Программу ведет Олег Вахрушев. В программе принимают участие: Тамара Галеева, кандидат искусствоведения и Владимир Белов, директор дома-музея Кондратия Белова (Омск)

Олег Вахрушев: Тема сегодняшнего разговора с экспертами – современное искусство. В Екатеринбургской студии Радио Свобода я приветствую Тамару Галееву. Тамара Александровна – заместитель декана факультета искусствоведения и культурологии Уральского государственного университета, доцент кафедры истории искусств, кандидат искусствоведения. Здравствуйте, Тамара Александровна.

Тамара Галеева: Доброе утро.

Олег Вахрушев: Как вы относитесь к современному искусству вообще, в принципе? Я понимаю, что у вас за плечами багаж знаний, и вы можете сравнивать произведения искусства, начиная с самых первых, когда они появились, и сегодняшний день. Как вы относитесь к тому, что творят сегодня художники, скульпторы?

Тамара Галеева: Я как профессионал отношусь по-разному к разным художникам, к разным явлениям. Во всяком случае, с огромным интересом, с неиссякаемым интересом, потому что я считаю, что современный художественный процесс – это такой творческий процесс, свидетелями которого мы являемся, и в общем, это то, что придает нашей жизни всякой, профессиональной, непрофессиональной, оттенок творчества. Честно признаться, вы меня смутили этим вопросом, потому что что такое современное искусство? Как я к нему отношусь? Положительно всегда относилась.

Олег Вахрушев: Хорошо, давайте постепенно начнем, пошагово. Что такое современное искусство? Как вы определили бы?

Тамара Галеева: Дело в том, что специалисты, искусствоведы, критики, художники до сих пор очень колеблются в определениях. Что такое современное искусство? Если это то, что существует сейчас, это творчество всех художников, которые работают сейчас. Или же это некое узкое направление, одно из, которое характеризуется инновационными различными тенденциями, и исключительно то, что представляет актуальность. Между этими двумя полюсами много есть разных явлений. И зависит, наверное, от того контекста, в котором мы находимся.

Для Екатеринбурга, наверное, современным искусством является в принципе почти все, что сейчас происходит здесь, потому что у нас нет таких институций пока еще, которые бы это современное искусство в актуальных направлениях поддерживали бы столь мощно, столь показательно, чтобы это приводило к таким явлением, как, предположим, «Документа» в Касселе – выставка современного искусства, которая проходит в маленьком городе один раз в пять лет. У нас пока ничего подобного нет. Но, тем не менее, у нас уже делаются первые шаги к тому, чтобы инициировать некую стратификацию этой сферы современного художественного процесса. То есть у нас действует филиал Государственного центра современного искусства, у нас есть целый ряд таких институций, которые себя называют Центр современной культуры, Центр современного искусства и так далее. И, в общем, эта сфера как бы проясняется конкретно в нашем регионе.

Олег Вахрушев: Тамара Александровна, если говорить вообще, в принципе, современное искусство это искусство, которое творится нашими современниками. Очень часто у людей вот эти самые произведения искусства не находят понимания. Для большинства это выглядит заумью отдельно взятого человека, который либо видит так мир, либо просто пытается сам себя так выразить. Этот конфликт между зрителем и творцом по большому счету это нормальное явление?

Тамара Галеева: Я считаю, что совершенно нормальное. Это как раз завязка для каких-то неожиданных, может быть, даже развитий сценария. И это такая провокация.

Олег Вахрушев: Зачем она нужна?

Тамара Галеева: Зачем нужна провокация? Затем, чтобы заставить его выйти за рамки неких привычных его представлений, сформированных нашими музеями различными, структурами, средствами массовой информации – в общем, разрушить стереотипы.

Олег Вахрушев: Для чего?

Тамара Галеева: Потому что эта бедность воображения, это отсутствие способности к генерированию каких-то идей – это то, что мешает нам не только в искусстве, а вообще, в нашей повседневной, практической, обычной жизни.

