Интервью с Олегом Поповым. Аббат Пьер получает высший орден Франции. Малоизвестные страницы жизни Томаса Манна. Русский европеец Василий Жуковский. Пора оперных фестивалей

Редактор Иван Толстой

Иван Толстой: Начнем с цирка. Клоуну Олегу Попову исполнилось 75 лет. Последние 20 он живет в Германии. Беседу записал наш берлинский корреспондент Юрий Векслер.

Юрий Векслер: Не так давно известный белорусский кинодокументалист

Юрий Хащевацкий вместе с моим другом оператором Семеном Фридляндом сняли фильм "Олег Попов: Солнечный клоун". Сняли в Германии, а показан он был по французско-немецкому каналу АРТЕ в один вечер вместе с феллиниевскими "Клоунами". В фильме есть сцена, где на представление Попова в Бельгии приходит Мстислав Ростропович. Их гастрольные маршруты пересеклись впервые после того, как Попов вынуждено остался заграницей.

Мстислав Ростропович: Я увидел афишу, я обалдел. Я побежал к концертной службе: "Да здесь же Олег Попов выступает!". Они не понимают в чем дело.

Олег Попов: Как супруга поживает?

Мстислав Ростропович: Все в порядке.

Олег Попов: Как дети? Оля?

Мстислав Ростропович: Оля и Лена, правильно. Они мне принесли шесть внуков.

Олег Попов: Шесть!? И все будут музыканты?

Мстислав Ростропович: Слава Богу, нет. Я так счастлив, что они не музыканты. Мой опыт показывает, что когда внуки музыканты и когда у них не получается карьера, потому что они недостаточно талантливые, то вся женская половина говорит: "Это ты виноват. Они самые талантливые, только ты им не помогаешь".

Юрий Векслер: Русский клоун Попов живет в Германии. Как так могло получиться? На заре, как говорится, перестройки Попов был брошен в Европе каким-то проходимцем-импресарио без копейки, и ему никто не помог быстро вернуться на родину, а пока он делал свои безуспешные попытки, он познакомился с Габи, замечательной женщиной, с которой с тех пор вместе живет и выступает.

Габи: Я пришла в цирк, потому что мне хотелось быть с Олегом. А я не могу сидеть без дела. У меня было желание работать с лошадьми. Но Олег очень ревнует лошадей. Он сказал: "Если ты будешь работать с лошадьми, я не буду с тобой работать". Тогда я решила, что лошади будут моим хобби, а работать я буду с Олегом. Я всегда, с детства, мечтала иметь крысу. Но Олег очень не любит крыс. Я притащила клетку с крысами, а он сказал, что если я с этой крысой хочу быть в караване, то лучше мне отсюда уйти. А сейчас он этих крыс так любит, что говорит, что у него самые любимые животные - это крысы.

Олег Попов: Она очень любит лошадей. Купила себе две кареты. Как королева разъезжает. Это в Нюрнберге, в деревне, на горе. Так красиво.

Юрий Векслер: Куда уехал цирк?

Олег Попов: Мне кажется, что он не уехал, а просто разбежался. По всему миру. Теперь нет ни одной программы, чтобы там не было русских номеров. 2-3 обязательно. Славятся русские номера. Никуда не денетесь - школа!

Юрий Векслер: Попов любит свой дом в Нюрнберге, про который он сказал в интервью: "Я как будто в рай попал". Но на гастролях Попов по старой цирковой традиции живет в своем вагончике, в котором все вещи Олег Константинович, в юности поработавший слесарем, сделал своими руками.

О своей знаменитой репризе с лучом света Попов говорит в фильме Хащевацкого:

Олег Попов: Ведь лучшее у всех запоминается на всю жизнь. Все почему-то в первую очередь спрашивают: "А луч он делает?". Даже если меня 20 лет не видели. Вот видите, как это запало в сердце и в душу. Может быть, за счет какой-то чистоты. Мне говорили, что в одной из церквей Германии проповедник рассказывал мою репризу "Луч", как философскую репризу. Это мне приятно.

Юрий Векслер: Но кроме луча, с которым продолжает по-прежнему играть на арене Попов, у него есть еще несколько, так сказать, визитных карточек. Например, красные носки...

Олег Попов: Когда мне было 70 лет, я написал: "Все мои гости должны быть в красных носках". И все приехали в красных носках. Всю жизнь у меня были носки красные. Если книгу писать, хорошее название: "Жизнь в красных носках".

Юрий Векслер: Кстати, свое второе имя "Солнечный клоун" Попов также получил за границей.

