку Игореве» так поставить. Эпос ведь родился до письменности, а, значит, может обойтись и без книжного переплета. Кино для него — естественная среда обитания.
— Особенно, такое фантастическое, как это.
— Верно, «Беовульф» — экспериментальный фильм, где живые актеры, например, замечательный Энтони Хопкинс, одолжили аниматорам не только свой голос, но и свою внешность. Такая смесь натурализма с вымыслом идеально подходит как раз для архаических форм словесности, не различавшей сказку и быль так строго, как это пытаемся сделать мы. Вспомним, что реализм — совсем недавнее изобретение именно нашей культуры, поэтому, когда мы навязываем Гомеру жизнеподобные формы обычного кино, а именно это произошло с недавней инсценировкой «Илиады», получается нелепость. Миф нельзя сфотографировать.
— Вы считаете, что «Беовульф» с его виртуальной техникой больше похож на оригинал?
— Авторы картины, увлеченные техническим новаторством, принесли сценарий в жертву голливудским стереотипам. Сдавшись им, они ввели в картину женщину, чего авторы «Беовульфа» делать ни за что бы ни стали. Эпос не интересовался любовью, и герой его не знал связанных с ней испытаний — соблазнов, измен, сомнений и мук совести. Наградив всем этим Беовульфа, фильм перенес действие из богатырской эпохи в психоаналитическую. Но древность тем и интересна, что позволяет взглянуть на людей, категорически непохожих на нас. Жалко, что, владея таким могучим инструментом, как современная кинотехника, Земекис не решился его использовать для того, чтобы сделать по-настоящему новаторский фильм, воскресив средневековое мироощущение на экране.
— Ясно, что вам не понравилось в фильме. А что больше всего понравилось?
— Язык! Это — целая лингвистическая панорама. Наряду с новым английским в картине звучит — например, в речи допотопного монстра Гренделя — почти непонятная древнеанглийская речь с ее чудным раскатистым «р». Включение архаических пластов языка поднимает фильм над киносказкой, вводит элемент темной тайны чужой поэзии, сталкивает с вечной недосказанностью мифа. Это тот урок, который могут вынести экранизаторы любого национального эпоса: дайте ему говорить по-своему.