Олег Вахрушев: Но ведь согласитесь, что нельзя сказать, что вкусы у общества в области культуры, произведений искусства испорчены. Ведь все равно воспитывались на классической живописи, классической скульптуре. Каноны все равно какие-то у человека есть. И классики представляли некоего идеализированного человека и общества, когда работали над своими произведениями искусства. А здесь это все ломается. К чему?

Тамара Галеева: Дело в том, что в свое время классики тоже были, как правило, некими разрушителями канонов и традиций. И какие-нибудь художники-романтики, которых мы теперь возводим, безусловно, в некий канонический объект, их современники говорили, что их произведения написаны пьяной метлой, что они не умеют рисовать, что они не понимают, что такое цвет, и так далее. Это всегда так было. И всегда был некий авангард, который расширял границы, расширял сферы. Потом это становилось нормой, общепринятой нормой. И снова потом наступал момент, когда необходимо было расширить границы, изменить и так далее. В общем, это законы искусства.

Олег Вахрушев: Творений современных художников станет когда-нибудь нормой?

Тамара Галеева: Да, я думаю, что через некоторое время, конечно, они станут нормой. Да уже сейчас становятся нормой. Когда это оказывается в музейном контексте, когда это становится объектом музейного смотрения, это, в общем, превращается в некую норму. А коль скоро во всем мире есть музеи современного искусства, практически в каждом нашем маленьком городе есть музей современного искусства, где произведения современного искусства экспонируются, стало быть, это норма, которая складывается.

Олег Вахрушев: В эти дни в Екатеринбурге празднуют день рождения Олега Елового – художника, который считается одной из самых заметных персон современного российского актуального искусства, и который умер в 2001 году в возрасте 34 лет. Об Олеге Еловом и о его творческом наследии рассказывает корреспондент Радио Свобода Светлана Толмачева.

Светлана Толмачева: Современное искусство в Екатеринбурге с середины 90-х годов ассоциировалось, прежде всего, с именами Александра Шабурова, Александра Гализдрина, Олега Елового. Шабуров перебрался в Москву и сейчас работает в известном творческом объединении сибирских художников «Синие носы». Гализдрин забыл о своих эпатажных акциях, во время которых он представал перед публикой обнаженным ихтиандром, и занялся коммерческой фотографией. Олег Еловой ушел из жизни четыре года назад. По мнению екатеринбуржцев, которые помнят широкомасштабный проект «Пост-ВДНХ. Арт-парад обычных вещей» 1997 года, выставочная жизнь города без этих художников стала выглядеть гораздо бледнее. Сейчас многие картины и инсталляции Елового хранятся у его друзей, знакомых, а также у частных коллекционеров в Екатеринбурге, Москве и Санкт-Петербурге. Увидеть их можно раз в году – в день рождения художника. Рассказывает один из организаторов выставки Ксения Поль.

Ксения Поль: Сегодня на выставке в художественном салоне «Парарам» всего две работы самого Олега. Обе они из частных коллекций. Выставка называется «Еловой сад», и возникла она из картин самого Олега. Мы решили за некий модуль взять трилистник своеобразный, который часто появлялся на картинах самого Олега, и предложить художникам и всем желающим сделать свои трилистники из совершенно любых материалов, начиная от бумаги, заканчивая железом, тканью. И 18 мая, в день рождения Олега Елового и Международный День музеев, кстати, работы переедут в сад, который окружает бывшую мастерскую Олега, знаменитый дом Елового.

Светлана Толмачева: Мастерская Олега Елового в старом деревянном двухэтажном доме известна всем, кто увлекается современным искусством. Круглый год двери дома были открыты для художников, музыкантов, студентов, искусствоведом, журналистов, которые приходили посмотреть картины или просто пообщаться. Нередко прямо под яблонями в саду устраивались стихийные выставки. На этот сад делали большую ставку друзья художника. Когда после внезапной кончины Елового возникла мысль официально превратить мастерскую в Музей современного искусства города. Почему этим мечтам не суждено сбыться, поясняет Ксения Поль.