Олег Попов: Мы в 68 году приехали в Лондон. А в Лондоне, знаете, как - почему-то должен быть туман обязательно. Действительно, был туман. И в газете написали, что приехал клоун и как бы рассеялся туман, и он как солнышко в манеже. И оттуда уже как-то пошло название "солнечный клоун".

Юрий Векслер: А первый номер Попова, в котором он, как и положено артисту цирка, демонстрировал умение делать все, причем все на проволоке, которую он как будто не замечал, возник более 50 лет назад.

Олег Попов: Я стал репетировать номер на проволоке. Мне дали режиссера, который мне делал номер. Номер был очень хороший. Но, как всегда, есть и друзья, и враги. Кто-то написал, что я делал номер западного образца. А в те времена боролись с космополитизмом. Я репетировал года два, и комиссия забраковала - что, мол, этот номер не пойдет, это не советский номер, это западный номер. И я, значит, и не студент, и не артист. Тогда мне дали другого режиссера, более "талантливого". Такую хреновину! Утренняя гимнастика на проволоке. Я на проволоке делал утреннюю гимнастику - садился, разгибался. Там висела радиотарелка: "Внимание, внимание, начинаем утреннюю гимнастику!". Вот, говорят, это наш номер! Получил я диплом. И направили меня в первый город - Тбилиси. Приезжаю, на премьере выступаю и в общем-то неважно с этой гимнастикой - грузины не поняли. Директор меня вызывает: "Ну что? Хороший тебе номер сделали! Ладно, отправлять я тебя не буду, будешь репетировать". Я сказал, что у меня есть первый вариант номера, про который мне сказали, что он космополитический, не советский. Он говорит: "Ладно, Москва далеко, давай, показывай". Я на следующий вечер выступаю на ура. Выбегаю за кулисы, стоит директор, он мне бах пощечину. "За что?". "Что же ты говно всякое показываешь, а хорошие номера не показываешь?! Работай этот номер, и все". Я говорю: "А как же с Москвой?". "Да, ладно, там уже, наверное, все забыли про твой номер".

Юрий Вексоер: Олегу Попову, русскому клоуну, живущему в Германии 75. Но он продолжает работать и сочинять новые репризы.

Иван Толстой: Недавно высший орден Франции был вручен самому известному французскому проповеднику 93-летнему аббату Пьеру. Его портрет в рассказе Дмитрия Савицкого.

Дмитрий Савицкий: Его называют - "самым любимым французом французов": Из года в год, из десятилетия в десятилетие (за исключением небольшого и досадного эпизода, о чем речь - дальше) он занимал и занимает это почетное место. На днях ему домой, в Альфор-виль, позвонил президент республики, Жак Ширак; разговор был долгим. Ширак поздравил его с днем рождения, а юбиляр напомнил президенту о том, что главной проблемой французов остается - безработица. Когда ему позвонил и премьер-министр, Доминик де Вильпан, он пропустил поздравительные дифирамбы и перешел ко все той же теме: французы не могут чувствовать себя по-настоящему довольными жизнью, пока в стране остаются безработные.

Имя его известно всем, от мало до велика. Зовут его аббат Пьер, и исполнилось ему 93 года. В подарок от президента он получил профессиональную копировальную машину и фотографии церемонии, имевшей место два месяца назад, на которой ему президент вручил высший государственный орден - Большой Крест Почетного Легиона.

К записям своих выступлений аббат Пьер присоединяет не церковные хоралы, а то, что вы и услышали в начале, музыку и пение тибетских монахов.

Чем же знаменит аббат Пьер, чем заслужил любовь французов?

Его мирское имя Анри Груе. Монах-францисканец, он дал обет в 1931 году; аббат Пьер молитвенник и аскет. В годы войны - участник Сопротивления, он спасал евреев от облав и гестапо, помогая им переправиться в Швейцарию. В 1943 году, избежав ареста, он добрался до Алжира, где встретился с генералом де Голлем. В 1945 году он был избран депутатом в Национальную Ассамблею от департамента Мёрт-э-Мозель. Вот что писал об аббате Пьере священник Георгий Чистяков.

Диктор: Католический священник, он сразу после второй мировой войны был избран депутатом парламента, что само по себе необычно для такой секулярной страны, как Франция, и что к тому же не поощряется Ватиканом. В кабинет генерала де Голля он входил если не без стука, то, во всяком случае, без очереди. Зимой 1953-54-го, когда во Франции было чрезвычайно холодно, аббат Пьер был среди тех, кто требовал от парламента миллиард франков на нужды бездомных. В тот самый день, когда Сенат проголосовал против выделения этих средств, к аббату Пьеру пришел человек, у которого минувшей ночью прямо в фургончике, где он жил, от холода умер ребенок. На похороны младенца аббат через газету "Фигаро" пригласил министра реконструкции и жилья, присутствие которого заставило заговорить об этом событии прессу.

