Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Кирилл Кобрин.
Андрей Шарый: Плюсы и минусы Единого государственного экзамена я обсудил с обозревателем Радио Свобода, историком и университетским преподавателем с 15-летним стажем работы Кириллом Корбриным.
Кирилл Кобрин: В кризисе вообще находится не только российская, а мировая система, как исторического образования, так и проверки знаний, и экзаменационной системы. Первая причина - это кризис в той области знаний, которую мы называем историей или историографией. Она размывается как таковая, заменяя социальные антропологии экономическими штудиями, исторической психологией и многими другими вещами. Но вот той истории, которую преподавали, грубо говоря, при Ключевском, в высоком научном смысле не существует. В России в силу этого псевдонационального возрождения, которое сейчас происходит, вставание с колен и прочее, прочее, история становится таким очень важным полем идеологической борьбы. Поэтому она сохраняется в своем законсервированном виде, в том виде, в котором она должна была быть в эпоху романтизма, в эпоху национальных государств.
Есть и вторая причина. Эта причина связана с совершенно банальным отсутствием здравого смысла. Когда я учился (уж извините за эти воспоминания) я на первом курсе истфака, у нас был экзамен после одного из семестров, который включал в себя историю первобытного общества и Древнего Востока. Там было 86 билетов и, соответственно, почти 170 вопросов. Естественно, ни выучить это, не понять это совершенно невозможно. Вся советская система, по крайней мере, гуманитарная была перегружена информацией, невероятно перегружена информацией. Конечно, несчастные эти студенты и школьники, которые учили ее, долбили, сдавали и забывали мгновенно. Эта система была плохая. Но сейчас то, что предлагают, Единый государственный экзамен, может быть, с каких-то прагматических точек зрения эта система и неплоха. По крайней мере, ученики будут знать, что монголо-татарское иго было, например, до Ивана Грозного. Для ныне живущих в России людей это совершенно не очевидная вещь. Но вы понимаете, что закономерность объять невозможно.
Андрей Шарый: Еще есть одна проблема - это борьба с коррупцией в сфере образования, высшего и среднего образования. ЕГЭ решает эту проблему?
Кирилл Кобрин: Отчасти он нацелен на это. Я думаю, что это, наверное, шаг в правильном направлении, безусловно. По крайней мере, сфера действий коррупции смещается из низового и среднего уровня наверх. Потому что у людей, которые разрабатывают эти вопросы, которые их знают до часа Ч, который наступил сегодня, естественно, есть искушение продать этот секрет. Понятно, что этих людей меньше. И все-таки, мы же должны объективно говорить, эта опасность значительно меньше, чем опасность на низовом и среднем уровне. Тут возникает еще одна проблема. Коррупцию в средней школе и высшей школе при нынешних зарплатах победить просто невозможно.
Андрей Шарый: Похоже, что одна система натаскивания просто сменяют другую систему натаскивания, то есть точно так же, как в советской школе или советском университете, так и здесь - это попытка систематизировать, вложить просто определенный набор знаний просто для того, чтобы решить какую-то конкретную задачу. А потом вытолкнуть из себя эти знания и навсегда их забыть.
Кирилл Кобрин: Конечно, любой экзамен, как формальное испытание, не свободен от натаскивания. Безусловно, всегда люди будут готовиться точно таким же образом, пока существуют экзамены. Речь идет о степени этого натаскивания и на что натаскивают. Здесь нужна какая-то комбинация - формального подхода и подхода неформального. Во многих западных университетах существует экзамен в виде эссе. Люди пишут эссе - такие сочинения на какую-то тему. Частично это не удовлетворительный способ, но все-таки, может быть, в совмещении каких-то различных элементов есть смысл. Главное - полагаться на здравый смысл и больше ничего.
Андрей Шарый: Мне при всех издержках западной системы, некоторой ее механистичности, она кажется несравнимо более легкой и правильной. Прежде всего, потому что она легко подключает среднюю школу к высшей школе, то есть ты лишаешься необходимости сдавать еще повторные экзамены для поступления в университет.
Кирилл Кобрин: С точки зрения инструментальной, безусловно, это проще. Это сразу втягивает школьников в область высшего образования. Но не забывайте, что все-таки в британской системе, да практически во всех западных системах школу-то заканчивают в 19 лет, а не в 17. Это очень важная разница. Поэтому в рамках такой системы, может быть, эти вещи и работают. Плохо, но работают.
Что касается российской системы. Я не специалист по системе образования. Я сейчас говорю с точки зрения человека, работавшего там и сейчас наблюдающего пристально и внимательно за тем, что там происходит. Мне кажется, что это результат незавершенный и фактически не совершенной системы образования. Когда все эти попытки перевода на бакалавриаты или 11-летнее образование школьное, они на полпути заедали, останавливались, возвращались назад. В результате возникла чудовищная каша. Когда мы смотрим на западную систему образования, там кажется тоже все очень пестро, но она очень продумана, потому что там есть государственные, там есть муниципальные какие-то учебные заведения, есть частные учебные заведения. В каждом из них есть логика. В России нет этой логики.
Андрей Шарый: Есть еще один аспект во всем этом - идеологический или идеологически-патриотический. Есть якобы опасность расплескать, потерять наследие классического русского или советского образования. Оно вообще существует?
Кирилл Кобрин: Начнем с того, что это, конечно, классическая система или традиция классической системы немецкого образования. Потому что гимназия, из которой выросло советское образование при Сталине, это немецкая классическая система, которая создавалась в XIX веке одновременно с университетской системой, так называемой университет Гумбольдта. Она соответствовала идеально тем условиям и необходимости, которые были в XIX - начале XX века. В этом случае и Россия - это поддержание существования империи и высшего слоя империи благодаря системе знаний, основанных на классической формуле - латынь, древнегреческий. В ХХ веке все претерпело очень серьезные изменения. Попытка вернуться к таким системам, к классическим, чисто по-человечески она мне очень нравится, и как профессиональному историку она мне нравится, но объективно этого не может быть. Все-таки идея элитарного гимназического образования и идея всеобщего образования в гигантской стране - это абсолютно несовместимые вещи.