Ксения Поль: На территории яблоневого сада находится высокий, развесистый, раскидистый дуб. По легенде это самый старый дуб в Екатеринбурге, ему около 130 лет. Лет пять назад, когда этот сад хотели включить в число экспонатов Музея садоводства, ходили какие-то специальные ученые дамы, которые определили сорта яблонь, они говорили, что это какие-то уникальные яблони, что дуб, конечно, уникальный. Но из этого пока ничего не вышло. На сегодняшний момент мы знаем, что та земля, на которой стоит сад, уже отдана под какое-то строительство. Это, конечно, очень обидно, но и не удивительно, поскольку это центр города, и все мы понимаем, что там земля очень дорогая.

Светлана Толмачева: Друзья Елового смирились с тем, что дуб, а вместе с ним весь сад и дом спасти уже не удастся, но никто не сомневается в том, что каждый год в мае будут проходить выставки, посвященные дню рождения художника, где будут собираться все те, кому небезразлична судьба современного искусства в Екатеринбурге.

Олег Вахрушев: Мы послушаем слушателей, которых я попросил высказать свои суждения по поводу того, какое, на ваш взгляд, имеет значение современное искусство в общемировой культуре. Здравствуйте.

Слушатель: Георгий из Санкт-Петербурга. По-моему, это излишне оптимистическое утверждение, что любое новое модернистское искусство найдет своего зрителя. Я такой частный случай вспоминаю. Тоже вроде бы было экзотично, экстравагантно, я имею в виду кубизм, а потом это все быстро надоело, и это направление сошло на нет. Наверняка, есть еще ряд. Я бы хотел услышать, какие еще направления все-таки не нашли своего зрителя во времени? Есть же, например, и слабые музыканты, которые не находят слушателя. Наверное, это же есть и в художественном творчестве.

Олег Вахрушев: Тамара Александровна, пожалуйста.

Тамара Галеева: Я думаю, что на самом деле, у любого направления всегда есть, может быть, очень узкий круг, но все-таки зрителей. Другое дело, что далеко не всякое произведение и далеко не всякое направление получает широкую известность, такую, как тот же кубизм, между прочим, как сюрреализм, как поп-арт и так далее. В конце концов, редко бывает, когда художник работает совершенно один, вне всяких рамок, вне всяких направлений. И если он работает уже с какой-то группой, значит, стало быть, есть эти зрители. Другое дело, что не все попадет в музей. И не все, наверное, должно попасть в музей. Но как некий факт культурный, как некий исторический факт появление любого такого неудавшегося направления – это тоже очень показательный момент, и это уже разговор для культурологов, философов, наверное. Необязательно это художественный факт, но исторический, безусловно.

Олег Вахрушев: Давайте вернемся к тому, с чего мы начали эту часть разговора – к дням Олега Елового в Екатеринбурге. Прослеживается параллель, и сразу какие-то вопросы возникают. Олег Еловой, 2001 год, Старик Букашкин, 2005 год. За свою жизнь они, хоть Олег не так много прожил, но, тем не менее, творческое наследие у него есть, и оно немалое, скажем так, и Светлана, моя коллега, рассказала, что его произведения в Москве, в Санкт-Петербурге, у кого-то в Екатеринбурге, в частных коллекциях. Старик Букашкин тоже много всего сделал. Где это сейчас? Можно ли в принципе потом, когда-то людям это увидеть? И вообще, кто этим должен заниматься?

Тамара Галеева: Да, это очень важный вопрос, кто этим должен заниматься, кто должен сохранять или не сохранять, кто должен этот выбор делать: оставить ли это в архиве, в музее или же это должно просто развеяться, как прах. Что касается наследия Олега Елового и Старика Букашкина, я не думаю, что это все развеется. Наследие Олега Елового, насколько я знаю, хранится, действительно, в частных собраниях в основном. Есть несколько буквально вещей в нашем Музее изобразительных искусств, в Музее молодежи и еще в музеях других городов. Наследие Старика Букашкина, слава Богу, пока все сосредоточено в одном месте: Эдуард Поленц, галерея «Парарам» – такой душеприказчик, все у него находится. Но это очень большая проблема, куда девать все это после смерти художника. Если в старые времена это отчасти решалось силами Союзов художников, которые как-то пристраивали эти наследия или не пристраивали, или во всяком случае это оставалось в мастерской художника, то теперь практически нет такой институции, которая бы это собирала.