Дмитрий Савицкий: Голос аббата Пьера, речь, потрясшая страну холодной зимой 54 года.

Аббат Пьер: Друзья! На помощь! Только что от холода умерла женщина. Абсолютно необходимо чтобы уже сегодня вечером во всех городах Франции были бы вывешены, хорошо освещенные указатели, на которых было бы написано: "Ты, который страдаешь, кем бы ты ни был, входи, отдохни, ешь, укрепи свои надежды - здесь тебя любят:"

Дмитрий Савицкий: Из статьи священника Георгия Чистякова:

Диктор: Во Франции привыкли к священникам небогатым, но респектабельным, а поэтому, как рассказывает сам аббат Пьер, "шок от того, что священник, к тому же получивший орден Почетного Легиона за участие в Сопротивлении и в недавнем прошлом бывший депутатом, живет среди жуликов и вышедших из тюрьмы уголовников и требует строить дома для лишенных крова семей, был настолько велик, что Франция начала сдвигаться с места".

В церкви во время службы, в мэрии и по радио, через газеты и просто на улице - везде он говорил о бездомных. При этом аббат Пьер никогда не пытался подойти к человеческой беде теоретически, и ни при каких обстоятельствах не говорил о проблеме бездомных; он просто предавал гласности конкретные случаи и призывал своих слушателей не допустить их повторения. Так, например, в двух шагах от театра "Шатле", где в это время шел балетный спектакль с роскошными декорациями, прохожие заметили какой-то большой грязный сверток. Оказалось, что это старая женщина, еще живая; ее принесли в комиссариат, где она могла бы согреться, но спасти не успели. В руке умершей был зажат лист от судебного исполнителя, который двумя днями раньше выставил ее из мансарды, так как она не могла платить за жилье:

Аббат Пьер: Чем сильнее был мороз, тем больше людей бродило по улицам. И я не мог понять - почему? Но они мне всё объяснили: Когда температура была на нуле или опускалась до минус двух, бездомные находили убежище, прятались. Где-нибудь в подъезде, за дверью: Но когда температура падала до минус четырнадцати, они знали, что если останутся на лестнице в подъезде - они умрут. Так что это падение температуры и выгоняло их, толпами, на улицы. Вот так мы и узнали об этой неведомой нам беде:

Дмитрий Савицкий: Аббат Пьер, интервью 1993 года, его воспоминания о морозной зиме 1954 года.

Голос аббата, его призыв, который он назвал "l'insurrection de la bonte", "бунтом доброты", был услышан. Так родилось движение солидарности с бездомными и бедняками. Вскоре правительство решило построить первые 12 тысяч дешевых квартир для нуждающихся.

Еще несколько строк из статьи священника Георгия Чистякова:

Диктор: "Loi du tapage, то есть закон шумихи, - так назвал он основной принцип своей деятельности: говорить о конкретных вещах , привлекать внимание страны не к проблеме, а к реальному факту и призывать людей к конкретным действиям. Движение "Эммаус", основанное аббатом Пьером, включает сегодня 350 групп в 37 странах, более 100 общин во Франции, в которые входят более 4 тысяч человек.

... Аббат Пьер давно уже прославился как неисправимый модернист. Он достаточно часто высказывается за женское священство, а в одной из последних своих книг, которую назвал своим завещанием, восклицает: "Где это в Евангелии сказано, что благодать священства должна быть забронирована за мужским полом? Говорится, что двенадцать апостолов были с Иисусом во время Тайной Вечери. Была ли там Мария, не указывается, но ничто не говорит о том, что ее здесь не было! А Церковь в те времена, естественно, была в плену у общественных нравов. Не будучи экспертом, я все же думаю, что, с точки зрения богословия, оснований не допускать женщин к таинству священства, кроме тех, что продиктованы условиями, в которых сформировались наши прелаты, просто нет".

Мало того - аббат Пьер не осуждает контрацепцию, особенно в связи с проблемой СПИДа, и ставит под сомнение обязательность целибата, подчеркивая, что священника нельзя принуждать отказываться от брака, ставя его перед выбором: либо сан, либо семья. В 1989 году, оказавшись во время официальной встречи рядом с Папой, аббат Пьер, который был примерно на 10 лет старше Иоанна-Павла II, тут же посоветовал ему подумать о том, что в 75 лет каждый епископ подает прошение об отставке и уходит на покой. В ответ Папа улыбнулся и сказал, что об этом надо подумать.

Практически по всем животрепещущим вопросам, обсуждающимся сегодня как в светской прессе, так и в церковных кругах, этот (..) enfant terrible Римско-католической Церкви высказывается вразрез с точкой зрения своей иерархии и выступает как неисправимый анархист. И, тем не менее, он остается и католиком, и священником, и по-настоящему уважаемым в Церкви человеком".

