Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие корреспондент Радио Свобода в Москве Марина Тимашева.

Андрей Шарый: Продолжается Международный Московский кинофестиваль. Сегодня утром в программе этого кинофестиваля премьера нового фильма российского режиссера Алексея Учителя "Космос как предчувствие". Фильм смотрела обозреватель Радио Свобода Марина Тимашева. Сейчас она у микрофона в студии нашего радио. Понравился ли вам новый фильм Учителя?

Марина Тимашева: К сожалению, я не могу утвердительно ответить на ваш вопрос. Естественно мне, как и всякому, наверное, человеку, живущему в России, очень бы хотелось, чтобы фильм Алексея Учителя получил все награды. Но, к сожалению, я бы сказала, что разочарована. В основании фильма Алексея Учителя лежит сценарий человека, с которым прежде этот режиссер не работал, а именно Александра Миндадзе. Наши слушатели знают его прекрасно по фильмам Вадима Абдрашитова. Ну, достаточно назвать "Охоту на лис", "Плюмбум" или "Магнитные бури", чтобы все поняли, о какого уровня сценаристе я сейчас говорю. Александр Миндадзе пишет, как правило, сценарии, которые можно пересказать на уровне сюжета, то есть нельзя сказать, чтобы он оставлял своих зрителей абсолютно безучастными и ориентировался только на кинокритиков, но, с другой стороны, он драматург-философ, в его произведениях всегда есть некая философская притчевая глубина. Алексей Учитель, как режиссер, никогда прежде с таким материалом не работал, тоже мы все знаем его фильмы "Дневник его жены" или "Прогулка". Насколько можно судить по этим работам, Алексея Учителя интересуют больше всякие личные, частные истории, которые, собственно говоря, исчерпываются самим сюжетом и самими людьми, которые действуют в его картинах. Алексей Учитель, взяв сценарий Александра Миндадзе, просто не справился именно с его многослойностью.

Историю, в общем-то, рассказать очень просто. Там действуют два молодых мужчины, один из которых мечтает о том, чтобы бежать за границу, это 57-й год. Второй, такой наивный Иванушка-дурачок, его играет Евгений Миронов, мечтает о космических полетах, которые вот-вот уже близятся. Ни одному, ни другому не суждено реализовать свою мечту. Один, судя по всему, погибает, другой обречен на жизнь такого, скажем, подкаблучника. Однако вот этот второй, тот самый, который Евгений Миронов, встречает в поезде одного симпатичного человечка, которого потом увидит на Красной площади. Этого человека будут звать Юрием Гагариным. Таким образом второму, по крайней мере, будет дано соприкоснуться с частью своей мечты.

Значит, с одной стороны, есть простой сюжет, с другой стороны, тут есть, конечно же, у Миндадзе очень серьезная вещь... Я думаю, что он имел в виду надежду, которая появилась в обществе в конце 50-х годов и которая позже получила название "оттепели". "Оттепель", за которой последовали, как мы все понимаем, заморозки. Надежда, которой не суждено было сбыться не только для двух героев, но и для целой страны. К сожалению, у Алексея Учителя не получилась вот эта вторая, очень серьезная часть истории.

Андрей Шарый: Марина, фильм Алексея Учителя попал в конкурсную программу Международного Московского кинофестиваля в последний момент и я помню ваш репортаж с кинофестиваля "Кинотавр", вы рассказывали о том, что в последний момент Учитель отказался давать этот фильм в программу "Кинотавра", отдал его в Московский кинофестиваль. И мы с вами тогда постановили, что это, видимо, лучший фильм, который Россия может представить на конкурс международного фестиваля. Означает ли это и то, что фильм, скажем так, не отнесешь к большим кинематографическим открытиям, констатацию того факта, что российское кино находится не в очень хорошем состоянии?