Более или менее у нас в регионе повезло художникам-графикам, потому что есть Ирбитский музей, потому что есть его директор Валерий Андреевич Карпов, который буквально все подбирает. Он наследие многих художников-графиков просто все до последнего листочка. Алексей Афанасьевич Казанцев ушел из жизни тоже не так давно. Все, вплоть до досок, до станка Карпов забрал себе в Ирбитский музей. И там, надо сказать, сейчас сформировалась коллекция совершенно европейского уровня, специализированный Музей графического искусства. Но он один, и это графика, она более компактна.

Что касается живописи, то даже такие известные художники, как у нас был народный художник России Евгений Иванович Гудин. Сейчас в университете только что сделали выставку его рисунков, которые семья никогда не показывала. Все пока хранится в семье. Что-то есть в музеях. Но куда это уйдет после того, как родственники, может быть, не смогут больше это опекать, это не понятно. Должно это решаться на неком муниципальном, государственном уровне. В Москве есть Государственный архив литературы и искусства. В Москве есть различные фонды, и там эта проблема не может быть решена: слишком много художников. У нас нет даже этого. У нас есть областной архив, который в основном документы принимает, старые достаточно. Ни Музей изобразительный искусств, ни Музей истории города по своим площадям не способны хоть что-то принять вообще из оставшегося наследия. То есть должны быть специальные некие институции, которые будут этим заниматься. Может быть, частные музеи.

Олег Вахрушев: Вот вы про Ирбит говорите, но ведь кто поедет в Ирбит, чтобы посмотреть на эту графику? И найдутся ли у Ирбита деньги, для того чтобы вывезти куда-то эту графику?

Тамара Галеева: Надо сказать, что пока директором является Валерий Андреевич Карпов, они находят деньги и для того, чтобы возить, вывозили в Санкт-Петербург, сейчас в конце месяца выставка открывается в Москве, коллекция шедевров, в Академии художеств, в здании на Пречистенке. Карпов умудряется найти деньги для приобретения, то есть не только он аккумулирует то, что остается, собирает подарки от художников, но он приобретает, предположим, гравюры Франсиско Гойя, пусть это не прижизненные гравюры, но тем не менее. Он приобретает комплект, он находит деньги и на месте, у себя в городе небольшом, но в большей степени его финансирует Министерство Свердловской области.

Олег Вахрушев: То есть избирательное финансирование музея Свердловской области.

Тамара Галеева: Просто нужно иметь такой напор, такую силу, такую силу убеждения, которую имеет Карпов, чтобы убедить, что деньги должны быть отданы ему.

Олег Вахрушев: Понятно. Сейчас к разговору присоединяется директор Омского дома-музея Кондратия Белова Владимир Белов. Здравствуйте, Владимир Дмитриевич.

Владимир Белов: Здравствуйте.

Олег Вахрушев: Я поздравляю вас с завтрашним Международным Днем музеев. Это, во-первых. А, во-вторых, когда мы с Тамарой Александровной говорили до эфира вообще о современном искусстве в Омске, то она по-хорошему позавидовала вашему городу по поводу того, что у вас происходит вокруг современного искусства. В нескольких предложениях, Владимир Дмитриевич, расскажите, пожалуйста, о вашем доме-музее и о том, как обстоит дело с современным искусством в Омске в принципе.

Владимир Белов: Наш музей в городе открылся уже в 1991 году. К созданию музея приложил свою руку, естественно, Кондратий Петрович Белов. Он еще при жизни позаботился о своем творческом наследии и составил завещание, в котором огласил все свои произведения, которые должна передать его семья после смерти государству. И вот на основании этих 150 произведений было принято решение о создании музея Кондратия Петровича Белова и о создании еще одного музея нашего тоже знаменитого художника Алексея Либерова. И вот уже на протяжении 15 лет наш музей занимает активную позицию в пропаганде современного искусства, в частности классика сибирского пейзажа Кондратия Петровича Белова. И вообще, в нашем регионе отношение к современному искусству, я считаю, очень положительное. И региональные власти, в частности Министерство культуры, поддерживают все проекты большие, связанные не только с Омском, но и со всей Сибирью.