Дмитрий Савицкий: Лишь единственный раз, в 1996 году, престиж аббата пошатнулся. Он поддержал впавшего в негационизм противоречивого интеллектуала Роже Гароди, утверждавшего, что Шоа, Холокост, это якобы миф, созданный для построения государства Израиль. Скандал был гигантский и, конечно, осложнившийся тем, что аббат Пьер поддержал своего друга Гароди. Позже аббат поддержку свою снял, заявив в газете La Croix, что "Господь и больше никто может судить о намерениях каждого". Но Аббат Пьер потерял звание почетного члена Международной Лиги Борьбы против Расизма и Антисемитизма, а архиепископ Парижский, кардинал Люстиже, попросил его перестать выступать в прессе и на ТВ.

В последние годы аббат Пьер каждый второй месяц проводит в затворничестве и молитвах в нормандском монастыре капуцинов.

Вот цитата из книги аббата Пьера "Воспоминания верующего":

"Богохульные крики, поднимающиеся с земли, не направлены против Истинного Бога, Бога Любви. Крики эти брошены в лицо фальшивым богам, выкованным эгоизмом, лицемерием и политическими интересами. Единственно настоящее богохульство, это богохульство против Любви".

Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня - Василий Жуковский.

Борис Парамонов: Василий Андреевич Жуковский (1783 - 1852) - совсем уж бесспорный европеец: человек, переведший на русский язык громадный корпус европейской поэзии. Жуковский переводил Гете и Шиллера, перевел "Одиссею", бесчисленных Ленор, Ундин и Шильонских узников. Считается, что перевод - основное его поэтическое достижение, что он был и остается лучшим переводчиком стихов в России. Разве что Лозинский его преодолел (у Блока есть такая запись в Дневниках). Культурное значение Жуковского бесспорно. Раньше считалось также, что без Жуковского не было бы Пушкина, но генезис Пушкина, конечно, много сложнее. Бесспорно, однако, что знаменитая пушкинская строка "как гений чистой красоты" - из Жуковского, из его статьи о Мадонне Рафаэля. Общность Пушкина и Жуковского - не в сравнительной поэтической значимости одного и другого, а в тождественности культурного типа.

Георгий Федотов указал на этапы русского просвещения в его связи с российской государственностью. Жуковский и Пушкин оба принадлежат тому этапу русской культурной истории, когда государство и культура были еще едиными, и объединяла их как раз совместная борьба за просвещение, за европеизацию России. Это единство рушилось в феномене декабристов. Но именно Жуковский и Пушкин это единство сохранили, хотя и по-разному: Пушкин, по словам того же Федотова, стал певцом империи и свободы, давшим высший синтез трагических антитез (его "Медный всадник"); на уровне гениальности (случай Пушкина) вообще все противоречия преодолеваются; Жуковский же, гением не будучи, был и остался спокойным и умеренным конформистом-консерватором, автором гимна "Боже, царя храни", слугой царя, даже в какой-то степени "отцом солдатам".

Даниил Хармс в своих абсурдистских "Анекдотах из жизни Пушкина" подносит эту тему так: Пушкин любил Жуковского и по-приятельски называл его Жуковым. Обэреут попал в самую точку: в ипостаси (маршала) Жукова Жуковский - это "Певец во стане русских воинов": хит или, уместнее сказать, боевик времен войны 1812 года, вызвавший патриотическое воодушевление у бойцов Отечественной войны, будущих победителей Наполеона.

Сей кубок чадам древних лет!
Вам слава, наши деды!
Друзья, уже могучих нет,
Уж нет вождей победы.
Их домы вихорь разметал,
Их гробы срыли плуги,
И пламень ржавчины пожрал
Их шлемы и кольчуги.

В этих стихах есть энергия, сильные сочетания слов, искусные аллитерации, по-нынешнему сказать экспрессивность: эти "чада древних лет", "пламень ржавчины", архаические "домы" и "гробы". Сегодня положительно реагируешь именно на ощутимую архаику этих и подобных строчек, хотя считается, что Жуковский вместе с Карамзиным как раз противостоял тогдашним архаистам, придал русскому стиху "легкость".

И вот необожатель
Подсолнечных сует
Стал верный обитатель
Страны духов поэт.

