Открытие Всемирного газетного конгресса в Кремле снимали десятки камер. За кадром новостей главных российских каналов, в результате, осталось: и незапланированное исполнение музыкального наследия Петра Ильича Чайковского, и длинная речь умницы Владимира Спивакова, который явно не собирался говорить владельцам газет о врагах, друзьях и морали, но пришлось заполнить и не музыкальную паузу. В репортажи о событии не прорвалось недоуменное настроение зала, в котором 1700 человек со всего мира нервно дожидались приветствия главы пригласившей их страны.
Многие коллеги даже не удивились, что все дневные выпуски новостей федеральных каналов обошлись без упоминания о скандальной выходке нацболов, которые, проникнув в зал, раскинули транспоратанты, раскидали листовки и кричали: «Путин – палач Беслана!». Одной неудобной картинке «из ряда вон», за которой обычно гонится падкое на зрелище телевидение, на каналах предпочли другую сочную, но удобную, картинку – сенатор в наручниках.
Шесть часов национальное телевидение России делало вид, что в Кремлевском дворце прошло чинное заседание Конгресса с элементами мягкой критики. Осанистые и уверенные корреспонденты рапортовали о том, что Россия выиграла борьбу за право проведения Всемирного форума у Шанхая и Гетеборга. Рассказывали, как улетучиваются стереотипы у иностранных гостей по поводу состояния свободы слова.
Ко времени выхода основных вечерних выпусков, видимо, где-то наверху все-таки было принято решение: инцидент с нацболами можно обернуть в информационный плюс. И тогда плотину умолчания прорвало НТВ. В программе «Время» телевидение уже почти ликовало. «Только в стране, где существует настоящая демократия, могло такое произойти», - с удовольствие констатировал репортер, ссылаясь на гостей конгресса.
Президент WAN господин О, Рэлли довольно жестко сказал, что в России олигархический контроль над прессой сменился государственным контролем. У президента Путина информация была другая, и он уверил собравшихся, что доля государства в капитале российских СМИ неуклонно снижается. Поэтому проблема свободы слова не так остра, как полагают во Всемирной ассоциации газет. Кто прав - зависит от того, как считать и что иметь в виду под словом «контроль»?
Вот, например, Первый канал – государственный или нет? По форме собственности – нет, потому что контрольный пакет (51%) – у государства, а 49% - вроде у частного капитала. А НТВ? НТВ тоже, между прочим, акционерное общество со всеми признаками частника, если, конечно, забыть в какой холдинг эта телекомпания входит и кто основной владелец «Газпром - медиа». Какими прикажете считать некоторые областные или муниципальные телерадиокомпании, в учредителях которых состоят родственники мэров, губернаторов или их близкие бизнес – друзья, а на местного кабельного оператора или рекламодателя можно просто «нажать»? Это государственный контроль или все-таки нет? Есть еще один непростой вопрос. Если телевидение управляется рейтингом, не оказывает ли оно исключительное рыночное давление на гражданина, ограничивая его свободу, как свободного потребителя, навязывая унифицированное содержание для унифицированной массы?
Наконец, как оценить анонимные и невидимые механизмы скрытой цензуры, недомолвок и умолчаний? Как в случае с освещением Конгресса, например. И чем негласный список запретных тем и неудобных персонажей лучше, чем олигархические информационные войны? Государство же – вроде не олигархи.
Вообще под словом «государство» в России принято понимать разное. Если вам нужно отличить одно государственное телевидение от другого государственного, то сморите федеральные новости. «Если, кроме Путина, в выпуске есть Иванов - то это Первый. Если Медведев – то это «Россия». Если оба сразу – то НТВ». Шутка такая.
Многие коллеги даже не удивились, что все дневные выпуски новостей федеральных каналов обошлись без упоминания о скандальной выходке нацболов, которые, проникнув в зал, раскинули транспоратанты, раскидали листовки и кричали: «Путин – палач Беслана!». Одной неудобной картинке «из ряда вон», за которой обычно гонится падкое на зрелище телевидение, на каналах предпочли другую сочную, но удобную, картинку – сенатор в наручниках.
Шесть часов национальное телевидение России делало вид, что в Кремлевском дворце прошло чинное заседание Конгресса с элементами мягкой критики. Осанистые и уверенные корреспонденты рапортовали о том, что Россия выиграла борьбу за право проведения Всемирного форума у Шанхая и Гетеборга. Рассказывали, как улетучиваются стереотипы у иностранных гостей по поводу состояния свободы слова.
Ко времени выхода основных вечерних выпусков, видимо, где-то наверху все-таки было принято решение: инцидент с нацболами можно обернуть в информационный плюс. И тогда плотину умолчания прорвало НТВ. В программе «Время» телевидение уже почти ликовало. «Только в стране, где существует настоящая демократия, могло такое произойти», - с удовольствие констатировал репортер, ссылаясь на гостей конгресса.
Президент WAN господин О, Рэлли довольно жестко сказал, что в России олигархический контроль над прессой сменился государственным контролем. У президента Путина информация была другая, и он уверил собравшихся, что доля государства в капитале российских СМИ неуклонно снижается. Поэтому проблема свободы слова не так остра, как полагают во Всемирной ассоциации газет. Кто прав - зависит от того, как считать и что иметь в виду под словом «контроль»?
Вот, например, Первый канал – государственный или нет? По форме собственности – нет, потому что контрольный пакет (51%) – у государства, а 49% - вроде у частного капитала. А НТВ? НТВ тоже, между прочим, акционерное общество со всеми признаками частника, если, конечно, забыть в какой холдинг эта телекомпания входит и кто основной владелец «Газпром - медиа». Какими прикажете считать некоторые областные или муниципальные телерадиокомпании, в учредителях которых состоят родственники мэров, губернаторов или их близкие бизнес – друзья, а на местного кабельного оператора или рекламодателя можно просто «нажать»? Это государственный контроль или все-таки нет? Есть еще один непростой вопрос. Если телевидение управляется рейтингом, не оказывает ли оно исключительное рыночное давление на гражданина, ограничивая его свободу, как свободного потребителя, навязывая унифицированное содержание для унифицированной массы?
Наконец, как оценить анонимные и невидимые механизмы скрытой цензуры, недомолвок и умолчаний? Как в случае с освещением Конгресса, например. И чем негласный список запретных тем и неудобных персонажей лучше, чем олигархические информационные войны? Государство же – вроде не олигархи.
Вообще под словом «государство» в России принято понимать разное. Если вам нужно отличить одно государственное телевидение от другого государственного, то сморите федеральные новости. «Если, кроме Путина, в выпуске есть Иванов - то это Первый. Если Медведев – то это «Россия». Если оба сразу – то НТВ». Шутка такая.