Олег Вахрушев: То есть дом-музей Кондратия Белова – это государево заведение, скажем так?

Владимир Белов: Да. При создании музея, естественно, переданы были произведения и назначен был директор музея. Это дочь Кондратия Петровича Белова Вера Кондратьевна, которая в принципе, можно сказать, на энтузиазме (это 1988-1989 годы) приступила к созданию музея. То были сложные времена, но именно государство доверило дочери, которая в течение трех лет занималась и ремонтом здания, переданного под музей, и формированием коллекции, и всеми организационными вопросами. Но, естественно, зарплата музейщика – это небольшая зарплата. И я думаю и считаю важным, при создании какого-то музея художника знаменитого все-таки опираться на родственников этого художника, которые могут создать в этом музее необычную ауру такого домашнего уюта, которым является и наш музей.

Олег Вахрушев: Тамара Александровна, что происходит в Екатеринбурге? Либо художников так много, что на всех домов-музеев не напастись, либо просто нет желания создать тот или иной дом-музей того или иного художника?

Тамара Галеева: Я думаю, что и художников у нас много, достаточно много. Если раньше мы говорили о составе Союза художников, то теперь мы давно уже вышли за пределы только членов Союза художников, и круг художников гораздо шире, то есть они тысячами исчисляются. Второе ваше положение, наверное, более правильное, что не получается у нас никак ни с домами-музеями художников, ни с какой-то активной поддержкой различных форм современного искусства, может быть, на уровне областном. Хотя, надо сказать, что я не совсем права. Сейчас ситуация меняется. Сейчас, поскольку разрабатывается очень большой проект создания Евразийского центра арт-коммуникаций, я думаю, что это принципиально изменит ситуацию. Но все равно останется проблема, что делать с наследием художников? Кто должен за это отвечать? Кто должен это инициировать? Все-таки я думаю, что это должны делать власти муниципальные, областные, которые обладают каким-то и стратегическим мышлением, и финансированием, и так далее. У нас пока этого, к сожалению, нет.

Олег Вахрушев: Тот или иной чиновник – это все равно, скажем так, носитель сознания того или иного пласта общества. И вот сейчас я предлагаю послушать о том, что ответили на вопрос корреспондента Радио Свобода Ирины Мурашовой екатеринбуржцы. Вопрос им был задан следующий: нравится ли вам творчество современных художников?

Потом я прошу прокомментировать наших экспертов.

- Я в искусстве вообще консерватор. Мне нравятся картины классические, которые изображают пейзажи, портреты в естественном виде, как фотоснимок, только с наличием какой-то авторской изюминки, как он видит, то есть его глазами. Но то, что мы видим все, именно в таком виде. Современное искусство, абстракции и тому подобные вещи я принимаю только в прикладном виде. То есть мне нравится бижутерия, какие-то штучки для интерьера.

- Мало с ним знакома, даже имен не знаю.

- Что-то - да, но многое – нет. Сейчас веяния на дорогое, не художественная ценность, а сам металл, сам камень. Вот это мне не нравится. Ведь главная ценность – что художник вложил душу. Сейчас время такое, что сиюминутная нажива.

- Внучка моя рисует, более-менее так знакома немножко. С ней ходим на выставки, но я не люблю смотреть, когда все экстравагантно. Как-то проще надо рисовать.

- Я не разбираюсь.

- Лично мне нравится. Пройдешь по скверику, там где уральские умельцы наши сейчас сидят, разве там плохие вещи? Есть и хорошие вещи, сделанные со вкусом.

- Нет. Видимо, у меня другой вкус. Может, я их не понимаю. Мне нравятся художники 19 века: Перов, Репин.