Это звучит почти авангардистски, напоминает опять же обэреутов, Заболоцкого, пошедшего в восемнадцатый век, стилизовавшего архаику державинской школы, чуть ли не адмирала Шишкова. Непосредственные следы Жуковского чувствуются, однако, у Константина Вагинова. Вообще старинные речения и письмена (а первая половина 19-го века для нас уже старина) приобретают сегодня неожиданное эстетическое звучание. Вот из прозы Жуковского, из его статьи "Что будет?", написанной в январе 1848 года, за полгода до серии европейских революций:

"Аристократия уступила среднему состоянию, говорят новейшие историки, среднее состояние должно уступить народу. Что же этот народ, если исключить из массы его класс привилегированный и класс средний? Толпа пролетариев, которым нужно иметь чужое, дабы иметь что-нибудь свое. (:) повсеместное губительное разрушение произведено доктринами разврата в народе необразованном, в толпе работающих и бедных, где царствует нужда, огорчающая душу, где живут только для того, чтобы не уронить с плеч тяжелого бремени жизни, где завистливо смотрят с голого бесплодного берега на море наслаждений, в котором роскошно купаются избранники счастья".

Жуковскому не приходило в голову, что "толпа пролетариев", "толпа работающих и бедных" действительно нуждается в облегчении своего бремени. Сегодня смешно опровергать музейные мнения, но всякий музей интересен эстетически.

Пушкин назвал Жуковского "чертовски небесной душой". Что это значит? Бесспорно, это относится к тематике его стихов, переводных и оригинальных: вся эта колдовская сказочность. Вот это как раз то, что делает Жуковского устарелым, неинтересным для сегодняшних любителей поэзии. В тогдашней поэзии господствовал нарратив, повествование, сюжетность, - недаром был тогда термин "повести в стихах". Преодолел это опять же Пушкин, спародировавший сюжетность в "Евгении Онегине", перенесший центр тяжести в "отступления", в движение самого стиха. "Медный всадник" отнюдь не повесть, это столкновение символов, символическая стихотворная драма.

Живой ли поэт Жуковский? Сегодня, конечно, нет. Мне кажется, что он и своего времени не пережил, как, скажем, Баратынский. Тем не менее, у Жуковского были очень значительные ценители, например Блок. У него есть статья по поводу книги академика Веселовского "Поэзия чувства и сердечного воображения". Видно, что Блока привлекала тематика Жуковского, Блок нашел у него нечто созвучное своему культу Прекрасной Дамы. Прославленная печаль и меланхолия Жуковского сродни молодому Блоку.

"Лунный луч отражался в слезе, катящейся по лицу блаженного любовника; а он задумчиво мечтал об идеале бесплотной любви и загробной жизни; мечтал о "дружбе-влюбленности", переплетая с ней идеи "тихой святой дружбы".

Такая дружба связывала в молодости Жуковского с рано умершим Андреем Тургеневым. Читая цитированные и пересказанные Блоком куски из книги Веселовского, нельзя не вспомнить Манилова, мечтающего о том, как государь, узнав о пламенной его дружбе с Чичиковым, пожалует их генералами. Жуковский действительно получил генеральский чин статской службы, состоя учителем русского языка многочисленных немецких принцесс при петербургском дворе и воспитателем наследника престола.

У Блока Прекрасная Дама сменилась Незнакомкой с чертами проститутки. Жуковский не зашел так далеко: он не проституток любил, а невинных девочек, например, свою малолетнюю племянницу Машу Протасову, даже хотел жениться на ней, что с негодованием отвергла ее мать, сводная сестра Жуковского. Он женился в возрасте 58 лет на семнадцатилетней немочке. У них родилось двое детей.

Поэзия есть Бог в святых мечтах земли.

Иван Толстой: Полвека назад скончался Томас Манн. В Чехии помнят малоизвестные страницы его биографии, когда выдающийся писатель с семьей принял чехословацкое гражданство. Рассказывает Нелли Павласкова.

Нелли Павласкова: Автор книги "Мой город Просеч и Томас Манн" - девяностолетний профессор, доктор медицинских наук и бывший руководитель пражской клиники Детской хирургии Вацлав Войтех Тошовский, автор нескольких романов из жизни медиков. В 98 году Тошовский был возведен в звание Рыцаря чешского медицинского сословия, награжден медалью президента республики, а в двухтысячном году стал почетным гражданином города Просеч, маленького городка на Чешско-моравской возвышенности, спасшего в 35 году братьев Манн и их семьи. О положении в Германии в середине тридцатых годов автор книги пишет:

Диктор: Антифашисту Томасу Манну становится ясно, что его жизнь и жизни всех членов его семьи находятся под угрозой. Он не может больше жить в Германии. Это только вопрос времени, когда Гитлер их всех уничтожит. Единственное спасение - немедленно уехать за границу. Но это не так просто. Чтобы получить политическое убежище, необходимо сначала добиться получения гражданства. Без гражданства семью Манна ожидает жизнь изгоев и нелегальных эмигрантов, которые будут немедленно возвращены третьему рейху, как только нацисты этого потребуют. Таковы были законы тогдашнего времени. Поможет ли ему немецкоговорящая Австрия? Или Швейцария? Нет, не помогут: они боятся могущественного и опасного соседа. Найдет ли он помощь у великих демократических западных держав? Ведь произведения Манна там издаются бесчисленными тиражами и пользуются огромным успехом у читателя. Но ничего такого не произошло. Не помогли ему и его собственные немецкие родственники, живущие в чешском городе Либерец. Потому что именно в Либерце, где было скопление судетских немцев - нацистов, проходили ненавистнические выступления против писателей - братьев Манн.