Марина Тимашева: Андрей, я, к сожалению, вот на этот вопрос должна ответить утвердительно. Я не делаю из этого каких-то далеко идущих выводов, потому что, вы сами понимаете, что в прошлом году Сокуров снял фильм об императоре Хирохито "Солнце", фильм безукоризненный просто и по художественным, и по человеческим высказываниям этого режиссера. Мы знаем с вами, что Муратова сняла фильм "Настройщик", который, безусловно, войдет в хрестоматии кинематографии, по крайней мере, отечественной. Мы не можем говорить о том, что все уже совершенно кончено и ничего не будет. Но та картина, которую представил фестиваль "Кинотавр", и теперь этот финальный как бы аккорд года… которая должна была представлена на фестивале "Кинотавр", которая должна была, видимо, дополнить эту картину, вот эта самая картина чрезвычайно малоутешительна.

Сравнивая программу европейских фильмов и мировых фильмов, которые сейчас предлагает Московский международный кинофестиваль, с программой фестиваля "Кинотавр", обращаешь внимание в первую очередь на то, что даже не самые сильные фильмы мировой, международной программы очень крепко сделаны ремесленно. То есть если человек предлагает какой-то закон, то он работает именно по этому закону. Если он говорит: "детектив", это детектив. Если он говорит: "комедия", то комедия. Если мелодрама, то мелодрама. И просчетов в самих сценариях каких-то логических, абсолютно непостижимых телодвижений этого сценария в этих фильмах нет.

Андрей Шарый: Марина, в продолжение того, о чем вы говорите. Насколько мне известно, есть программа под названием "Российская альтернатива" на Московском кинофестивале и, может быть, как раз то, о чем вы говорите, можно с некоторой грустью назвать альтернативой. Знаю, что показан новый фильм Ренаты Литвиновой "Богиня. Как я полюбила". Я видел уже эту картину. Мне она показалась очень манерной, пустой по содержанию и достаточно выспренной по форме. Показалось мне, что есть какое-то возвращение к клиповой манере съемок, популярной очень в 90-х годах, когда вышел фильм "Одиночество крови" Романа Прыгунова, наверняка вы помните его. Это какая-то тенденция или речь просто идет о том, что в российском кино взаимодействуют сразу много каких-то процессов, и пока просто нет равнодействующей правильной. Как вы думаете?

Марина Тимашева: Какие-то очень разные все, действительно, безрадостные тенденции, потому что, с одной стороны, появление этих так называемых блокбастеров, ну, по сути дела, это копии голливудских боевиков, но весьма, мягко скажем, среднего качества. С другой стороны - такое авторское кино, выводим за скобки Сокурова, Германа, Муратову, там можно еще кого-то назвать, тем не менее такое авторское кино, которое не может воспринять даже человек с двумя высшими специальными образованиями. То есть это авторское кино в том смысле, что оно только для самого этого автора и существует. И вот между ними, между этими полюсами как будто бы ничего нет, потому что как только люди пробуют сделать просто нормальную, крепко сколоченную (уже ничего другого даже и не требуешь) историю с какими-то живыми людьми, с нормальными отношениями в кадре, они этого сделать не могут. Вот это то, что называется мейнстримом, то есть такое основное направление. И вот в этой части абсолютный провал. А учитывая, что эти блокбастеры - копии, учитывая, что это авторское кино - просто курам на смех, то вот мы получаем такую дивную картину.

Андрей Шарый: Является ли это, вообще, предметом серьезной профессиональной дискуссии в кулуарах фестиваля?

Марина Тимашева: Люди очень много говорят... Кстати, возвращаясь к прежнему вашему вопросу, тут вот что довольно любопытно, что еще есть один конкурс "Перспектива", в котором показывают фильмы молодых людей. Если сравнивать какие-то основные идеи этого конкурса с тем, что мы видели на том же "Кинотавре", то очень любопытная одна есть вещица. Все время речь идет о том, что поколение отцов, условно говоря, сорокалетних людей ни на что не годно, что те, на кого есть надежда, кто в состоянии вести себя, как мужчина, поступать рыцарски, благородно - подростки. Причем если в фестивале "Перспектива" такие фильмы снимают молодые режиссеры, то на фестивале "Кинотавр" были предъявлены фильмы, снятые взрослыми мужчинами. И иногда возникает очень странное ощущение, что это люди на бессознательном уровне говорят, что они с той картиной мира, которую видят, справиться не в состоянии, что вся их надежда – это вот эти самые подростки. Единственное, что, к сожалению, они еще и художественно доказывают нам абсолютно то же самое, что они не в состоянии, как художники, совладать с этой картиной мира.