- С современными я, к сожалению, не знакома. Больше классика. Я потому что старая.

- Ну да, в принципе нравится. Неплохо знакома с творчеством наших уральских художников. Я считаю, достаточно современно, прогрессивно, а главное, в струе моды нынешней. Хотя они обучаются в наших художественных школах, им присуще понимание нашей советской школы, но тем не менее, они по-новому выглядят, у них есть новые мысли, новые веяния. Это приятно.

- Как бы я не очень этим интересуюсь, но вообще если попадается, то нравится.

- Соглашусь с рафаэлитами, что живопись кончилась с Рафаэлем. Поэтому к современным художникам я отношусь крайне скептически. Половина их творчества – это либо позерство, что мы модернисты, мы можем так, а половина – наоборот, что мы выражаем исконные православные традиции. В любом случае их искусство вторично, и чаще всего настолько не оригинально и неинтересно, что не оценил, не понял.

- Есть хорошие работы, но я люблю таких, как Шишкин. А современные не все понимаю.

- То, что я иногда вижу, видно, что люди некоторые талантливые. Все равно молодцы они, что искусство не умирает, продолжают рисовать люди. Все бросили бы рисовать – и не было бы вообще художников.

Олег Вахрушев: Я прошу прокомментировать мнения екатеринбуржцев по поводу современного искусства Владимира Белова.

Владимир Белов: Мне понравилось высказывание мужчины о том, что в каждой работе художника должна быть душа. Кондратий Петрович, если сравнить его работы с работами других художников, то у него идет определенная аура положительная. У нас даже есть такие примеры, у нас очень долго ходила одна женщина в музей, заходила в дальний зал, садилась и минут 30 сидела. Мы не могли понять, почему она это делает. И потом, в конце концов, спросили у нее. Она сказала, что у нее высокое артериальное давление, и когда она заходит в наш музей и находится у нашего шедевра Кондратия Петровича, у нее давление нормализуется. И она каждый день обеденный перерыв тратила на эти вещи. Поэтому, я считаю, что, может быть, современному искусству надо больше вкладывать души в свои работы, тогда, я думаю, будет дальнейший успех и будут более положительные мнения наших посетителей и любителей искусства.

Олег Вахрушев: Тамара Александровна, вы услышали мнение о современном искусстве екатеринбуржцев. Согласны ли вы с ним? Что-то вас, может быть, затронуло?

Тамара Галеева: Меня, конечно, не удивило такое в целом негативное отношение к современному искусству или безразличное отношение к современному искусству, потому что мы отчасти, профессионалы, сами в этом виноваты, наверное, поскольку современное искусство в самом деле у нас в городе и регионе не нашло достаточного места ни в музейной политике, ни в каналах телевидения и радио. У нас нет специальных программ. Мы в общем мало об этом думали, мы мало представляли это современное искусство. На самом деле, призыв к тому, чтобы вкладывать душу – это замечательный призыв, и я не думаю, что современные художники, которые работают не обязательно маслом по холсту, не обязательно они используют какие-то традиционные средства, они не вкладывают душу в какие-нибудь мультимедийные презентации, инсталляции и так далее. Потому что я помню свои ощущения на выставке «Документа» в Касселе. Меня самое большое, что потрясло, - это огромное количество зрителей, это бесконечный поток посетителей. И у каждого на лице просто непередаваемый интерес, я не слышала и не видела просто ни одного недовольного лица, ни одной фразы брошенной, возмущающей какой-то. Хотя там практически не было ни живописи, ни графики, там были гигантские инсталляции, там был видео-арт, там была фотография, там были большие объекты на многих территориях и так далее.

Я думаю, что такое отношение – это следствие незнания, следствие того, что просто настоящего современного искусства мы здесь толком еще и не показывали.

Олег Вахрушев: Вот так вот. Тем не менее, бытует мнение, что Екатеринбург – это один из движителей российского современного искусства.