Нелли Павласкова: Томас Манн покинул родную Германию уже в 1933 году, через десять дней после прихода Гитлера к власти. Все страны отказывались дать гражданство ему и его семье. И вдруг помощь приходит из населенного пункта, о существовании которого великий писатель и понятия не имел. Городок Просеч был действительно крохотным и незаметным, но там жили люди с большим сердцем, много просечских земляков уже раньше стали известными писателями, врачами, фабрикантами. Одним из них были Рудольф Флайшманн, хозяин преуспевающей фабрики по ручной вышивке белья. Это он однажды пришел к старосте городка Просеч и предложил ему помочь немецким писателям. Дело в том, что прежде чем получить гражданство, надо было добиться того, чтобы какой-нибудь населенный пункт Чехословакии дал беженцу так называемое "право на родину". Предоставления этого права для семьи Манн добивалась у правительства и пражская интеллигенция - например, известный патологоанатом профессор Карел Вагнер, которого в 39 году гестапо пришло арестовать за поддержку немецких беженцев. Но он к тому времени уже умер. Сохранилась фотография братьев Манн с профессорами Вагнером и Козаком с философского факультета Карлова университета. Немалую роль в деле помощи Манну сыграл и католический священник из Просеча Алоис Ержабек, высокообразованный теолог, хорошо знающий творчество Томаса Манна и особо почитающий его тетралогию "Иосиф и его братья". Но главная заслуга принадлежала Рудольфу Флайшманну и старосте городка Яну Геринеку, сумевшего убедить городской совет предоставить право на родину Томасу и Генриху Маннам и их семьям. Не все члены совета городской ратуши были в восторге от этого предложения: "На границе нашей страны стоит немецкая армия. А мы должны принять сразу две бежавшие немецкие семьи? А что если это не временно, а навсегда?" Но староста Геринек задушил в зародыше все эти дебаты: "Вы хотели бы, чтобы они попали в лапы нацистов? Хотите опозориться на весь мир?" Наконец, Совет одобрил предложение старосты двенадцатью голосами из 16 присутствующих. Так, Томас Манн стал гражданином Просеча. В своих воспоминаниях об этом он пишет:

Диктор: Однажды к нам в дом пришел человек из маленького чешского городка. Он предложил мне от имени этого городка бедных домовладельцев и производителей трубок, городка вышивальщиц белья и мелких ремесленников стать их гражданином, принять от них право на родину, что было обязательным условием для получения чехословацкого гражданства. Право на родину в горном городке на Возвышенности между Чехией и Моравией. Право на родину для меня, для Кати, для Клауса и Гола и для моих несовершеннолетних детей".

Нелли Павласкова: Просеч дал право на родину Томасу Манну, его жене и трем детям в августе 36 года, а дочери Монике в марте 37 года. Его брату Генриху Манну уже в августе 35 года. Чехословацкое гражданство Томас Манн получил девятого ноября 36 года, десятью днями позже лауреат Нобелевской премии принес присягу гражданина Чехословацкой республики. Через месяц Германия лишила его немецкого гражданства, а философский факультет Немецкого университета в Праге сообщил писателю, что вычеркивает его из списка почетных докторов. Свое отношение к Третьему рейху и его культуртрегерам Манн выразил в книжечке "Ответ", произведшей фурор во всем мире. В Праге ее издал поэт и драматург Отокар Фишер, переводчик произведений Томаса Манна.

Во время войны и оккупации Чехословакии гестапо искало в архиве города Просеч документы о предоставлении право на родину Томасу Манну и его семье. Но ничего не нашло - предусмотрительный староста Геринек вовремя сжег все документы. Восемь раз его допрашивало гестапо о Манне, допрашивало и его заместителя, почтмейстера Камила Фритца, но они ничего не сказали гестапо и не выдали город. О том, как приехал Томас Манн в Просеч, рассказывает автор книги профессор Тошовский.

Профессор Тошовский: За несколько дней до 12 января 37 года Рудольф Флайшманн прибежал к почтмейстеру Камилу Фритцу и сообщил, что в этот день в Просеч приедет из Праги Томас Манн и придет к нему на чашку кофе. И действительно, 12 января в Просеч приехали Томас Манн, его жена Катя и сын Голо в сопровождении профессора Козака и Рудольфа Флайшманна; сохранились и фотографии этого дня. Мария Фритцова приветствовала гостей в своем доме, пришел и староста Ян Геринек, члены городского Совета, журналисты и кинематографисты из Праги. Там был и я со своей мамой. Я как раз закончил медицинский факультет университета. Мама напекла пирожки с маком, и мы понесли их к Фритцу. И там, услышав, что я только что стал врачом, Томас Манн подарил мне свою книгу "Будденброкки" и сделал на ней надпись мне на память. Я вспоминаю, как очень просто и скромно вел себя знаменитый писатель, и с какой лаской он на меня смотрел; его книгу я храню все эти долгие годы, почти семьдесят лет, и часто к ней возвращаюсь. После угощения в семье Фритц писатель отправился в Городскую ратушу, туда он должен был продираться сквозь толпу своих просечских поклонников. Каждый хотел пожать ему руку и получить автограф. Были произнесены торжественные речи, и Томас Манн от всего сердца поблагодарил город за помощь. Потом граждане города и гости расписывались в памятной книге города, Томас Манн подарил городу несколько своих книг и две тысячи крон, на которые был разбит в городе парк имени братьев Манн. Старосте Яну Геринеку Томас Манн подарил свою книгу "Иосиф и братья его", которую староста должен был в начале оккупации с тяжелым сердцем сжечь вместе с другими документами, свидетельствующими о связи города с писателями братьями Манн.

Нелли Павласкова: О своем отношении к Чехословакии и Праге Томас Манн написал:

Диктор: Я навсегда связан с немецкой национальной культурой. Следствием моего незнания красивого, но трудного чешского языка, стало то, что я, к сожалению, не смог глубже познакомиться с чешской национальной литературой. Ее место заняла у меня чешская музыка. Я любил Сметану и Дворжака за их выразительное, яркое национальное начало и потрясающую меланхолию, позже проявившуюся и в музыке Яначека и Вайнберга. В немецких переводах на меня оказали воздействие и многие произведения чешской литературы. Но особенно - немецко-чешские поэты, Рильке, Кафка, Верфель, которым я обязан пониманием особой атмосферы Праги, странным образом сочетающей модерн с почти сказочной романтикой, оказывающей влияние на поэтическое творчество. В духовной, поэтической области Прага создала ценные и неповторимые сокровища. В воздухе и в почве этого старинного города витает что-то поэтическое, волнующее и живописно-фантастическое. И снова здесь подтверждается правило, что верность своей стране не является обязательной противоположностью международного европейства.

Нелли Павласкова: Томас Манн оставался гражданином Чехословакии до 23 июля 44 года, в этот день он стал гражданином США. Писатель скончался в Цюрихе 12 августа 1955 года. Его брат Генрих Манн никогда в Просече не был, но оставался гражданином Просеча до 1950 года.

Иван Толстой: Вторая половина лета - время оперных фестивалей, которые проводятся во всем мире. Самые известные из тех, которые проходят под открытым небом - в Зальцбурге, Вероне, Брегенце. Здесь традиционно делается упор на зрелищность постановок, красочность декораций и костюмов, а в последнее время все более и более - на внешний вид исполнителей. Нередко красота лица и стройность фигуры солистов становятся едва ли не более важным фактором для продюсеров, чем вокальные данные. Эксперты отмечают, что истоки такой перемены отношения к оперным артистам следует искать в кинематографе - в оперных экранизациях. Слово - Марьяне Арзумановой.

Марьяна Арзуманова: Поговорим об оперных экранизациях. Этом довольно редком жанре. О режиссерах, вокалистах и артистах. О том, что в кадре и за кадром. Писатель Петр Вайль.