Тамара Галеева: Я думаю, что это немножко как бы в прошлом, потому что так было, такой всплеск активности в середине 90-х годов, такая просто романтическая эпоха, героическая, когда действительно Шабуров, Гализдрин, Еловой, Мизин и так далее, Арсений Сергеев. А теперь как бы немножко все затихло, достаточно долго это уже длится. Мне кажется, что должна появиться, мы находимся на пороге каких-то новых процессов, каких-то изменений, и просто мне очень хотелось, чтобы те рождающиеся институции, складывающиеся, такие как филиал Государственного центра современного искусства, как наш Евразийский центр арт-коммуникаций, они взорвут ситуацию.

Олег Вахрушев: Кстати, 19-20 мая в библиотеке имени Белинского в Екатеринбурге пройдет научно-практическая конференция, в ходе которой будет обсуждаться вопрос строительства в городе Центра современного искусства. Его даже уже начали сравнивать с Центром Помпиду в Париже и прочее. Для чего нужен Центр современного искусства Екатеринбургу? Есть галереи, где могут выставляться современные художники. Есть Музей молодежи. В принципе, по большому счету, те, кто хочет выставляться, те выставляются и показывают свои работы. Зачем бюджетные деньги Екатеринбурга тратить на одно большое здание? К чему все это?

Тамара Галеева: Во-первых, прежде всего, планируется не только вложение бюджетных денег и не столько вложение бюджетных денег, а это должно быть, насколько я знаю, привлечение спонсорских средств. Во-вторых, говорить о том, что у нас все так замечательно в городе и у нас есть места, где можно свободно выставляться, у нас много выставочных территорий, это очень опрометчиво так говорить.

Олег Вахрушев: Музей современного искусства же не покупает даже произведения современных художников, он покупает только какие-то вещи, которые по классическим канонам.

Тамара Галеева: Какой Музей современного искусства? У нас нет Музея современного искусства. У нас есть Музей изобразительных искусств, в котором есть отдел «Искусство ХХ века». В том-то и дело, что у нас нет ни одного большого выставочного зала, ни одного на полуторамиллионный город. У нас появилось несколько галерей, такие как галерея Современного искусства на Красноармейской, в которой тоже очень маленькие площади. У нас нет таких территорий, у нас нет таких учреждений, которые бы действительно хорошо показали современное искусство.

Олег Вахрушев: А нужны они?

Тамара Галеева: Безусловно.

Олег Вахрушев: А для чего?

Тамара Галеева: Это и имиджевые объекты, которые придают статус в целом городу нашему, некий статус культурной столицы, на который мы все время претендуем, но он бы только укрепился от этого. Затем, надо сказать, что сфера современного искусства – это ведь и сфера больших денежных вложений. Я думаю, что на самом деле, и я знаю, насколько по проекту Евразийского центра арт-коммуникаций, там не только будут тратиться деньги, но в общем, как бы и зарабатываться, как некий оборот производиться. Опять же, зачем это нужно – это вопрос, который звучит и от наших властей муниципальных и областных. В результате, они решают, что это не нужно, и не делают. Не делали, во всяком случае, до сих пор. Слава Богу, что такой проект рождается. Это нужно, чтобы принципиально изменить некий статус наш культурный, нашего огромного полуторамиллионного города.

Олег Вахрушев: Тамара Александровна, с появлением Центра современного искусства в Екатеринбурге екатеринбургские художники перестанут уезжать в Центр?

Тамара Галеева: Я думаю, что часть, как уезжала, так и будет уезжать и в Москву, и в Санкт-Петербург, и еще дальше, и, слава Богу, что это происходит. Это неизбежный процесс. Но для большей части, особенно это важно для молодых художников, у которых сейчас нет никаких средств поддержки, это будет очень мощный стимул для того, чтобы работать, для того, чтобы менять еще и облик города, потому что это совершено по-другому сформирует облик города. Поскольку это отразится на всем: на дизайне городской среды, на состоянии рекламы, потому что возникнет некая конкурентоспособная среда. Я считаю, что это, конечно, если этот проект реализуется, дай Бог, чтобы он реализовался, это будет очень важный, очень мощный вклад в культурную историю города.