Петр Вайль: Опере, за последние 200 лет, несколько раз предрекали кончину. Условность этого жанра раздражала и коробила многих. Ведь в обычной жизни люди не поют, общаясь друг с другом. Не говоря уже о том, что, например, крайне затруднительно петь с ножом в груди, и хорошо петь - громко, заливисто, долго. Нелепость этого общего допущения и несуразности либретто искупались красотой музыки и вокала. Это несомненное преимущество было сильно подорвано изобретением звукозаписи. Красота оставалась, а коротконогого Альфредо перед пожилой Виолеттой не было видно. Сценическую оперу опять стали хоронить. С появлением кино, а затем и телевидения возникли новые сложности. Пышные пенсионеры снова оказались на виду, теперь уже непосредственно конкурируя с прекрасными юными звездами обычных фильмов. Тогда и возникла практика - поет один, играет другой. Даже на самых великих, вроде Джилья и Карузо не хотелось смотреть по полтора часа. Традиционная опера ощутила кризис. Ей надо было выживать, делаясь менее условной и более жизнеподобной. И она изменилась. Изменилась поразительным образом, изменив своих солистов внешне. Произошло нечто, казавшееся невозможным, почти мистическое. Сопрано и теноры стали на глазах молодеть и худеть. Ну, молодеть это еще понятно - вопрос режиссерского выбора. Но полнота всегда объяснялась гормональными, физиологическими, то есть, объективными причинами. Рассказывается поучительная история о том, как загубила свой голос желавшая резко похудеть Мария Каллас. Но на экране стали одни за другими возникать стройные красавицы и красавцы. Тереза Стартос, Пласидо Доминго, позже - Анжело Георгио, Анна Нетребко, Хосе Кура, Роберто Аланья. Они, естественно, поют на экране сами. А внешне не уступают кино-кумирам. Выражаясь по-марксистки, опера ответила на социальный заказ. Вызванный требованием правдоподобия и господством визуального образа. Сладкоголосый толстяк Паваротти сейчас уже почти музейный экспонат.

Марьяна Арзуманова: Наталья Анастасьева - художественный руководитель и режиссер Маленького Мирового Театра.

Наталья Анастасьева: Мне нужна была однажды очень толстая певица. Я не смогла ее найти. Они все стали очень худенькие, следящие за собой. Во-первых, я актриса, во-вторых - певица. То есть какой-то синтез произошел. Может быть потому, что режиссура в опере в 20 веке стала развиваться большими темпами. Раньше это было не так важно. Главное был сладкозвучный голос. Актеры подтягиваются и стремятся к совершенству не только своего вокала, но и своего тела тоже.

Марьяна Арзуманова: С какими профессиональными сложностями сталкивается режиссер, решившийся на экранизацию оперы? Алексей Парин - музыковед, оперный критик.

Алексей Парин: Самая главная проблема - проблема развернутой арии, в которой действие замедляется. Это такое ретардандо. В этом месте либо открывается глубина конфликта между персонажами, либо раскрывается внутренний мир персонажа. И если в театре сегодня режиссеры с этим научились обращаться и через язык тела очень подробно все это рассказывают, и в театре нам все это интересно, то в кино такая вещь (хотя кино и приучило нас к тому, что глубокий поиск психологии персонажа может статично вестись тоже), это главная проблема. Главная проблема, что у музыки свои законы, и эти законы не всегда могут быть обслужены законами кино.

Марьяна Арзуманова: Расцвет жанра фильм-оперы пришелся на 50-70-е годы, и все музыкальное кино наследие создавалось буквально несколькими кинорежиссерами.

Наталья Анастасьева: Первым мне приходит в голову Дзефирелли, который одинаково хорошо и ставил оперы и делал фильмы-оперы блестящие. Еще можно назвать Панеля.

Алексей Парин: Франко Дзефирелли, безусловно, корифей, и "Травиата" его совершенно безупречна, можно сказать, что он открыл заново это произведение. Есть Джозеф Лоузи с "Дон Жуаном", и этот фильм во многих отношениях можно назвать великим. Хотя там как раз проблема арии очень остро стоит. Она во многих случаях, действительно, вызывает легкое поеживание. Есть, конечно, Франческо Рози с его фильмом "Кармен", в котором тоже многие проблемы очень удачно обойдены, и мне кажется, что очень важно, чтобы режиссеры в кино поняли, что опера не может являться реалистическим жанром. Она чужда реализму.

Марьяна Арзуманова: В фильме "Каллас навсегда" главную роль сыграла Фанни Ардан.

Диктор: Каждую арию я повторяла, как проклятая, чтобы быть уверенной в правильности мимики. Я слушала пленку с записью голоса Каллас повсюду - в поездах, в самолетах, в такси, в ванной. Я знала, что когда Франко скажет: "Мотор!", адреналин в крови сразу подскочит. Поэтому было необходимо, чтобы эти арии стали моей второй природой. По идее из скромности я не должна говорить этого, но в то же время моя актерская гордость - Хабанера. Франко заставил меня петь все арии с начала и до конца без всяких сокращений. Мы сняли всю сцену целиком, одним куском. И я пела по-настоящему в полный голос, чтобы создалась эта иллюзия, чтобы вибрировал каждый мускул.

Наталья Анастасьева: В фильме есть возможность делать много дублей. Здесь как раз самое главное отличие сиюминутного оперного процесса от процесса фильма. Режиссер магически соединяет при помощи монтажа все это в волшебный мир, который живет в веках с нами.